Страница 1 из 3
1 2 3

«Нет следа» (завершение)

Книга наконец-то самоопубликовалась везде, так что заключительный пост. 🙂

(Электронная версия: ридеро, литмаркет, литрес, букмейт, озон, вайлдберриз, строки, билайн

Печать по требованию: ридеро, озон, вайлдберриз

Ознакомительный фрагмент: ридеро, литмаркет, author.today)

«Люмен опять увидела клетку: в этот раз та была похожа на огромную бутыль с очень узким горлом, не из стекла, а из алмаза, двойное дно заполнено шевелящейся биогущей, из которой в иные дни рождались куски светобогов на замену частей, отданных в жертву Очагу. Люмен помнила ту левую руку, что прирастала к ней две недели, тонкие нити, протянувшиеся между кусками плоти, соединение — не шов, не осталась ни шва, ни шрама — но что-то выстроенное иначе, чем остальное тело. Что-то, что ощущалось до сих пор внутри плеча.
Память об отнятом.
Мласгал спрашивал её о руке. Он спрашивал её о глазе. И о лёгком, что было вырезано в обмен на разразившийся через сутки оглушительный ливень. Мласгал спрашивал: была ли в этом логика? Симпатическая магия? Разве за ливень должны отвечать не, например, почки или слюна?
Очаг — это жребий, ответила ему Люмен. Это судьба.
В нём есть логика — но он же и хаос. И всё это — итог квантовых вычислений.
Наша религия не случайна. Она не фантазия. Она — подробный и аккуратный расчёт.
Ведь ливень пошёл, разве нет?»

Морем всё начинается, им всё заканчивается. Оно было там всегда.
Будущее неизбежно как гравитация. Можно принять миллион законов, запрещающих гравитацию. И потом пойти на крышу небоскрёба и опробовать, как они сработали.
С будущим то же самое. Можно попытаться ненавидеть его, отсрочить, запретить, можно ждать его или бояться, приветствовать его, мечтать о нём и предпринять относительно него ещё множество самых разных действий. Даже попытаться предугадать, рискуя получить приз им. Переслегина. Одного не выйдет: избежать.

«Итак, из шлюза они вышли на берег моря.
Первого моря и последнего.»

Оно приходит — неизбежно и внезапно, как смерть к Берлиозу. Таково уж было его будущее.
Оно жестоко, если ты позволяешь себе стать ничтожеством, что его недостойно.
Но остальных — остальных оно ждёт там, где пройдут десять тысяч лет, далеко, ждёт, чтобы станцевать с нами среди звёзд, на берегу вечного моря.

Нет следа (продолжение)

Пути писательского воображения сложны, загадочны и непредсказуемы. И не то чтобы поддаются контролю. Я пишу в «сериальном» формате (я ещё сформулирую и напишу об этом), который сложился у меня задолго до того, как сериалы победили всё, кроме игр. Так работает моё воображение: собирая истории из кусков. Хоть это бывает и редко, но я могу даже рассказ превратить в историю в рассказах.

И вот однажды я написала финал.

Не было больше ничего, только то, как всё заканчивается на берегу моря. Чем заканчивается. И для чего всё это было.

Но я, конечно, стала думать, что же должно случиться, чтобы привести к нему.

Я думала, и думала, и сперва написала «Амут» — вторую главу.

(Она была рассказом на далёкий отсюда Колфан, но в рассказе получилось сто тысяч знаков, и когда я написала первые сорок, а это всё ещё не была и половина сюжета, я поняла, что нужно написать что-то другое. Написала тогда «Хозяйку перехода».)

Прошли годы… гм.

