В «Мёртвых астронавтах» Вандермеер достиг уровня, когда перестал делать вид, что всё это ещё как-то можно расшифровать. Можно только воспринимать как абстракцию, наслаждаясь её эмоциональным эффектом. (Мне понравилось.)
Хотя не сомневаюсь, где-то у него есть схема, которая вообще всё объясняет.
Персонажи «Другой химии» — «растения», по-своему преодолевающие ту пропасть, что отделяет их от людей. Невозможность настоящей близости с другими. Каждый из них отличается, и именно поэтому оказывается замешан в события истории.
Их жизни — это ещё и окошки в то, как устроен та версия нашего мира. От начала века до его конца.
«Чужие» героев отличаются тоже — одна специфическая черта объединяет их, таких разных, одно специфическое желание делает их непохожими на прочих «чужих». Тех, что замкнуты на переработке реальности в принципиально новую информацию.
«Чужие» — такие же герои этой истории, как и их «растения». То, что мы зовём «чужим», хочет быть видимым не меньше нас самих.
Быть увиденным хоть раз по-настоящему.
«Чужой» Елены по-прежнему таился на глубине. Он даже перестал стучать в стеклянную стену, хотя книжный хаос, что он чувствовал каждый день, как только Елена входила в кабинет, привлекал его почти нестерпимо. Это не была эмоция, это была жажда, о которой много могут рассказать «растения»; такая острая необходимость выплеснуть, выдохнуть, извлечь из себя идею, образ, действие, которая почти убивает тебя, не даёт дышать, давит на череп изнутри и сводит судорогой пальцы. Эта жажда — это переживания «чужого», но они отдаются в человеке и выливаются в приступ.
Но даже на своей глубине «чужой» продолжал шпионить за жизнью Елены — как поступали все его сородичи, собирая впечатления для «выдоха». Он внёс в свой каталог человеческих натур хозяина квартиры и знал о том больше, чем знала Елена. «Чужой» знал: очень скоро ей понадобится его помощь, так что он копил силы.
В то же время «чужой» хозяина дома уже почти подготовился к своему «выдоху». Для него это был медленный подъём из глубины, сытое впитывание информации, тщательно собранной за время отдыха. И в этот раз ему не пришлось долго искать объект приложения своих творческих усилий.
У этого «чужого» был особый взгляд на мир, ещё более сумасшедший, чем у «чужого» Елены или у некоторых прославившихся «растений». И, чуя сопротивления своего носителя, он немного ускорил «выдох», чуть-чуть подкорректировал расписание и явился в мир до того, как хозяин квартиры успел ему помешать. Хотя по правде, никакие усилия не могли бы сдержать жажды, что питала эту тьму.
«Капли дождя» — тот самый рассказ про Республику, который был написан до основного текста и на БК с темой «Письма и билеты». И там действительно есть и письма, и билеты. И верстать контрольные купоны к последним было для меня отдельным удовольствием. (Невероятно, что больше всего я обожаю то, что люди часто не любят — редактирование и вёрстку.)
Рассказ открывает и на текущий момент закрывает арку двух второстепенных героев «Предсказания признаков».
Поскольку создан он в грустное время, то темой оказался проблеск надежды меж туч. Вечный дождь, что смывает печаль.
Марена должна лечь в крипту и уснуть волшебным сном на десятки лет, чтобы её искра подпитывала волшебство её семьи. Таков упырский дар чаровского рода Стрельцов. С самого детства Марену стерегут, и для неё поездка на практику в глушь — целое приключение.
Наверное, судьба существует, именно в этой глуши посреди нигде она встречает исторагента Леоша Змия, бредящего Событием, изменившим мир, лабиринтом, в котором родилось волшебство, и вечным дождём, что девятьсот лет не затихает над лабиринтом.
Лабиринт — либо смертельная ловушка, либо единственный выход, зависит от того, во что веришь. И, может быть, «те, кто пролагают меж нами границы, будут смыты этим дождём».
«Так тому и быть» в сборнике — единственный мой честный* ретеллинг, написанный в то время, когда такого жанра у нас не было, на… что это было? мини-проза? на тему, выданную БГ — «Пространство света».
