Страница 1 из 4
1 2 3 4

«Другая химия» (финал)

«Другая химия» — смесь саморефлексии и моей симпатии к средневековой визуальной культуре. Это не совсем похоже на то, что я обычно пишу и хочу писать; как настоящее растение, эта история выросла из занесённых ветром масскульта семян.

В 200… хм.

(Я не смогла сразу вспомнить, какой то был год, хотела написать: «Допустим, в 2005». Потом нашла способ проверить, оказалось, что в 2004-м.)

В 2004 году я в файле написала список: поэт, подросток, старик, невеста, аристократ и т.п. Понятия не имея, что это всё значит, и уж тем более, куда оно приведёт.

Зародившаяся ненароком, непредусмотренная, не имеющая плана вещь, сперва шла, как бог на душу положит, моталась из стороны в сторону, пока я училась и менялась. В 2014 (десять лет на текст в моём случае — это очень мало; например, история об Алхеринге уходит корнями в те времена, когда мне было тринадцать) я собрала всё написанное вместе. В 2016 я дописала и исправила текст, получив, наконец, «Другую химию». И да, ещё три с половиной года размышляла, что с ней делать. Последнее, впрочем, рекорд.

В последние годы я думаю о машинах, а размышления о машинах сами — часть общего и неизменного течения мыслей об эволюции, адаптации и будущем, которое нас ждёт. И, конечно, я всегда думаю о Хаосе. Как ни удивительно или как совсем неудивительно, ничего этого в «Другой химии» нет.

«Другая химия» — заметки о реальности, цветы и фигуры на полях, где, как в средневековых трактатах, художник рисовал, что хотел, позволяя руке двигаться самой, заполняя пространство, создавал связи с основным текстом через юмор, иронию и кривое зеркало.

Сместить угол зрения, здесь кое-что выпятить, чтобы стало заметнее, тут утрировать, а там вывернуть наизнанку — и вот уже длинношеий гибрид на полях обнимает инициал, а гротескная фигура в монашеском одеянии и с обезьяньим хвостом напоминает, что под свежим взглядом привычные вещи оказываются дикими и совершенно иными.

Узнать больше на сайте | прочесть на Литмаркете.

На картинке: флаер воркшопа. Последняя на время событий итерация: стадия «квантовой психологии», увлечений психопрактиками, за которыми может и стоит что-то, а может и нет. Но если бы спросили меня, я бы сказала наверняка: это итерация всяко лучше «тихих комнат».

«Другая химия» (5)


И завершающий текст про людей-«растения» в «Другой химии».

60-е во всех реальностях — время пробуждения. Первая волна борьбы за права растений: их перестают считать больными, хотя во многих странах у них всё ещё сохраняется ограниченная дееспособность, иногда — в зависимости от тяжести приступов и т.п. Их уже принимают в вузы, им выдают гранты, стипендии, но многие люди продолжают относится к «растениям» как к ущербным. Существуют «ботаническая» перепись, обязательна прописка и проч.

В 80-е — новый виток борьбы за их права, отмена учёта, отмена пожизненной ограниченной дееспособности. 90-е — снижение возраста совершеннолетия. И в начале 21-го века «растения» после шести с хвостиком столетий наконец-то признаются обществом настоящими людьми.

К тому времени уже не первое десятилетие цветут течения, организации и религии, называющие «растения» лучшими из людей. Рождаются секты, возникает Нью Эйдж (с «растительным» акцентом, в отличие от нашего), эзотерика снова поднимает голову. Общество старается включать «растения» в себя, появляются соответствующая специализация для соцработников («ботаников»), общественные центры и группы общения, приличные научные исследования, концепции нового разума и проч., и проч.

Узнать больше на сайте | прочесть на Литмаркете.

На картинке: плакат с фестиваля. Мирные демонстрации и музыкальные фестивали в итоге сделали для принятия «растений» обществом больше, чем научные статьи: вечная ирония жизни.

«Другая химия» (4)


Ещё немного про людей-«растения» в «Другой химии».

В Средние века их считали юродивыми, блаженными, колдунами, одержимыми — в зависимости от эпохи и географии. Некоторым «растениям» везло, они рождались в больших городах и в приличных семьях, которые могли о них заботиться, и со временем такие «растения» могли стать становились известными художниками, актёрами, учёными и т.д. Но большинство оставались отверженными, особенно те, чей дар ещё не мог найти достойного применения.

