Страница 1 из 3
1 2 3

Отображение кратных схем друг на друга

Я придумала, что тоже могу отображать кратные схемы друг на друга.

И могу разложить Всадников и способы противостоять им на схему коммуникаций с миром.

Где первое наука, второе коллективное бессознательное (мифы), третье философия (этика, нравственность, личные ценности), а четвёртое — вера.

И тогда наука — это освобождение, которое противостоит Чуме; во всех смыслах — от биологического до психологического (от запирающих мемокомплексов в целом помогает только просвещение).

Мифы — это желание, которое противостоит Войне, потому что коллективное бессознательное — способность к групповой динамике, к пониманию друг друга даже без слов, к разделению культурных паттернов — это способ найти общий язык и то, что формирует в нас сочувствие.

Философия — личные убеждения, стремление, способное справиться с Голодом. Когда свои ценности человек может поставить выше выживания — это в самом экстремальном примере. Но в целом философия отвечает за стремление, за хотя бы фантазии о том, что можно жить лучше, можно выйти за пределы бесконечного цикла повторений, справиться со страхом.

И вера — то, что остаётся, когда приходит Смерть.

Смерть нельзя победить, только принять.

«Трое в темноте»

Трое в темноте

Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер девять, «Трое в темноте».

История о том, где на самом деле расположена темнота, в которой водятся чудовища.
Зак, Ида и Фостер застряли на крошечном научном полигоне, здесь всё поросло чужим лесом, вечно идёт дождь, а жизнь распространяет и узнаёт саму себя через миллиарды бионитей. Внутри не лучше: бункер дышит сыростью, в тёмных коридорах что-то прячется (или нет), а «грибы», за которыми нужно следить, вовсе не грибы и, возможно, готовы сожрать всякого, кто не будет достаточно осторожен. Но хуже всего, что сойти с ума в таком месте — самый простой и логичный выбор.

«…Над полкой трепетала в воздухе прозрачная склизкая полость, внутри которой висел перевёрнутый «гриб» — тонкая ножка и широкая шляпка, и множество, множество тончайших живых розоватых волосков, ощупывающих полость, не прекращающих шевелиться. Будто блуждающие капилляры самой странной кровеносной системы в мире. Свет застревал внутри этого пузыря, запутывался в волосках, а иногда поверхность вздувалась и раскрывалась, выпуская что-то наружу. В быстро затягивающемся отверстии мелькали пытающиеся вырваться на свободу волоски.
Полость была искусственной, иначе бы «гриб» протягивал свои волоски не туда, куда нужно было Иде.
— Эти существа интереснее, чем кажутся. Ты знаешь, как сильно здесь все связаны между собой? Всё ко всему присоединено.
Он вздрогнул, услышав за спиной голос Иды и буркнул в ответ:
— Куда уж интереснее, а?
— Всегда есть, куда двигаться, — ответила она. — И в чём искать новые возможности…»

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

«Танец монетки»

Танец монетки. Обложка

Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер восемь, «Танец монетки».

История о том, что настоящая версия нашей жизни та, в которую мы верим.

Он считает всё и только тогда признаёт это существующем. В его доме живут тени других реальностей. Он не обращает на своих постояльцев внимания и не даёт им имена.
Но однажды поверит, что верна не та реальность, в которой он существует, а та, в которой он счастлив. А чтобы сделать её возможной, придётся перейти грань.

«…Когда они догадались, было уже совсем поздно.
Он заперся в «кожухе», построенном для прохода через будущий портал, поднял щиты, запечатал двери во внешней броне зала отбытия. Перед его глазами, за слоями армированных стёкол и слюдяной текучей полосой щитов клубился зародыш червоточины.
Он видел его потому, что видел вероятности. Для других людей там пока не было ничего, кроме арки врат…»

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

«Другого не дано»

Другого не дано

Пак рассказов «Про будущее»: (микро)рассказ номер семь, «Другого не дано».
Очень короткая история об изобретателе и его создании.

«…воспоминание первое
— Что это?
— То ли макет, то ли прототип. Макет прототипа.
— Прототип макета, ясно.
Я помню их диалог и тонкий, вздёрнутый нос, на котором фокусирую взгляд: создатель наклоняется всё ближе, пытаясь разглядеть в моих глазах признаки своей удачи.

воспоминание 10-е
— Что оно будет уметь?
— Задачу я себе поставил: нужно имитировать личность как можно точнее.
— То есть, уметь будет всё.
За окном падают снежинки. Это слово уже есть в моей памяти: «снежинки». Его вкус растёт, рисуя кривую Коха и отдавая морозом и мандаринами: создатель наградил меня синестезией…»

 

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

Сине-белое

За окном ночью сверкают огни: синий-белый-синий-белый. Всю ночь подъезжают машины, они везут тех, кому не выйти отсюда.