Я испытываю к этому сюжету ностальгическую привязанность (потому что про любовь 😀, видимо… и потому что декорации истории в моём восприятии похожи на странный старый фильм, и потому что ретеллинг по сказке, которую я до сих пор люблю, и, возможно, она вообще такая единственная).
«Герда, Кай и Снежная королева живут во лжи, любовный треугольник убьёт кого-то из них троих. Художник Хэнс Эндер пишет картину, в которой селится настоящая пустота. А мусорщики, разгребающие огромную свалку столетней давности, верят: где-то в её глубине прячется ПроСвет, Пространство света. Место, полное людей и их свершившихся желаний, дорога к миру мечты.
И когда Герда теряет любовь, а Хэнс — надежду, ПроСвет загорается для них далеко впереди».
Я написала фантдетектив, хотя во второй части не до конца уверена, потому что детектив попыталась написать впервые. Но там точно есть преступление, расследование и наказание. И фантастика (ненаучная).
«В научном институте, где с помощью игр предсказывают события и даже влияют на законы, в новогоднюю ночь убивают человека.
Среди сотрудников института такая концентрация аугментированных, какую мало где найдёшь: чаровство и техниция работают здесь на равных. И потому вмешательство в расследование специального отделения неизбежно. По стечению неприятных обстоятельств Александре Ожеговой, оборотнице, работающей в институте, навязывают участие в этом расследовании. Чему она далеко не рада: предпочла бы не искать убийцу среди своих друзей, коллег и знакомых.
К тому чем дальше, тем больше неприятного всплывает: мухлёж с отчётами института, нелегальные образы, замшелые традиции, всё ещё способные испортить людям жизнь, научное соперничество и безумные родственники Александры. Всё это как-то связано? Или же, как говорит её новоиспечённый напарник, в любом расследовании всегда слишком много информации, чтобы, в конце концов, было что отвергать?»
=======
В.: Сколько занимает работа над произведением?
О.: Работа над произведением занимает вечность.
Или так, в духе старой шутки про Винду: сколько найдёт времени, столько и занимает.
То, что превратилось в сеттинг Алхеринги, я стала придумывать лет в четырнадцать или раньше. Осталось ли что-то общее между тем, с чего всё началось, и тем, во что оно превратилось? Кажется, слово «время». Оно было и там, и там. (Но изначально это была такая типичная гностическая космогония, в которую прилично верить только подросткам. Поддельные творцы, зло и добро, бла-бла-бла.)
Сеттинг для фантдетективного романчика (по моим обычным объёмам он именно такой — с уменьшительно-ласкательным суффиксом) родился после того, как я написала одну из фальшь-рецензий, это был пост от 21 ноября 2011-года. Я сама только что узнала эту дату. Роскошно. То есть я думала, сейчас приведу обратный пример, но нет, это обычная история о том, как сильно заранее я начинаю придумывать тексты.
В общем, это было начало; что-то общее между тем, что было, и тем, что стало, существует, и больше, чем одно слово. Но по-настоящему я придумала сеттинг, когда написала рассказ по нему, это было для Прикла, это был Большой кусь… куш в конце 2023-го, и я уже знала примерно, о чём буду писать дальше. Кто герои, в чём их проблемы, чем занимаются, чего хотят. И потом — чем всё (примерно) закончится. И вот тут, да, всего-то ничего прошло по моим меркам от придумки сюжета до начала исполнения.
(Там есть романчик, есть рассказ, и будет ещё один длинный текст — когда-нибудь никогда.)
Я только редактирую быстро и с удовольствием. Я придумываю годами и пишу тоже небыстро, если только мне нужно уложиться в график (как и с «Ёксамдоном», почти 400 тызов я написала по графику за девять недель чисто набивки текста, плюс построение сюжета (и фабулы) до того и редактирование — вот сейчас). Получившаяся история мне нравится, но всё же по-настоящему, гм, метасложной её не назвать.
Правда, когда подхожу к этапу «линия событий и гоу набивать текст», я уже знаю про будущий сюжет очень и очень много. Остаётся это записать.
Но вообще с моими скоростями и дотошностью на самиздате я бы не выжила. 🤪
Одиночество непохожести, невозможности найти хотя бы второго того же человека, не идентичного, конечно же, но достаточно близко — вот это сводит с ума героя «Другой химии». Его жажда близости всегда неутолима, а ветви — как бы далеко он их ни тянул — ощущают лишь пустоту.