Чем больше развивалась наука, тем меньше люди были склонны видеть в феномене «растений» что-то мистическое. Вместо одержимых их стали считать сумасшедшими. И тут мы проходим все этапы: от принудительного лечения нелепыми и варварскими методами; позже — к принудительному изучению. В начале 20-го века избежать этого могли только дети очень богатых родителей или очень скрытных родителей. Во время войны (мировая война в этом мире случилась всего одна, но шла дольше) пригодились умения тех «растений», кто могли заниматься шифровкой, или имели уникальную память, или ещё какие-то полезные для государства способности.

После войны настроения в обществе постепенно меняются. Первой ласточкой стал запрет на принудительное лечение и изучение.

Узнать больше на сайте | прочесть на Литмаркете.

На картинке: такие мерзопакостные вещи до сих пор продолжают появляться на пороге нормальных людей, в их почтовых ящиках и электронной почте. Ксенофобия (или в этом случае — фитофобия) — на удивление стойкое ментальное заболевание.

«Другая химия» (3)


То самое, что делает мир «Другой химии» не нашим миром, — это люди-«растения».

Феномен «растений» впервые был описан после середины пятнадцатого века, преимущественно в Европе, преимущественно — в Восточной. В древнем мире упоминаний о нём нет, но некоторые, например один из героев повести, Ричард Мендоуз, специалист по странностям, полагают, что есть описания похожих феноменов. Но всё это скользкая почва, и здесь есть две основные теории. Первая, псевдонаучная, предполагает, что всё началось в Средние века, когда кто-то из алхимиков что-то (неясно что) провернул, и в итоге открытие привело к небольшому переформатированию человеков. Вторая, откровенно мистическая, стоит на том, что всё дело в связи «растений» с сущностями тонкого мира, что такая связь у людей была всегда, но со временем набрала силу, и в итоге привело однажды к качественному скачку.

Научные концепции чаще всего вертятся вокруг «феномена зонда». Мол, в результате эволюции разума у некоторых людей часть сознания образовала вот такой специфический «зонд», псевдоличность, которую сам человек воспринимает как нечто чужое, поселившееся в его голове.

Узнать больше на сайте | прочесть на Литмаркете.

На картинке: черновик Боне из экспозиции в Государственном музее Богемии. Виктор Боне первым из «растений» удостоился такой чести, как ещё прижизненная постоянная экспозиция в главном музее страны.

«Другая химия» (2)

Продолжаю рассказ про «Другую химию».

Что там можно найти:
— истории нескольких людей — то ли друзей, то ли сообщников, каждая из них — маленькое отражение эпохи;
— странные события, истинный смысл которых героям придётся отыскивать по крупице;
— мир, переживший алхимическое превращение (как говорят);
— разгадку, потерянную память и любовь.

Узнать больше на сайте | прочесть на Литмаркете.

На картинке: статья из журнала середины 30-х. Так себе тогда представляли «прогрессивное лечение» (хотя лечить «растения» было не от чего, талант — не болезнь). Как в нашем варианте истории прогрессивным считали электрошок, лоботомию и ледяные ванны.

«Другая химия» (начало)

Обложка повести "Другая химия"

Пару лет назад (или чуть больше; время давно потеряло значение, да?) я закончила «Другую химию» и с тех пор всё решала, что же с ней делать.

Пробовала разные штуки, но в итоге будет вот так: теперь её можно почитать до половины (а если понравится, то купить и дочитать) на Литмаркете.

«Другая химия» — история о разрушающем творчестве, одиночестве и «дороге без конца»… которая всё-таки однажды приводит дому. Мир, где творчество отчуждено, где ему можно заглянуть в глаза — совершенно нечеловеческие, и где с ним невозможно договориться.

Вот, что все знают о «растениях»: в их головах есть нечто, что люди зовут «чужими». И потому каждое «растение» — гений-социофоб, талантливый и всегда несчастный человек. Мир так и не решил, что же (кто?) такое эти «чужие» и почему они такие, какие есть. Как стрелка на путях, перенаправляют жизнь своего носителя, как эликсир, переплавляют его мысли и чувства. Мир перепробовал всё, пытаясь понять, как же с «растениями» обращаться: от — ну, разумеется — обвинений в якшании с дьяволом до — как же без этого — благоговения, от карательной психиатрии до душеспасительных «мастер-классов».