В прошлом году я написала первую главу:

«Винни принёс на ужин три огромные птичьи ноги, купленные в роболотке прямо у спуска в канализационный туннель. По заверениям администрации Берри, граждане, выпавшие из социального рейтинга, в урбапланировании не учитывались. Та же администрация прозорливо размещала весь дешёвый стрит-фуд в стратегически важных местах — поближе к покупателям. Например, к «выпавшим из рейтинга» флибустьерам. Они учитывались, когда приносили пользу, и нет — когда город должен был бы принести пользу им.
Почему «флибустьеры»? Потому что бороздят моря говна. Гордое самоназвание.
Жители Настоящей Берри, города под небом, называли их новыми крысами или какашечными аллигаторами — каллигаторами.
Для флибустьеров жареные птичьи ноги из роболотка будут деликатесом. Противно, думал Винни, но так и есть. А эти ноги ведь даже не на птицах выросли.»

(В слегка сокращённом виде и с вырезанными обещаниями остального сюжета, стала рассказом на Большой куш прошлого года, а потом в том же сокращённом виде вышла в сборнике.)

Написала первую главу и поняла, что настало наконец время написать всё остальное.
В общем, сперва я придумала финал.
Я поняла, что это будет за история, поняла, чем она закончится, и написала. Этот монолог — подсокращённый и причёсанный — действительно есть в финале «Нет следа». И то, что происходит в финале, — это ровно то, что я придумала заранее, то, о чём эта история.
О том, что приходит неизбежно.

Так что я отправила героев к берегу моря, ведь космос — это разлитая в пустоте чёрная вода событий, в нём прошлое и будущее могут быть любыми, а настоящего нет. Есть только то, что мы способны увидеть, исходя из своих ограничений. И если мы забываем что-то, то это навсегда.

Я хотела написать эту историю очень давно, и всё дело было в береге моря. Морем всё начинается, им всё заканчивается.

==========

Ридеро | Литмаркет | Букмейт | Автор.Тудей

==========

И да, у меня были и карты этого путешествия — его середины. 😅

«Нет следа» (начало)

«Нет следа» — история о людях в лоскутном мире киберпанка, которые стремятся к одному и тому же спасению.

Винни и его сестра Долли — пленники корпоративной лаборатории. Здесь Винни превращают в то, чем никто не хочет быть, а Долли признают дефектной.

Йоргос, аспирант-антрополог, покидает Город Университет и цивилизацию, собираясь исследовать жизнь мелкой секты. Но вскоре Университет меняется неузнаваемо, а Хенна, дочь вождя секты, увлекает Йоргоса в лес настоящих превращений.

Люмен — последний осколок Светорода, обители квантовой магии. Кто-то скажет, что она не совсем человек, а те, кто уничтожили Светород, — что не человек вовсе. Люмен разбудит рукотворное зло, чтобы обрести свободу для себя и не только.

В конце они встретятся в центре континента, в месте, где лежат начало трёх линий событий и их неизбежный исход.

Ридеро | Литмаркет | Автор.Тудей

«Добравшись до первого дерева, он схватился за него обеими руками. Казалось, не луг перешёл, а перебрался через озеро лавы по тонущим, плавящимся под ногами камням. И обратного пути уже нет: нет больше камней, лава поглотила их, сделала частью себя.

Йоргос прислонился к дереву лбом и вспомнил: он уже делал так раньше, в Университете. Повернул голову направо, как тогда, уверенный, что вот сейчас и увидит Хенну, но никого там не было. Хотя…

Чуть дальше, в шагах трёх от него, из тьмы леса выделилась тень, и звёздный свет тут же охватил её, заструился, превращая силуэт в существо сродни медведю, поднявшемуся на задние лапы. Сродни, но всё же не совсем: тёмный волос, покрывающий тело, не походил на мех, уж точно не на медвежий, и морда была плоской, зато круглые уши, и лапы с толстыми когтями, и осанка, эти опущенные плечи, смещённый центр тяжести… и то, как оно переступало с лапы на лапу… и глаза — медвежьи глаза.

И снова — никакого страха. Как и тогда, на озере — никакого страха. Напротив, уверенность, что всё будет правильно, и было правильно, и сейчас, в момент между было и будет, в момент без названия, не имеющий измерений, в точке прокола между…

Всё правильно.