Это место — тюрьма.

Здесь невозможно спать. Дело не в огнях, и не в шуме, и не в том, что каждую ночь ходят дежурные и проверяют тех, кого доставили сине-белые огни. Не в скользком матрасе, не в храпе соседей и даже не в вечной духоте.

Просто здесь невозможно спать. Небезопасно.

Нельзя обмануть инстинкты: то древнее, что спасло моих предков, всех до единого, уберегло их в саваннах, снегах и лесах, что научилось бояться темноты и чуять хищников и психопатов, оно не дремлет в этих стенах. Оно знает: здесь никому нельзя доверять.

Но чудовища обретают тут не в темноте, нет: внутри пятна света, накрывающего пост. Там же находится источник воды, водопой, и надо дождаться глубокой ночи, чтобы проскользнуть к нему. Выйти в пятно света, как будто всё в порядке, как будто я не знаю про чудовищ. Наполнить бутыль мерзкой на вкус водой. Медленно и тщательно завернуть пробку.

Неспешно вернуться на скользкий матрас. Сделать вид, что всё хорошо. И привычно.

И что так было и будет всегда.

Не вызывать подозрений.

Синий и белый. Ещё одна машина. Ещё один человек в плену полувековых кирпичей. Нет, им больше. Семьдесят?

Это старое место. Неуютное. Неудобное.

Нищее.

Обветшалое.

Среди ночи просыпается дрель. Невидимый человек — несуществующий человек. Здание чинит себя само.

Ветки качаются очень близко от окна — тонкие, тощие, по-зимнему слабые. Утром на них будут петь крошечные птицы. Снегири с красной грудью.

Но утро не наступает в этом месте так просто. Здесь невозможно спать. Я просыпаюсь в два часа ночи. Засыпаю в четыре. Просыпаюсь в шесть.

Третью неделю я не сплю. Наверное, мой разум уже должен пожирать сам себя. Но мне ещё кажется, что я даю верные ответы. Пока меня почти не трогают. Скользят взглядами мимо.

Они причиняют мне боль, превращая моё тело в развалину. Чем дольше я здесь, тем страшнее становится это место.

Оттепель, и птицы поют громче. Но солнце должно встать, чтобы они запели.

Чтобы прогнали отсверки синего и белого, притушили хотя бы, чтобы возвестили последний из дней.

 

Когда-то всё было иначе, но я давно в это не верю.

Хуже всего вот что: вы думаете, всё это преувеличение или вовсе неправда. Никто не приступает к чтению сюрнонейма с мыслью, что тут не будет художественных допущений, метафор, гипербол… или, как их там, синекдох (смешное слово). Ведь даже самый реалистичный из рассказов всё равно — преломление мира через авторский фильтр.

И потому мне не донести до вас вот что: всё это правда. Всё так и есть. Я медленно умираю у окна, за которым сверкает синее и белое. Каждую ночь.

читать дальше «Сине-белое»

«Клетка открыта»

Рассказ "Клетка открыта"

Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер пять, «Клетка открыта».

История о возвращении, тёмной вине и клетке.

У Неоны был выходной, и она отправилась луна-парк, такой унылый под осенним дождём.
А на следующий день проснулась там, где растут стеклянные деревья, земля пахнет хлебом, подземные города освещают змеиные сердца, а высоко в небе парит огромный город, куда можно добраться только верхом на птице. И где-то посреди всех чудных вещей и мест, бродит искатель, который должен стать её другом.

«…«Ещё один день», — сказала она себе. И так и вышло: на следующее утро вода остановилась, заполнив всю чашу.
Неона скинула остатки платья — всё равно то пришло в негодность. Обернулась, глянула на колонну и заколебалась. Конечно, можно было бы пойти туда. Но вода звала намного сильнее, Неона видела в ней своё отражение — невысокая женщина с длинными кудрявыми волосами цвета вишни, с выражением вечной печали на лице. Она не хотела больше печалиться.
И прыгнула в воду, нырнула, ухватила ягоду и всплыла, отталкиваясь русалочьим хвостом. А потом устремилась прочь от берега…»

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

«Ступая по прочному льду»

Ступая по прочному льду

Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер три, «Ступая по прочному льду». История про спасение.
Всё, что знает Костя, — купола и ледяной океан. В голове только крошечные обрывки воспоминаний, на руке — метка партии, а ещё иногда ему мерещится женщина, что он — или кто-то другой? — знал в прошлом. Настоящее же — работа, на которую он, кажется, даже не соглашался, и обещания корпорации, в которые он больше не верит.
А ответы есть только у иллюзии, что обещает спасти, но не помочь, и бесстрашно шагает без скафандра по льдам Европы.