И когда он начинает подозревать, что всё не совсем так, что в его прошлом есть то, что он сам не может вспомнить, он, конечно же, пускается на поиски. В свой маленький (или не такой уж и маленький) квест.
Но находя других — тоже потерявших кусок своей памяти, людей, очевидно связанных с ним, он каждый раз получает отказ.
Никто не хочет помнить, как будто нечто забытое несёт в себе ещё и опасность.
Подходя ближе, одинаковые полюса тут же отталкивают друг друга.
Найти того, кто похож на тебя, и ощутить с ним близость — совсем не одно и то же.
«Я могу восстановить абсолютно всё — загрузиться из бэкапа, как сказал бы Тит. Я воскрешу «чужого» Бомбы, и Лео снова станет самим собой, его бедный разум вернётся к нему полностью. Я могу…
Я вижу себя.
…Как мне ответить на вопрос, что мною движет? Раньше это всегда был страх одиночества. Да он и остался. Жажда мести? Или может быть то, во что я никак не могу поверить до конца? То, что у меня было и было отнято?
Ведь… есть ещё кое-что, что я теперь помню — стоя перед изменчивым, подёрнутым рябью пейзажем, под проливным дождём, под палящим солнцем, метановым снегом, звёздным ураганом. Я помню, зачем звонил Третьякову — кого я хотел привести в сообщество.
(И тогда Первый добрался бы до неё — через меня. И мог бы добраться до многих и многих, у его жадности не было границ.)
Она забыла меня — на время, как и я её. Но теперь-то я помню.
Я помню также, к чему мы все подошли, к какому этапу Великого Деланья, перерождения души, кем мы становились. Помню, к чему подошёл я.
И что утратил.
И я думаю, смогу ли я обрести это снова, если потяну за серебряные нити? Кем я стану после и буду ли ещё способен на…
Не потеряю ли я что-то незаметное, но слишком человеческое, если дам «чужому» волю?»
Я загрузила на площадки новую редакцию «Другой химии», поэтому я буду периодически про неё упоминать. Чтобы зря не пропало.
Когда я её читала в этот раз, поняла, что мало что о ней помню. (Как только я решаю, что история наконец-то закончена, разум сдвигает её далеко в архив, чтобы освободить место для новых, конечно.
Забавно, в мифологии «Другой химии» «чужие» на это неспособны. Они помнят всё, для них нет ни времени, ни забвения.)
Осталось в основном вот что: тогда мне хотелось рассказать о тех, кто не вписывается. И это одиночество — тотально, потому что «растения» не могут найти общий язык не только с людьми, но и с другими «растениями». Как будто каждый из них должен расти на своей клумбе, не соприкасаясь с другими даже корнями. Каждый должен быть уникальным в своём роде.
Одиночество непохожести, невозможности найти хотя бы второго того же человека, не идентичного, конечно же, но достаточно близко — вот это сводит с ума героя «Другой химии». Его жажда близости всегда неутолима, а ветви — как бы далеко он их ни тянул — ощущают лишь пустоту.
И вдруг — вдруг — он узнаёт, что всё не так. Что у него было желаемое, и было у него отнято, а он даже не помнит об этом.
«Тогда почему вы здесь?»
«Я не знаю!»
Ложь. Я знал. Я отчётливо слышу, как лживо звучит мой последний ответ. И удивляюсь, почему доктор не понял этого. Или понял, но не подал вида? Ему был нужен мой ответ, а не то, правдив он или лжив. Он в принципе знал, с кем связывается.
А я в свою очередь знал, почему был там: в том доме, с теми людьми. Я шёл туда с одной только целью, с самого начала я знал, чего жаждет моя душа и, кажется, жаждет мой инопланетный подселенец. Удивительно, но иногда он разделял мои чувства.
И меня, и его уже много лет мучает одна и та же жажда.
И прокручивая в голове своё первое интервью с доктором, я невольно возвращаюсь к моменту, когда, должно быть, эта жажда и зародилась во мне… в нас.
Я возвращаюсь в детство.