Ему померещился звук: будто он, звук этот, не был поглощён инерцией воздуха, не растаял в положенное время, а хранился в каком-то… кармане и вот теперь только выбрался из него. Чтобы попасть в уши Йоргоса — последние ноты молитвенной песни общинников.

Существо вздохнуло, открыло пасть — зубы были человеческими, если не считать слишком длинных клыков — опустилось на четыре лапы и пошло прочь, через луг, омываемое звёздным серебром. Сзади у него печально висел, подпрыгивая при каждом шаге, маленький медвежий хвостик — трогательный и…

Йоргос закрыла глаза. Открыл — существа не было видно.»

Что есть в этой истории:

— киберпанк,
— пилотируемая меха, кибернетические оборотни, люди с искинами в голове и боги квантовой магии,
— космодром,
плавящая чума, обрётшая волю и намерение,
— мечты о будущем,
— путешествия через континент,
— любовь
— и берег моря.

АнтиØутопия

Итак, утопия, антиутопия и дистопия не кажутся особо привлекательными. Вынесем за скобки реализм, ведь речь о будущем, о мечте, к которой хочется стремиться. (Хотя б к диатопии).

Должно быть что-то ещё. Как-то ещё нужно изображать будущее, чтобы не получить поздневековье, средневековье или безвековье (дистопию, утопию, антиутопию, соответственно). Вот космический коммунизм (+ ещё), если ему удалось пройти по тонкой грани и вылавировать между этими тремя монстрами, если ему удалось дополнительно не стать ни государством, ни Пожирателем, как мне его тогда называть?

Я придумала, что должно быть нечто, внешне схожее с утопией — но отрицающее её главную движущую силу, насилие над личностью. Но и не антиутопия с концлагерями или твёрдой валютой в крышечках. Анти-утопия.

Потом муж предложил писать это как в старом киберпанке: анти0утопия или анти_утопия.

А потом я поняла, что нужна антиØутопия.

Ноль с косой чертой* указывает, разумеется, на то, на чём стоит анархо-трансгуманизм: освобождение личности от общества через технологии.

Без технологий, нацеленных хотя бы в далёкой перспективе на квантовую магию, антиØутопия недостижима.

Как бы она ни выглядела при этом:

— так: когда мы все посмотрели первый «Аватар», один человек заявил, что вся эта система (в смысле — планета Пандора, на’ви и их жизненный уклад) — это искусственно созданный мир, где древняя, крайне высокоразвитая цивилизация решила просто отдохнуть, «иначе я не вижу как это ещё возможно», — сказал тот человек; и хотя я прекрасно вижу ещё и другие варианты, как это возможно, его прочтение тоже возможно, и вот оно будет антиØутопией);

— или, например, этак: техно-опера «2084» (+ радикальная прозрачность);

— ах, для «вон так» примера не придумалось сходу; но, допустим, пока Блистающий Пояс не стал Ржавым Ободом, демархисты стояли на верном пути (пусть до цели было ещё далековато).

Так что, четвёртое в списке -топий и единственное положительное состояние системы будет называться у меня «антиØутопия».

Тут вроде бы настаёт время её описать, но когда я об этом думаю, я думаю сразу же о другом: невозможно описать будущее. Каждая попытка — это то, что никогда не случится. Так я думаю уже лет двадцать, и жизнь только подтверждает, что мысль верная. Ни шиша из происходящего тут в последние годы я себе как-то вот так не представляла. Начиная с уханьской летучей мыши и ещё пока не заканчивая — продолжается этот ряд.

Никто не ждал ни испанскую инквизицию, ни такого будущего.

Там, где нужна для описания чёткость, я вижу размытый дождём образ по ту сторону стекла. Поскольку я не могу охватить его разом и разом же описать — и, что важнее, не хочу этого делать, потому что все попытки такого рода у людей выходят наивными в лучшем случае, а чаще смешными — вот поэтому я просто выхватываю куски и детали и превращаю их в сюжеты или просто отдельные фразы.

