Код химеры

«Среди вселенских констант есть одна, с помощью которой жизнь выбирает стратегию развития, и имя её горит в наших сердцах».

Апокриф Вики-манифеста №4.7

Сборка

Участок был в несколько кварталов, причёсанных под одну гребёнку: дома строгой лесенкой, гамма стандартная, жёлто-коричневая. Над крышами шахматкой тянулись толстые провода.

— Люди приличные, — ворчал наставник; он ворчал всегда, о чём бы ни говорил. Ничего удивительного, ведь первая половина его жизни пришлась ещё на эпоху неопределённости. — Нормальное место для новичка. Ну, кроме этого.

Здание походило на вырванный зуб, да и покрасили его странно, будто вылили на крышу ведро чего-то пурпурного, а как оно стеклось, так всё и оставили. Непокрашенные части дома светились в сумерках бледно-фиолетовым.

— Питейня «4,66», — громко объявил наставник, когда они вошли. — Насмешка над всей той работой, что государство делает.

Несколько голов повернулось в их сторону, мелькнули розовые ирокезы, просверленные носы, торчащие из шей порты.

— Почему «4,66»? — спросил он.

— Номер сборки, — ответили ему. — Моей. Я хозяйка.

Он увидел синие насмешливые глаза. Они были человеческими, а вот остальное — не совсем. Нежные пёрышки покрывали лицо, в волосах росла тина. Хозяйка оглядела его — розовощёкого, белозубого, здорового, как поросёночек на ярмарке, и обронила:

— А твоя, кажись, девяносто вторая? Полицейская особая?

И впервые в жизни он почувствовал себя… недостаточно качественным образцом.

Он увидел её в толпе: она торговалась на этом убогом рынке под мостом, копалась в нелепо разных по размеру фруктах. Увидел не в первый раз, но теперь зачем-то пошёл следом. Она свернула направо, и он тоже, налево — он за ней. Пока они не оказались в тупичке, где высились горы вонючих рыбьих потрохов. Тогда она обернулась, а он замер. Синеглазая смело сделала к нему шаг, а он тут же попятился и наткнулся на осклизлую стену. Тогда женщина рассмеялась, подмигнула и прошла мимо, на ходу коснувшись рукой: провела пальцами по его животу. И он стоял ещё минут пять неподвижно, слушая, как одновременно холод и тепло шевелятся там, поднимаются выше, к сердцу, и спускаются к паху.

Их выстроили шеренгой, велели стрелять по команде во всё, что двинется.

— Хаотикам нет пощады, — сказал капитан.

Они шли по ровным улицам, и люди разбегались прочь. Обычные люди — розовощёкие, в жёлто-коричневой одежде. Он жутко потел под шлемом, пот тёк по вискам, по щекам; плечо оттягивал автомат. Что-то было не так, неправильно как-то, но он не могу сообразить что: мешал стук сердца в ушах, мешало дыхание соседей по строю.

Потом он услышал команду, ту самую, и пережил два отрезка вечности — так он их назвал для себя потом. Первый был между осознанием приказа и пониманием, что руки уже вскинули автомат, пальцы нажали на курок. Второй — между грохотом очереди и мигом, когда он встретился взглядом с чужим, насмешливым и синим, и увидел, как тот, чужой взгляд, меркнет навсегда.

Она пришла ночью, через три дня, во сне, но была настоящей, он это знал. Снова коснулась его живота и сказала, что всё уже давно внутри него. Сборка — не приговор, это знает каждый хаотик. Никто ведь не собирает их на генетическом конвейере вот такими, они сами такими становятся. Носят в себе семена, чтобы передать другим. Но для активации нужно согласие.

Потом она уселась на него сверху, прижалась грудью к груди и поцеловала. Пёрышки нежно щекотали его нос и щёки, сладкое дыхание проникло в его лёгкие. Ему почудилось слово «навсегда». И он проснулся.

Он делал тем утро то же, что и всегда, но опять что-то было не так, только в этот раз — правильно.

Выходя из дома, он пониже подтянул рукава, чтобы никто не заметил нежных синих пёрышек, пробивающихся на его предплечьях.

Рыцарь в сверкающих доспехах

Чемпион явился по утру, доспехи его сияли в рассветных лучах. Голытьба местная бросилась ему в ноги с жалобами и плачем. Чемпион касался каждого, щедро даря благословение Рассвета. А позже объявил, что ищет рекрутов: нужно поймать беглеца, «пустую ладонь».

— Доблесть вознаграждается, — добавил он. — Кто проявит себя не как трус, а как воин, того примут в ряды стражей.

Для плетельщика корзин или дровосека из городка на краю мира такая судьба почти невозможна. Но «пустая ладонь» — человек лишённый знака гильдии, может стать, кем хочет, пойти, куда хочет, нет над ним старших, лишь хаос его ведёт. Это вам не оленя загнать. Победить «пустую ладонь» — подвиг. А подвиги вознаграждаются.