Рассказ был написан в 2015 году (и вдохновением тому были один фильм и одна песня) и опубликован в антологии «Аэлита/012». И да, это мой первый большой рассказ, который был опубликован.

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

«Скользящая»

Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер два, «Скользящая». Короткая история о той, кто скользит через миры, о чудовище и о героях, всегда готовых прийти на помощь.

(Забавно думать, но это один из тех рассказов, с которых начала расти змея историй про Алхерингу. Сейчас, когда голова змеи уже близко подобралась к её хвосту, в рассказе наконец-то все термины на своих местах. Да, он размером в страничку и существует почти параллельно остальному, но это всё равно для меня важно.)

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

«Тёмный путь»

Тёмный путь

Новый пак рассказов (я его называю «Про будущее», хотя это не всегда наше будущее, вообще будущее, но это то слово, которое родило фантастику, так что — «Про будущее») отправляется на самиздат. Сперва «Тёмный путь», который наконец-то дождался своей очереди.
История о тех, кто готов пройти темноту в поисках последней надежды. Рассказ был написан в 2016, но спустя четыре года в некоторых вещах оказался пугающе актуальным.

Туннель соединяет чистые кварталы на вершине горы и карантинные зоны у её подножия. Когда он даже вёл туда, где (в это принято верить) нынче если и обитает кто, так только больные и искажённые. Конечно, та часть Туннеля надёжно завалена.
Ёза, однако, верит, что Туннель — последний путь к внешнему миру, символ, что однажды город на горе был частью человечества. И что однажды станет её снова, и снова по Туннелю пойдут поезда.
Однако старейшины города решают, что Туннель должен быть разрушен полностью, дабы город мог сохранить свою чистоту, и именно Ёзе поручено это сделать.

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

«Следуй за белым пером»

В почтовом ящике лежал бульонный кубик.

На обёртке красовалась куриная голова с раскрытым клювом. Илья пригляделся: из клюва торчали зубы. Зубастая курица. Гений дизайна покрасил её единственный глаз в кроваво-красный цвет.

Кто бросит такое в почтовый ящик? Кто-то просто хулиганил, но… бульонный кубик — не сибирская язва, а всё равно чувствуешь себя жертвой и не знаешь, что делать.

Илья уронил кубик и брезгливо вытер пальцы о джинсы.

И только тогда заметил: от ящиков тянется дорожка перьев, когда-то белых, но теперь в грязи и бурых пятнах. Дорожка вела к двери квартиры первого этажа. Приоткрытой, кажется, двери.

 

Снег опять растаял, оттого январский вечер был ещё чернее. Илья с улицы увидел: окна лестницы на втором и третьем этажах темны, хотя вчера, вроде бы, светились.

Лифт не работал — ровно то, что хочешь получить в конце трудового будня.

Илья потащился по лестнице, прошёл второй этаж, повернул к третьему и понял: старается ступать как можно тише. Темнота не казалась пустой, напротив, в ней всегда что-то было. И всегда заставляло сердце биться чаще, напрягать слух; дрожью пробегало по спине. Так было с детства. А потом — тоже всегда — оказывалось, что бояться нечего. Что есть только игра воображения.

Илья вдруг вспомнил про бульонный кубик. За день это вылетело у него из головы, а теперь, конечно, выползло наружу. Зубастая курица с хищным оскалом и ненавистью во взгляде.

Он втянул голову в плечи… и пересёк границу темноты и света, поднялся на свой четвёртый этаж. Выдохнул, успокаивая сердце.

От лифта к его двери тянулась дорожка грязно-белых перьев. Дверь была приоткрыта.

В тёмной щели колыхалось, не падая, крошечное пёрышко.

Он бы побежал, но куда? Вот его дом. Мелькнула разумная мысль: он не запер дверь… или его обокрали. Простые объяснения. Он почти поверил в них.

И затем — затем он открыл дверь. На самом деле, он вовсе не хотел этого делать, но уже ощущал, что выбора у него нет. Так бывает, когда ты точно знаешь, что не нужно так далеко тянуться, или хватать вон тот провод, или что-то говорить. Знаешь, но знаешь так же, что неизбежно всё это сделаешь.