Я знаю несколько вещей, без которых антиØутопия невозможна, но больше знаю их как противоположности центральных идей каждой из трёх других -топий.

Если утопия — это контроль и насилие, то нужна свобода. Если антиутопия — это жестокость и дикость, то нужна доброта. Если дистопия — это плесень и липовый мёд, то нужна эволюция.

И тогда я снова прихожу к одной и той же формуле:

«На полях карты, будто напоминание, высечены знаки. Я веду по ним пальцем, «каменная» карта вибрирует в ответ. Временна́я шкала эволюции, волшебная формула. Стремление. Желание. Освобождение. […]
— Три слова, — говорит она, скосив глаза на меня, — чтобы описать миллионы лет кибербиоэволюции, которую мы прошли.»

Она звучит на все лады, но это всегда тот же мотив. В нём есть и четвёртая тема — найти сперва смирение, потом утешение, а затем и надежду в том, что «Это было навсегда — пока не кончилось».

В общем, я знаю, что хочу получить, пусть в данный момент не знаю туда точного пути. Но меня это никогда не останавливало.

—————————
* Тут роль «ноля с косой чертой» играет «о со штрихом», потому что это иначе мне это написать не удалось.

«Листопад»

«Листопад» — будет последний рассказ из выложенных на самиздат в рамках историй про будущее. Я хочу что-то поменять, пока не знаю, что именно. Посмотрим.
Следующие в списке в любом случае четыре повести про колонии.

История о том, почему иногда клетка умирает добровольно.
«Мы получили послание, зашифрованное светом. А теперь — теперь последние спасательные капсулы кружат вокруг осколков последнего корабля. И только память о нас выпадает каплями росы.»

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

Довесок к космическому коммунизму

Возможно, стоило сформулировать какие-то правила существования общества в космическом коммунизме, но мне кажется, и так ясно, как он выглядит. У всех таких сеттингов есть некоторые общие черты.

Наивное решение «Орвилла» — все материальные потребности обеспечивают синтезаторы, деньги больше не нужны, люди работают, потому что им это нравится, делай, к чему душа больше лежит, не приветствуется только тупое безделье. (Почему третий сезон «Орвилла» вообще существует, я не знаю, невероятно он плох.) Это картина, достойная первых социалистов-утопистов, нереалистичная максимально, но в то же время максимально точно описывающая главный принцип космического коммунизма: мотивацией в таком обществе является созидание и познание, а не выживание. Рай философов.
В деталях всё это, разумеется, сомнительно. Синтезаторы нарушают принцип сохранения всего, а средство обмена и мера стоимости — это функции, которые что-то всё равно должно исполнять. Экономика только кажется умозрительной, но, как и само общество продолжение первой природы, законы экономики — продолжение естественных. Пока мы не изменились полностью, мы устроены так, как устроены, — нам нужно как-то взвешивать и сравнивать блага, так мы обрабатываем информацию и принимаем решения. Но чем более нематериальным будет всеобщий эквивалент и чем быстрее убывающей способностью к накапливанию будет обладать, тем лучше для нас же.

Лозунги типа «от каждого по способностям, каждому по потребностям» никогда не были глупыми. Равно как никогда не были реализованы, поскольку насильственное отжимание маятника — см. выше. Любая концепция умозрительна и невозможна к реализации, пока к ней не приводит траектория естественного развития. Концепции нужны для моделирования вариантов и разметки вешек будущего, а не для того, чтобы делать сказку пылью.