Книга наконец-то самоопубликовалась везде, так что заключительный пост. 🙂
(Электронная версия: ридеро, литмаркет, литрес, букмейт, озон, вайлдберриз, строки, билайн
Печать по требованию: ридеро, озон, вайлдберриз
Ознакомительный фрагмент: ридеро, литмаркет, author.today)
«Люмен опять увидела клетку: в этот раз та была похожа на огромную бутыль с очень узким горлом, не из стекла, а из алмаза, двойное дно заполнено шевелящейся биогущей, из которой в иные дни рождались куски светобогов на замену частей, отданных в жертву Очагу. Люмен помнила ту левую руку, что прирастала к ней две недели, тонкие нити, протянувшиеся между кусками плоти, соединение — не шов, не осталась ни шва, ни шрама — но что-то выстроенное иначе, чем остальное тело. Что-то, что ощущалось до сих пор внутри плеча.
Память об отнятом.
Мласгал спрашивал её о руке. Он спрашивал её о глазе. И о лёгком, что было вырезано в обмен на разразившийся через сутки оглушительный ливень. Мласгал спрашивал: была ли в этом логика? Симпатическая магия? Разве за ливень должны отвечать не, например, почки или слюна?
Очаг — это жребий, ответила ему Люмен. Это судьба.
В нём есть логика — но он же и хаос. И всё это — итог квантовых вычислений.
Наша религия не случайна. Она не фантазия. Она — подробный и аккуратный расчёт.
Ведь ливень пошёл, разве нет?»
Морем всё начинается, им всё заканчивается. Оно было там всегда.
Будущее неизбежно как гравитация. Можно принять миллион законов, запрещающих гравитацию. И потом пойти на крышу небоскрёба и опробовать, как они сработали.
С будущим то же самое. Можно попытаться ненавидеть его, отсрочить, запретить, можно ждать его или бояться, приветствовать его, мечтать о нём и предпринять относительно него ещё множество самых разных действий. Даже попытаться предугадать, рискуя получить приз им. Переслегина. Одного не выйдет: избежать.
«Итак, из шлюза они вышли на берег моря.
Первого моря и последнего.»
Оно приходит — неизбежно и внезапно, как смерть к Берлиозу. Таково уж было его будущее.
Оно жестоко, если ты позволяешь себе стать ничтожеством, что его недостойно.
Но остальных — остальных оно ждёт там, где пройдут десять тысяч лет, далеко, ждёт, чтобы станцевать с нами среди звёзд, на берегу вечного моря.
«Нет следа» — история о людях в лоскутном мире киберпанка, которые стремятся к одному и тому же спасению.
Винни и его сестра Долли — пленники корпоративной лаборатории. Здесь Винни превращают в то, чем никто не хочет быть, а Долли признают дефектной.
Йоргос, аспирант-антрополог, покидает Город Университет и цивилизацию, собираясь исследовать жизнь мелкой секты. Но вскоре Университет меняется неузнаваемо, а Хенна, дочь вождя секты, увлекает Йоргоса в лес настоящих превращений.
Люмен — последний осколок Светорода, обители квантовой магии. Кто-то скажет, что она не совсем человек, а те, кто уничтожили Светород, — что не человек вовсе. Люмен разбудит рукотворное зло, чтобы обрести свободу для себя и не только.
В конце они встретятся в центре континента, в месте, где лежат начало трёх линий событий и их неизбежный исход.
Ридеро | Литмаркет | Автор.Тудей
«Добравшись до первого дерева, он схватился за него обеими руками. Казалось, не луг перешёл, а перебрался через озеро лавы по тонущим, плавящимся под ногами камням. И обратного пути уже нет: нет больше камней, лава поглотила их, сделала частью себя.
Йоргос прислонился к дереву лбом и вспомнил: он уже делал так раньше, в Университете. Повернул голову направо, как тогда, уверенный, что вот сейчас и увидит Хенну, но никого там не было. Хотя…
Чуть дальше, в шагах трёх от него, из тьмы леса выделилась тень, и звёздный свет тут же охватил её, заструился, превращая силуэт в существо сродни медведю, поднявшемуся на задние лапы. Сродни, но всё же не совсем: тёмный волос, покрывающий тело, не походил на мех, уж точно не на медвежий, и морда была плоской, зато круглые уши, и лапы с толстыми когтями, и осанка, эти опущенные плечи, смещённый центр тяжести… и то, как оно переступало с лапы на лапу… и глаза — медвежьи глаза.