От ручки холодом протянуло по всей коже, он дёрнулся (голос в голове перечислял причины, по которым домой возвращаться не надо; ни одной разумной, только лишь страх во всех), сглотнул и переступил порог.

В квартире стояла душная тишина. Дверь в ванную была распахнута, прямоугольник тьмы смотрел прямо на него, и шевелился, и пах навозом, зноем, терпкими духами и затхлой водой. Тень тени ползла оттуда, цепляясь крошечными коготками за неровности старого линолеума.

Илья пискнул задушено и отступил, но что-то большое и тёплое стояло уже позади, дышало сипло и похрюкивало.

Острое и твёрдое ударило его в левое плечо, хрустнула кость, а он будто и не почувствовал ничего, потому что тень доползла до его ботинка и карабкалась теперь вверх, рассыпая вокруг себя жёлтый пух.

…Он очнулся и попытался подумать о чём-нибудь, но не смог; всё было обычным, но другим, и сам он вроде был чем-то рассыпчатым, обёрнутым в жёсткую бумагу, или другим, бьющимся за остатки себя с затхлой темнотой, или тенью, ждущей помощи, которая никогда не придёт, или тем, для обозначения чего он не помнил слов.

Наверняка он пока знал лишь одно: всё его тело теперь покрывали мягкие белые перья.

«Внутри — туман»

Серия историй про то, что странное всегда рядом. (И рассказ, который был написан слишком рано утром, под стук колёс по рельсам, и после напугал меня слегка… и пугает до сих пор, тем, какой он получился.)

«Внутри — туман» — мрачная история о том, кто всегда возвращается..

У Марины три тайны: одна подмигивает плюсом на тесте, вторая досталась в наследство, а третья — жёлто-зелёный туман, с которым мертвецы возвращаются к тем, кто любит их и ждёт.

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей или продамане.

«Только лишь гости»

Годы назад (ох) на свет родились четыре сеттинга, созданные бросками Кубика. Прямо здесь можно прочесть о том, как всё началось, и о том, как в то время выглядел Сеттинг №2 (в нашей внутренней кухне носящий тэг «некроальвы»).

Но достаточно знать, что в основе лежат тетраксис «люди-эльфы-гномы-орки», варианты общественного устройства в Мире без Героя и очень странная история про четыре типа цивилизации (рождённая Переслегиным уже в то время, когда он стал не торт).

И ещё то, что когда Гриша придумывает новый сеттинг, я его присваиваю, переиначиваю, как мне нравится, и рассказываю о том, что лично мне кажется важным. Кради у лучших, все дела.

 

Семь лет назад я написала первую часть истории про некроальвов, спустя год вторую. И только этой весной наконец-то закончила третью. Я держала в голове эту историю довольно долго, пока не поняла, о чём же она на самом деле. Ну, в конце концов, время пришло.

«Только лишь гости» — история о незваных гостях, поиске общего языка и о том, что, как говорит Орден, хуже смерти.

 

Когда люди прибыли сюда, здесь уже были не только автохтоны — совершенно иные, от мировоззрения до биологии, но и другие «гости», такие же пришельцы, будто вынырнувшие из людских кошмаров.

Пытаясь выжить в новом доме, люди разошлись в разные стороны: одни назвались цвергами и спустились в туннели и каверны, другие остались людьми и построили стены, реальные и ментальные. Альвы, пришедшие в этот мир ещё раньше, нашли третий путь: они не живы и не мертвы, стабилизированные и заключённые в коллективный разум Братства. А автохтоны, которых люди прозвали троллями, снова и снова пытаются изгнать из своего дома непрошенных гостей.

В очередной раз людской Орден планирует экспансию к северным морям, и первый шаг на этом пути приведёт обитателей планеты к последней возможности понять друг друга.

Повесть можно прочесть на моём сайте, литмаркете, автор.тудей или продамане.

Что есть в «Только лишь гости»:

— конфликт двух видов и четырёх народов, что пытаются ужиться на одной планете;

— далёкая колония в далёком будущем;

— любовь (а как же без неё);

— менталисты, коллективный разум и свобода воли;

— стабилизированные некроальвы, страшные богатыри и ещё более страшные тролли.

«Бессейн»

Бессейн

Серия историй про то, что странное всегда рядом. (И рассказ, который родился из чужой опечатки. 🙂 )

«Бессейн» — история о вязкости зла и месте, полном Голода.