Для меня все эти геометрические идеи-фикс — теория исторических формаций (основанная на том, чего человечество на тот момент НЕ знала о собственной истории), или схема «Как нам обустроить Европу и чтоб столица была в Вене» (обратите внимание: докуда лучи было тяжело дотянуть, например, в Скандинавию, там у автора Европа и заканчивается), или поиск посланий Арктурианского Совета Комсоменталистов в трещинах на стенах (и ещё про него же) — всё это об одном и том же безумии.
(«У Сустава мрачные стены — трещины и царапины серых камней складываются в множество символов. Кому-то эти рисунки покажутся случайными, но Керабе тревожно: она чувствует зуд в затылке, тихий гул в ушах, это шепчут городские стены неясные послания. Если бы точно разобрать хоть слово, стало бы легче, но все эти слова обращены не к Керабе, а к тем, кто родился в Суставе или стал его частью по своим убеждениям.
Никто не чертил этих символов, но они проступили сами, когда город наполнила новая вера. Даже без связи с Зимородком Кераба может это услышать.»)

Но про созидательную деятельность — правда. Таков космический коммунизм. Даже в вопиюще неточной как в формулировке, так и по сути фразе о том, что труд сделал из обезьяны человека, содержится отблеск истины: созидательная деятельность нам, разумным, необходима, иначе мы чувствуем пожирающую нас пустоту, от скуки до неимения смысла жизни. Когда ничего не делаешь, медленно, а то даже и быстро, умираешь изнутри (хотя в последнее время способов сделаться мёртвым изнутри и так и ходить по миру пустой оболочкой оказалось удивительно много, кто бы мог подумать).

В общем, космический коммунизм — это мир равного изобилия, где на первый план выходит потребность в наполняющей жизнь смыслом деятельности, а главное качество всего и всех — доброта.
И ещё на фоне этого серебристые корабли обязательно бороздят просторы Среза на суперварпе.

Космический коммунизм

Когда у тебя в голове сплошь анархия и вики-манифест (версии 2.0):

«남편♥♥, [25.10.2022 22:47]
Да, никто не хочет превратиться «в нечто вроде Роулинг». Только по деньгам, а так нет.

Ольга αrishai, [25.10.2022 22:57]
Мне и денег столько не нужно.
Ни у кого не должно быть столько денег в принципе.
Мотивацией к развитию и работе должны быть не огромные деньги, а внутреннее желание делать то, что нравится и получается.
Так что должна быть какая-то планка личного богатства. Что-то такое.
В идеальной конкурентной экономике это само себя выравнивало.
В такой все примерно равны по достатку.
Пусть пока это по тем или иным причинам — по атавистическим механизмам, сохранившимся в текущей системе, — невозможно, однажды будет именно так.
То, что мы называем космическим коммунизмом.*

남편♥♥, [25.10.2022 23:00]
Класс :). Да, как раз хотел это сказать.

Ольга αrishai, [25.10.2022 23:00]
Да, мы ещё не знаем, как этого добиться, но хотя бы знаем, о чём мечтать.»

(*В честь «Стар Трэка», «Орвилла», прекрасного далёко Алисы Селезнёвой и т. п.)

В другие времена я бы добавила: думаю, самоочевидно, что такого невозможно добиться насилием и принуждением, искусственным регулированием или даже мягким управлением. Оно — как круговорот воды, как выравнивание жидкостей, как все процессы им. Чёрного рыцаря, может существовать только естественно, родившись от рассвета чёрного солнца в бесконечном процессе диалектического делания.
Но в нынешние я вдруг понимают, что принцип «насилием ничего не добиться» (а уже тем более «круг насилия можно разорвать только любовью», или «я хочу, чтобы у тебя, Ксайда, было сердце», или такое простое правило «людей убивать нельзя») оказался неочевидным куче существ.

В общем, невозможно выстроить космический коммунизм через систему ограничений. Можно лишь вырасти в него.
Перейти идиографический барьер в который уж раз. Добавить себе ещё одно измерение.