К вечеру набралось шестнадцать смельчаков. Чемпион выстроил их, проверил оружие (ножи, косы да дубинки) и погнал в лес, велев растянуться цепочкой.

Сам же пошёл следом за наивными дурачками. Сжав зубы, повторял себе, что есть звери, которых иначе не поймать, и хоть было ему не впервой, всё равно на душе скреблись кошки.

Первый закричал, как взошла луна. Чемпион бросился туда, но опоздал. Потом закричал второй, третий… Под утро чемпион нашёл единственного выжившего: тот провалился в старую ловчую яму, дубинка валялась тут же, ни следа беглеца.

Чемпион вытянул паренька, что трясся от страха и холода, отвёл к костру, всунул ему в руки кружку с кипятком и заговорил:

— Ты пережил эту ночь, значит… станешь стражем, — как ни старался, не смог из голоса тоску изгнать. Станет паренёк стражем, потому что больше не осталось из ордена никого, и чемпиону нужны ученики. А этот хоть не помер бездарно сразу. — Товарищем.

— То… варищем? — Зубы у будущего стража стучали о кружку.

Чемпион кивнул:

— Мы всегда вместе, плечом к плечу, спина к спине, на защите людей. А людей нужно защищать всё время. Вот взять «пустую ладонь» — такой беглец за собой реки крови оставит.

— Так может… — паренёк опустил кружку. — Если его не… гнать как зверя…

— Они и есть звери! — разъярился чемпион. — Только с виду люди, но на самом деле — у них хвост скорпиона, зуб волка, глаз змеи, шерсть козла. Они родились от греха, тьма — их истинная мать!

— И нет иного пути? Если вы остановитесь…

— Иного?! Да знаешь ли, скольких он положил?..

— 92, — прошептал паренёк. Ядовитый хвост метнулся и замер, пронзив грудь чемпиона, смяв латы, как бумагу. — С тобой — 92.

И ты во всех смыслах — последний.

Путь детали №016

Пираты-ниндзя-роботы-зомби: пираты

Билли Кривозуб, жалкий сплав тусклой, неухоженной плоти и разнокалиберных лоскутов металлопластика, восседал на высоком стуле. По барной стойке пробегала дрожь, когда Кривозуб бил по ней латунным кулаком; второй рукой, мелкой, зато полностью механической, он вцепился в стакан.

— Спрашиваешь, откуда эта красотка? — Он стукнул по нагрудной пластине, живой, мигающей сетью микросхем. — Видишь руну мастера? Штучная вещь, шедевр. Деталь №016. Ветреная дамочка, знающая себе цену. Такую не удержишь, а я смог. Мой счастливый номер.

Зубы у Билли и вправду торчали во все стороны, да к тому же были все разные: то острые, то плоские, то костяные, то алмазные. Старый поршень ходил туда-сюда в животе, и каждый мог это видеть через солидную дыру с оплавленными краями.

Билли казался именно тем, кем и был: потрёпанным ветераном. Не подходила ему только эта пластина.

— Чёрные погромы два цикла назад. Капитаны сговорились, послали к механоидам гонцов с миром. Восстановим договор, говорили на улицах, заживём. Детали, смазка, коды — всё как раньше.

— А те в отказ! — крикнул кто-то такой же пьяный и злобный, как Билли.

Кривозуб врезал по стойке:

— Драть их мехозады! В отказ! «Мы порядок, вы хаос». Мы дали им хаос!

— Помню, — голос Билли стал тише, — мы шли под чёрным парусом над четвёртым дистриктом, просыпались как спелые ягодки в шестьдесят шестой загон. Помню, пахло палёным пластиком, горела смазка, капал ржавый дождь, на сапог у меня налип кусок мехолица, и оно всё щерилось… Мы ворвались в центроузел, раздирали всех встречных. На одном сияла она, — он машинально коснулся детали. — Я опешил. Мех хватал меня за ноги, умолял, а я видел только её. Спросил, откуда она. Мех ронял слова как мелкий горох: реликвия, старая работа, передавали от меха к меху, наследство… пока он болтал, она жгла мне сердце. Слишком она была хороша для того куска мусора. И я взял её себе.

Он замолчал, кивнул своим мыслям и вдруг заорал:

— Эй, за хаос, ребятки! За нас!

Дружный рёв раздался в ответ.

Часом позже Билли выполз на задний двор, чтобы пустить масляную горячую струю, и тут его сбили с ног. Жадные руки шарили по груди, вырывая с мясом пластину, а он, старый и пьяный, не мог её защитить.

Ветреная деталь №016 в очередной раз сменила хозяина.

=============

«У тех 4,6692016 считается главным из всех чисел, и ему они поклоняются, так ты и узнаешь их, когда услышишь».

«Ереси скорбных братьев» // собрано и записано в процессе исследования культур «тараканьих районов», 22**-22** гг.