И снова — никакого страха. Как и тогда, на озере — никакого страха. Напротив, уверенность, что всё будет правильно, и было правильно, и сейчас, в момент между было и будет, в момент без названия, не имеющий измерений, в точке прокола между…
Всё правильно.
Ему померещился звук: будто он, звук этот, не был поглощён инерцией воздуха, не растаял в положенное время, а хранился в каком-то… кармане и вот теперь только выбрался из него. Чтобы попасть в уши Йоргоса — последние ноты молитвенной песни общинников.
Существо вздохнуло, открыло пасть — зубы были человеческими, если не считать слишком длинных клыков — опустилось на четыре лапы и пошло прочь, через луг, омываемое звёздным серебром. Сзади у него печально висел, подпрыгивая при каждом шаге, маленький медвежий хвостик — трогательный и…
Йоргос закрыла глаза. Открыл — существа не было видно.»
Что есть в этой истории:
— киберпанк,
— пилотируемая меха, кибернетические оборотни, люди с искинами в голове и боги квантовой магии,
— космодром,
— плавящая чума, обрётшая волю и намерение,
— мечты о будущем,
— путешествия через континент,
— любовь
— и берег моря.
Машина заглохла посреди неубранных полей, мокнущих под ноябрьским дождём. Некому было жать хлеб, и Сашка знала это, но всё равно смотреть на посеревшие колосья без слёз не получалось.
Пока она плакала над пшеницей, Гена с Лесей, с головой нырнув в утробу капота, пытались найти причину поломки. До Сашки долетал их злой шёпот. Они обвиняли друг друга: Гена выбрал машину на заброшенной стоянке три дня назад, а Леся — шоссе вчера вечером, по утру обратившееся в разбитую просёлочную дорогу. Последний указатель, что им попался, лежал вдоль обочины, подставляя облезлый лик серому, сочащемуся влагой небу. Как будто людей здесь не было и до того, как всё случилось.
Навигаторы уснули давным-давно, карты, которыми удавалось разжиться, говорили одно, а мир вокруг твердил другое. География будто менялась на глазах, плыл ландшафт, горы вставали посреди бывшей равнины.
Теперь они были просто где-то. Топонимы потеряли значение. Разве что они трое могли как-то называть меж собой холмы и реки, мелькающие за окнами машины, что неслась из города без названия в посёлок, которого нет. Всё время на север. Кто-то в самом начале пути, в толпе беженцев, трясущихся в забитом плацкартном вагоне, сказал, что на «севере что-то есть». Что-то, что неподвластно надвигающейся тёмной волне.
Тогда она запомнила: на севере что-то есть. Гена и Леся ей в этом поверили, север стал их надеждой. Но сама она в последние дни всё чаще думала: а что, если это не мы?..
Впереди поле отступало от дороги, и тянулся вдоль обочины клин пожарного пруда. Сашка подошла ближе: вода была матово-чёрной, густой и спокойной. Медленно скользили у самой поверхности тощие длинные рыбы, от их плавников расходились вибрирующие нити, поднимаясь над водой, прощупывая воздух и опускаясь назад.
Сашка взглянула на своё отражение: в чёрном водяном зеркале она казалась таинственной и далёкой. Кем-то совсем другим. И усталость, и тоска в глазах были смыты колыханием тяжёлой волны.
«Вдруг эта история не про нас, вдруг мы те — кто гибнут посреди рассказа?..»
Несколько стеблей рогоза, толщиной с руку, налитых алым цветом, торчали посреди пруда. Почуяв её, они наклонились, потянулись, и, будто слёзы, с их соцветий сорвались прозрачные капли, но не упали в воду, а поплыли, мерцая и дрожа, к Сашке.
Она было отступила, но потом замерла. Страха в ней не нашлось, только одно облегчение: больше не нужно бежать, всё сейчас кончится. Капли коснулись её лица, будто ощупью поползли к глазам.
«Что если… — думала она, пока капли просачивались сквозь ресницы, чтобы тонкой плёнкой прирасти к роговицам, — не мы — те, кто доберётся до конца?»
Сашка открыла глаза: мир играл оттенками, которых раньше она не знала. Не было ни усталости, ни тоски. В прозрачной воде пруда над жёлтым глинистым дном скользили мальки.
И на июльском высоком небе не было ни облачка.