Любое насильственное действие влечёт за собой реакцию, наступает ли она через минуту, час, день, год, век или тысячелетие, но наступает неизбежно. Попытка качать маятник только в одну сторону или сдерживать его, лишь ускоряет его движение в обратную; или же, если прилагаемая сила уж слишком велика, маятник срывается к хуям и прибивает тех, кто так старательно его держал.
И кстати говоря: хотите отменить естественные законы, запретить то, что создано эволюцией? Ну попробуйте свои смешные человеческие попытки контроля объяснить, например, гравитации. Отмените её, не забудьте рассказать ей об этом, поднимитесь на высотку и прыгайте. Поглядим, что ответит вам гравитация.
С остальными объективными процессами объективной реальность это сработает ничуть не лучше.

«Сола»

Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер десять, «Сола».

Короткая история о вселенских созвучиях.

«…Музыка вибраций создана для неё, с помощи музыки она думает, так следует своему стремлению. Так запускает алхимию холодного синтеза, сборочные оранжереи и фабрикационные узлы. Так сеет и сеет, от точки к точке, расширяя поле борьбы с энтропией.
Выигрывая там, где иные сдавались и теряли последнее. А третьи отчаянно и безрассудно вступали в сражение, гибли, но оставляли хотя бы отблеск. Отзвук надежды…»

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

Пространство Откровения

В цикле про ингибиторов и всех остальных есть вот это: «На севере Галактики» / «Galactic North» (1999) [2303 — прибл. 40 000 годы].
Раньше него написаны только «Сон в растяжённом времени» и «Шпион на Европе», и Рейнольдс признаёт, что он, когда их писал, ещё не совсем знал, что это будет.
Зато датировка событий «На севере Галактики» (40 тыс. лет нашей эры, не хухры-мухры) выдаёт в нём рассказ-который-всё-объясняет.
И когда я это увидела, то сказала себе: «А-а-а! Узнаю брата Колю!»

Рассказ (лист А3 / пачка стикеров / кусок блокнота / старая тетрадь / бесконечный файл в самой важной папке / красные кленовые листья с вытатуированными на них тонкой иголкой никому не ясными знаками), который всё объясняет, — это вот какая штука: миг счастья, когда тебе вдруг приходит видение настолько огромное и масштабное, что потом ты двадцать лет не можешь из него выгрестись.
А главное — совершенно не хочешь.

Начитавшись про ингибиторов, я написала в феврале на сюрнонейм совсем плохой, но хотя бы очень короткий рассказ (и ещё один неплохой, но не про них, тоже очень короткий, и он никому не понравился, хотя в нём всё было правдой; зато мне стало немного легче, когда я это выплеснула). Сама я придерживаюсь иного взгляда на машины.

Поскольку сейчас я прочла из той вселенной всё, что было переведено, то нужно подвести итоги.

Во-первых, я, кажется, обожаю творчество Аластера Рейнольдса. Жалко только, я об этом не знала в тот год, когда он приезжал.
Мир космического рассеяния, где путь — почти всегда в один конец, потому что длится десятилетия, где ультранавты похожи на всю старую космическую фантастику сразу, а галактика (почти) обречена, меня завораживает. Болела я, кстати, всегда за сочленителей. Надеюсь, обитатели «Надежды» в самом деле выживут.

Во-вторых, да, Биоварь украли всё, что смогли. И что не смогли — тоже украли, только очень плохо.

Ну и в-третьих, романы у Рейнольдса странные, и выдержит их, возможно, только фанат. Повествование — как ровное поле, в конце которого внезапно оказывается обрыв, а потом гора. «Пропасть Искупления» — так и вовсе форменное издевательство. Три четверти романа не происходит ничего, что выглядит как значимое, старые герои исчезают в пустоте просто так, не то что без пафоса, а почти без оснований к тому, зато потом события несутся со скоростью «Ностальгии по бесконечности» и врезаются в читателя, как Силвест в нутро Гадеса.

Романы странные, а рассказы удивительные.
Мой любимый, правда, не отсюда, и это даже не «За Разломом Орла» (хе-хе-хе-хе), хотя, так уж вышло, тоже был экранизирован в «LD&R-1».