Алекс просыпается в фильме ужасов: по крайней мере, так работает это место. Вчера здесь была дача однокурсника, а сегодня — сюрреалистичный мир, где каждому воздаётся по поступкам его. Что-то случилось в подвале вчера, кажется, что-то случилось, и Алекс скоро вспомнит это наверняка. Найдёт ответ, что за Ужасный Волк рыщет вокруг и почему в этот раз всё случается немного не так, как обычно.

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей или продамане.

«Нужно ползти»

Во рту у тебя цементная пыль. Ты глотаешь её случайно, она застревает в горле, царапая, вызывая тошноту. Ты пытаешься отхаркнуть её, плюёшься, пока не заканчивается слюна.

Ты плохо помнишь, как оказался здесь. Что-то о ступенях, подвале, душном влажном воздухе. Что-то о толчке в спину или ударе по затылку чем-то плотным, но мягким. Ты надеешься, что память потом вернётся.

Но хотя бы инстинкт выживания с тобой. Он велит ползти. Велит найти выход.

И ты слушаешься его, хотя сил почему-то мало. Как будто ты уж полз до того, а потом вырубился от усталости. Это правда было, или просто мысли в твоей голове ходят по кругу? Или ты достраиваешь реальность, пытаясь объяснить себе, где ты, что с тобой?

Ты стараешься не думать об этом. Пытаешься сохранять подобие веры в лучшее. Но вопросы всё равно приходят.

Что это за место? Оно тёмное, но ты всё же различаешь серые тени. Они вытягивают тонкие полосы своей серости к тебе (раньше ты мог от них отмахнуться их истории тебя не касались у тебя были свои проблемы с тобой такого не случилось бы никогда), но не могут тебя поймать. Ты стряхиваешь липкие прикосновения, но след всё равно остаётся: будто нити порванной паутины прилипают к коже.

Почему ты наг? Где вся одежда, где обувь? Ступни не слушаются, ты можешь только тащить их за собой. Пальцы на ногах загнуты в разные стороны, ты не видишь этого (ты бежал ты точно куда-то бежал бежал бежал), но они причиняют тебе страдания намного большие, чем содранная щербатым цементным полом кожа на коленях, локтях и животе, чем разрезы на груди. Они неглубокие, их четыре, по два над сосками, ты ощупал раны, прежде чем ползти. Ты стараешься не прижиматься грудью к полу, но всё равно чувствуешь, как влажны разрезы. Как в них набивается пыль.

Сколько ты здесь? Время нечем отмерить.

Где выход? Ты ползёшь на звук бегущей воды, на уровне слышимости, где-то впереди. Просто больше нет никаких ориентиров. Только серые тени. Только бесшумные шаги. Ты уверен, что-то идёт за тобой, и ты боишься обернуться и убедиться, что так оно и есть. Самая серая из всех теней и самая сильная. Ты твердишь себе: это эхо твоих собственных движений. Поэтому оно замирает, когда замираешь ты и прислушиваешься, прислушиваешься, прислушиваешься.

Закончится ли это когда-нибудь? Самый страшный вопрос. Но внезапно… внезапно ты видишь свет: маленький неровный овал. Ты устремляешься к нему, и вот различимы уже корни растений, и журчание ручейка стало отчётливым, и ты протягиваешь руку вперёд, и её касается ветер, и свет, и тепло, и тогда то, что шло за тобой, хватает тебя за ступни, усиливая боль многократно, и ты кричишь хрипло и задыхаясь, и оно подтягивает тебя, подминает под себя, заключает в медвежьи объятья, и вонь из пасти забивает запах сухого цемента, и земли, и воды, и он всегда улыбался как же ты не понял этого раньше почему ты а не кто-то другой почему ты почему поче

Во рту цементная пыль. Ступни тебя не слушаются. Резкая боль в груди: ты нащупываешь пять порезов, два слева, три справа. У тебя почти нет сил, но ты знаешь откуда-то: нужно ползти.

И что только в этом твоё спасение.

«Пентакль метаморфоз»

Пентакль метаморфоз. Безразличие
Пентакль метаморфоз. Безразличие

«Карантинное» творчество в моём случае вылилось аж (или только) в четыре вещи: о «3 Металлов» я писала; потом были «Кардамон», «Пентакль метаморфоз» и «Нейрогимн».
И если «Кардамон» — это рассказ, то, гм, не совсем. На них можно посмотреть, их даже можно пощупать.
«Пентакль метаморфоз» — история изменений подхватившего что-то мира. Пять стадий потусторонней болезни. От заражения к исцелению: от безразличия, страха, зависти и ненависти — теней Всадников ужаса — к возвращению.

Страница 1 из 3
1 2 3