«Листопад» — будет последний рассказ из выложенных на самиздат в рамках историй про будущее. Я хочу что-то поменять, пока не знаю, что именно. Посмотрим.
Следующие в списке в любом случае четыре повести про колонии.
История о том, почему иногда клетка умирает добровольно.
«Мы получили послание, зашифрованное светом. А теперь — теперь последние спасательные капсулы кружат вокруг осколков последнего корабля. И только память о нас выпадает каплями росы.»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.
Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер десять, «Сола».
Короткая история о вселенских созвучиях.
«…Музыка вибраций создана для неё, с помощи музыки она думает, так следует своему стремлению. Так запускает алхимию холодного синтеза, сборочные оранжереи и фабрикационные узлы. Так сеет и сеет, от точки к точке, расширяя поле борьбы с энтропией.
Выигрывая там, где иные сдавались и теряли последнее. А третьи отчаянно и безрассудно вступали в сражение, гибли, но оставляли хотя бы отблеск. Отзвук надежды…»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.
Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер девять, «Трое в темноте».
История о том, где на самом деле расположена темнота, в которой водятся чудовища.
Зак, Ида и Фостер застряли на крошечном научном полигоне, здесь всё поросло чужим лесом, вечно идёт дождь, а жизнь распространяет и узнаёт саму себя через миллиарды бионитей. Внутри не лучше: бункер дышит сыростью, в тёмных коридорах что-то прячется (или нет), а «грибы», за которыми нужно следить, вовсе не грибы и, возможно, готовы сожрать всякого, кто не будет достаточно осторожен. Но хуже всего, что сойти с ума в таком месте — самый простой и логичный выбор.
«…Над полкой трепетала в воздухе прозрачная склизкая полость, внутри которой висел перевёрнутый «гриб» — тонкая ножка и широкая шляпка, и множество, множество тончайших живых розоватых волосков, ощупывающих полость, не прекращающих шевелиться. Будто блуждающие капилляры самой странной кровеносной системы в мире. Свет застревал внутри этого пузыря, запутывался в волосках, а иногда поверхность вздувалась и раскрывалась, выпуская что-то наружу. В быстро затягивающемся отверстии мелькали пытающиеся вырваться на свободу волоски.
Полость была искусственной, иначе бы «гриб» протягивал свои волоски не туда, куда нужно было Иде.
— Эти существа интереснее, чем кажутся. Ты знаешь, как сильно здесь все связаны между собой? Всё ко всему присоединено.
Он вздрогнул, услышав за спиной голос Иды и буркнул в ответ:
— Куда уж интереснее, а?
— Всегда есть, куда двигаться, — ответила она. — И в чём искать новые возможности…»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.
Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер восемь, «Танец монетки».
История о том, что настоящая версия нашей жизни та, в которую мы верим.
Он считает всё и только тогда признаёт это существующем. В его доме живут тени других реальностей. Он не обращает на своих постояльцев внимания и не даёт им имена.
Но однажды поверит, что верна не та реальность, в которой он существует, а та, в которой он счастлив. А чтобы сделать её возможной, придётся перейти грань.
«…Когда они догадались, было уже совсем поздно.
Он заперся в «кожухе», построенном для прохода через будущий портал, поднял щиты, запечатал двери во внешней броне зала отбытия. Перед его глазами, за слоями армированных стёкол и слюдяной текучей полосой щитов клубился зародыш червоточины.
Он видел его потому, что видел вероятности. Для других людей там пока не было ничего, кроме арки врат…»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.
Пак рассказов «Про будущее»: (микро)рассказ номер семь, «Другого не дано».
Очень короткая история об изобретателе и его создании.
«…воспоминание первое
— Что это?
— То ли макет, то ли прототип. Макет прототипа.
— Прототип макета, ясно.
Я помню их диалог и тонкий, вздёрнутый нос, на котором фокусирую взгляд: создатель наклоняется всё ближе, пытаясь разглядеть в моих глазах признаки своей удачи.воспоминание 10-е
— Что оно будет уметь?
— Задачу я себе поставил: нужно имитировать личность как можно точнее.
— То есть, уметь будет всё.
За окном падают снежинки. Это слово уже есть в моей памяти: «снежинки». Его вкус растёт, рисуя кривую Коха и отдавая морозом и мандаринами: создатель наградил меня синестезией…»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.