Леонид — «растение», он одинок и замкнут на своих стихах, его быт подчинён привычному ритму «чужого». Но жизнь Леонида встаёт на очень странные рельсы, когда на пороге появляется полиция с вопросами о недавно умершем докторе-«ботанике». Доктора этого Леонид совсем не помнит, хотя по всему выходит, что должен. И пытаясь понять, как же так вышло, Леонид вдруг узнаёт: он не был одинок. Есть и другие, те, кто не помнит его и кого не помнит он. Их истории — история отношений мира и «растений», их всех связывали крепкие, липкие нити страшной паутины, а сам Леонид потерял то, что всегда хотел иметь, и забыл об этом. Но теперь от его решений будет зависеть, что вспомнят эти люди и он сам и как после этого изменится их жизнь.

Статья по теме из местной Вики

Узнать больше на сайте | прочесть на Литмаркете.

Переход через Хелькараксэ — 15

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §1, окончание:

«…Новая история длится вечно, на самом деле. Может, нам стоит перестать давать имена историческим периодам, и тогда мы уже никогда не будет спотыкаться о разлагающиеся трупы отживших концепций.

Нет, будем конечно, мы же всегда это делали. И каждый раз, пробравшись с таким трудом через руины, мы отмечали тогда — и только тогда, что мир поменялся, и придумывали новое название для ещё одного ушедшего исторического периода.

Наблюдай мы внимательнее за настоящим, а не прошлым или будущим, легче бы проходили эти руины, а не совершали бы каждый раз переход через льды Хелькараксэ. Но так уж сложилось, что последние многие-многие века нашими умами поочерёдно правили две тенденции — преклонение перед прошлым и преклонение перед будущим. Сейчас мы снова стали замечать настоящее, и это будет ещё одной переменой в Новой истории — последнем историческом периоде разделённого человечества. Поздневековье пройдёт, и мы начнём новый отсчёт…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 14

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §1, продолжение:

«…Революция зрения, давшая толчок прогрессу, приведшая к тому варианту дикого мира будущего, который мы имеем сейчас, — к нашему настоящему, должна потухнуть. Как и любое пламя, разгоревшись ярко, она пожрала саму себя и обанкротилась исторически. Ресурс визуальности исчерпан, и отныне пространство наполняется не только светом, но и тенями; ориентироваться в этом сумраке нужно, опираясь на иные органы чувств, доверяя больше телу, чем разуму. Одновременно это означает возвращение единства, утерянного не так давно — в исторической перспективе, когда затеянный много сот миллионов лет назад симбиоз отдельных клеток ради создания единого организма вновь обретает свой истинный смысл. Здесь становится важен голос каждого.

Услышать эти миллионы голосов — значит услышать самого себя, впервые столкнуться с собой, не как с «другим», но как с «я». Это возвращение истины…

[…]

…Можно разбиваться смартфоны детей об стену, можно приветствовать новое время, можно пытаться коммерциализировать новый уровень связности общества, можно демонстративно избегать социальных сетей и хвастаться этим; можно ненавидеть новую эпоху, можно мечтать о ней, можно использовать её или оставаться равнодушной, нельзя сделать только одну вещь: отменить её наступление. Ведь если вы её заметили, значит, она уже здесь, а вы, как обычно, всё пропустили…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 13

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §1, начало:

«…Невиртуальность стала принципиально возможна в тот момент, когда мы научились создавать общее психическое пространство, а значит ещё в доисторические времена, когда собираясь вокруг костра, тотема, знака, мы воспроизводили образ или миф, взывали к стихиям, духам животных, богам. В любой момент времени, когда группа людей начинала одновременно во что-то играть, т.е. начинала свою игру воображения, рождалась невиртуальность. Так, мало-помалу тренируя «мышцу воображения», люди учились создавать отдельную, новую реальность и жить в ней вместе.

Невиртуальность в одно лицо невозможна. Если вы не заразили вашей игрой кого-то, то это даже не считается за попытку. Тренируйтесь ещё.

C тех пор много воды утекло, но мы продолжаем играть в эту игру и влипаем в неё всё плотнее и надёжнее: с круга подле огня мы перешли к культурному пространству. В нём люди разделяют одни и те же мемы, паттерны, архетипы — одни и те же правила игры…

[…]

…Нас никогда не учили думать об истории именно так, но тем не менее именно слово «забота» составляет её большую часть.

Именно это слово — ключ к тому будущему, которое мы себе выбрали.

Не знаю, почему мы учим себя, что неспособны договориться, что жестоки по своей природе, что ссоры, драки и войны неизбежны в нашей истории.

Нас окружает мир общих вещей, единых знаменателей, к которым мы, совершенно разные, пришли даже не в ходе долгих дискуссий, а сами собой, потому что наша способность к общению уникальна. Мы воспринимаем культуру общего, мы рождаемся в ней и транслируем её постоянно, мы обучаемся ей каждую секунду в течение всей жизни…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 12

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §3:

«…Я говорю не о телепатии или пирокинезе, но о том, что наши способности в обращении с информацией возросли многократно; мы поглощаем, обрабатываем и выдаём за год столько информации, сколько нашим предкам не доставалось за всю жизнь. Да, это приводит к стрессу и некоторым другим последствиям, но далеко не у всех: кто-то приспособился раньше, кому-то это только предстоит, кто-то уже проиграла эволюционную гонку. Мы действительно способны работать с общим информационным полем, с невиртуальностью; нырять в неё, доставать то, что нам нужно, и возвращаться целыми и невредимыми. Мы можем общаться с ней, как с живым существом. Мы можем войти внутрь себя, а выйти в сознании другого человека — сидящего рядом или умершего тысячи лет назад. Мы возвращаемся к принципу Единственной жизни. Именно это я называю невиртуальностью, и она — реальна.

В первую очередь, как и раньше, она реальна в наших внутренних переживаниях, но теперь мы можем сознательно использовать групповую динамику, чтобы создать предпосылки для возникновения таких переживаний, чтобы исследовать их и принцип их разделения между другими членами группы. Чтобы, в конечном итоге, создать коллективное поле невиртуальности на оговорённый промежуток времени и с определёнными целями…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 11

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, окончание:

«…Взять, например, идею всемирного заговора, которая воспроизводится на протяжении веков на разные лады. Все теории заговора являются лишь вариацией на тему самой древней и устойчивой идеи (именно поэтому сторонник теории заговора достигает вершины просветления лишь в тот момент, когда понимает, что существует только один заговор и рептилоиды и аннуаки — это одно и то же). Она, в свою очередь, входит в более древний мемокомплекс божественного вмешательства, утверждающий, что боги управляют человеческими судьбами, а люди — лишь марионетки в руках богов. Мемокомплекс божественного вмешательства, видимо, восходит к понятию судьбы как таковой. В судьбу и предназначение, которое невозможно изменить никакими силами люди должны были верить ещё во времена племенного уклада жизни. А идея невозможности изменить свою судьбу в высшем смысле слова стала наследницей важного правила тогдашнего общественного устройства: каждый должен выполнять свои обязанности, и при этом племени виднее, кто на что годится. Человек не мог оспаривать волю племени под угрозой изгнания или смерти. Подчинение всех общественному благу было жизненно необходимо для выживания племени. Идея мутировала и разветвлялась десятки тысяч лет, и сейчас мы имеем дело не только с первичной идей, но с огромным количеством её вариаций, причём имеем дело одновременно, не подозревая, что подсознательно, должно быть, всегда понимаем, что все эти вариации связаны друг с другом…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 10

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, продолжение:

«…Историю цивилизации при желании можно представить как борьбу мемов. Вообще говоря, историю цивилизации можно представлять как угодно, именно поэтому существует столько теорий того, как, почему, за счёт каких сил и в какую сторону меняются человеческие сообщества. Все эти теории сходятся, по большому счёту, только в том, что в какой-то момент количество переходит в новое качество, но количество чего и в какое качество — на это все дают разные ответы. И, конечно же, все теории и правильны, и неправильны, одновременно: каждая описывает лишь часть сложной системы, которую мы создаём, просто существуя, проживая свои жизни, но ни одна не описывает систему целиком. И как только теория начинает претендовать на всеохватность и единственно правильное объяснение, она становится ложной. Тем не менее и по сию пору находятся люди, погружённые в поиски «схемы, которая всё объясняет», хуже того: находятся люди, уверенные, что они нашли такую схему…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 9

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, продолжение:

«…То, чем раньше были архетипы, служило нашим предкам способом восприятия мира, позволяло регулировать и выстраивать общественные отношения, определять реакцию человека на события и являлось основой для неписаных правил, охватывающих весь возможный — и не очень разнообразный в те времена — опыт социальной и эмоциональной жизни человека. Точно так же, например, правила отношений и реакций определяются мемами религиозных мемокомплексов, мемами деловой этики или мемами круговой поруки преступной группировки. Просто в то время разнообразия групп и сообществ не существовало, было только то, что мы теперь называем родоплеменным строем, и для его поддержания людям был необходим всего один, зато всеохватывающий мемокомплекс…

…Я могу представлять его примерно так: «Теперь я снова стою на его пороге, рассматривая сумеречный, аквамариновый зал. И стены, и потолок, и пол здесь живого темно-зелёного и одновременно прозрачного цвета, наполненного бликами. И всё пространство пронизано их движением. Изредка в зелени скользят смутные тени, мало напоминающие что-либо знакомое. Окон не видно, но я знаю откуда-то, что они есть и что за ними глубокая звёздная тьма.
Движение бликов и теней завораживает меня, и я шагаю в зал, выхожу в самый его центр. И здесь меня поднимает в воздух некая сила, и, будто повиснув на невидимых нитях, я тихо покачиваюсь, испытывая удивительное блаженство от тишины этого места, тишины во всём, тишины вообще. «Море» как будто объединяет всё, что существовало когда-либо на Земле или ещё родится на ней.»
Представлять море как бесконечную бирюзовую толщу вод, пронизанную лучами света, где нет ничего, кроме тишины и покоя — до времени, когда не придётся её снова покинуть. Но это лишь мои образы, отражающие мои личные отношения с архетипом «море-смерть», они не являются и не могут быть универсальными, хотя, разумеется, существует ненулевое число людей, чьи представления будут сходны с моими…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 8

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, начало:

«…Жизнь мема-одиночки незавидна и почти всегда скоротечна. Очень давно прошли те времена, когда одинокий мем мог стать чем-то бо́льшим, нарастив жирок и заматерев, и с веками породить свой собственный обширный мемокомплекс. Все вакантные места в нашей голове заняты, и мемокомплексы размножаются, так сказать, почкованием: новый мемокомплекс может только выйти из-под крыла старшего брата, отделиться от другого, более старого и устойчивого комплекса и уйти в свободное плавание. Выживают те мемы, которые так или иначе устанавливают связи с уже существующими мемами и комплексами мемов. Одинокий мем может даже какое-то время быть крайне популярным, но потом неизбежно канет в Лету, как только мода на него закончится…

…Наверное, нужно сказать, что несмотря на явное для нас превосходство одних мемов над другими, у самих мемов нет иерархии, прежде всего потому, что неживые объекты не могут устанавливать между собой иерархические отношения. Но если бы мне пришлось придумать для описания этого красивую фразу, она звучала бы так: есть идея иерархии, но нет иерархии у идей, ибо мемы — дети энтропии.

Для мемов выживание означает привлечение внимания: чем больше внимания привлечёт мем, чем больше сможет создать своих копий в индивидуальных человеческих сознаниях, чем сильнее он упрочит своё положение. Прицепившись к уже крепко стоящему на ногах мему или небольшому комплексу мемов, внедряясь всё глубже в существующие мемокомплексы, он становится сильнее…»
(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 7

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §1, окончание:

«…Но, безусловно, не зря эти, на первый взгляд, разные феномены имеют одно общее свойство: все они представляют собой формы самоорганизации информации, стремящиеся распространяться, невзирая на последствия. Строго говоря, стратегия вируса саморазрушительна, поскольку в процессе размножения он разрушает своего хозяина; и в конце концов, победа вирусов будет означать их поражение, ведь возможности размножаться больше не останется. И где-то здесь кроется, возможно, ответ на тот самый вопрос: можно ли считать вирусы формой жизни? Исходя из их стратегии (и не только из этого, но и отсутствия у них обмена веществ, энергетического обмена, способности к синтезу белка и проч.; но сейчас для меня интересна именно их стратегия), скорей всего — нет. В каком-то смысле они больше напоминают фантастические концепции о «некроцивилизациях» — о самоорганизации мёртвых (не живых) элементов. Вирусы живы ровно настолько, насколько жива сама информация, и я больше склонна считать их весьма активной и организованной частью неживой природы. Они создают внешние условия, в которых формы жизни функционируют, а главное — выживают. Причём чем дальше от нашей первой природы, тем больше мы способны контролировать создание и распространение вирусов.

Нужно ли мне снова напоминать о том, что этот текст не является научным исследованием? И что его главная цель — разбудить некие образы в вашем воображении?

Почему я говорю именно о стратегии вирусов? Заражение носителя, репликация внутри его клеток / программного кода / индивидуальной или коллективной психики и дальнейшее распространение по определённым каналам — это способ распространения информации. Другого она не знает. Чем бы ни были вирусы, как бы они ни видоизменялись, все они — лишь инструмент, с помощью которого информация распространяется…»
(читать дальше)

Страница 1 из 4
1 2 3 4