Рейнольдс пишет:

Вот это представление об истории будущего как о единой вымышленной сущности, намного превосходящей по размеру совокупность её частей, всегда оставалась со мной, и во многом именно поэтому мне так нравится этот жанр. Зачастую его принижают, списывая все на лень: мол, зачем изобретать новый мир, когда можно взять готовый из уже написанной книги. Не соглашусь. Как по мне, написать вторую историю об уже существующей вселенной обычно сложнее, чем создать новую с нуля. Приходится работать при заданных правилах, а это серьёзно ограничивает писательскую свободу. Коль скоро в первой истории вы упомянули изменившее мир изобретение, оно должно войти в текстуру второй, если только действие этой второй хронологически не происходит раньше. В последнем случае во второй истории нельзя упоминать детали, противоречащие логике первой. Когда вы пишете восьмое или девятое произведение для такого вот цикла, в вашем воздушном пространстве уже не протолкнуться. В определенный момент достигается порог, когда запихнуть что-то новое в хронику становится так дьявольски сложно, что писатель может все бросить и переключиться на что-нибудь другое. Думаю, всегда самое сложное – понять, добрался ли ты до этого порога.

Не знаю. Хочется сказать, что можно правила придумать такие, чтобы в них удалось вписать, что хошь.

Может быть, это только пока, но сейчас я что угодно могу подшить в истории Оси, а что не влезет — так то в Страну болот и камней. И я стараюсь этим не злоупотреблять, мне неловко, что я повторяюсь.
С другой стороны, кому это интересно и важно, кроме меня? Кто об этом хоть знает? Не правила ограничивают, а обнародование. Безвестность — вот рассказчицкая свобода.

Чёрный камень

Как и все, ты слышал о птицах и знаешь, что у них алмазные клювы и гуттаперчевые, тонкие тела, они свиваются кольцами, шуршат стимфалийскими, заточенными перьями, дышат и глядят темнотой первобытного мира.

Да, да, здесь мы называем птицами других существ, как с тем козлёнком, помнишь? Который вовсе не был козлёнком, но надо же как-то их называть — обитателей иного мира. Мы всегда давали имена, это наша фишка.

Мы просто перестали придумывать новое, зачем, если запас старых имён ещё не иссяк?

Был Адам, был Беззумный Аддам, и есть мы, те, кто вышел на багряный свет новой звезды. У каждого своя роль. Наша — сбивать со следа механических ищеек, оставаться последней стеной между ними и нежным, беззащитным нутром, в котором всё спасение.

Если оно успеет вырасти.

Мы — маскировка. Отвлекающий манёвр, приманка, блесна.

Расстояния огромны. Сперва ищейки будут искать нас, потом уничтожать — медленно, ведь мы рассеялись по тысячи миров. Так что времени уйдёт много.

Они не успеют, они не найдут, они не тронут беззащитное нутро, наш маленький план спасения всего сущего.

Зреющий и наливающийся силой плод временной петли.

Его охраняют местные птицы. Никто не знает точно, настоящий именно этот плод или нет. В каждом из тысячи миров есть такой. Возможно, фальшивы все плоды, до последнего. Возможно, самый настоящий спрятан где-то ещё. Он человек, или зверь, или тетраморф, или скрытый недрами планеты огонь, или капли алмазного дождя, или выброс плазмы. Придёт день, и плод созреет и явит себя. И то, что привело к рождению ищеек, будет исправлено.

Этой надеждой мы живём, когда кормим наших птиц, стерегущих ещё одну приманку (или нет).

Птицы прожорливы, но чем славились люди ещё с тех времён, когда даже не были людьми, так это способностью умножаться. Так что мы можем принести в жертву птицам пару-другую вкусных двуногих существ, жребий всегда был нам в помощь.

Да, да, конечно, ты это знаешь, ты вытянул чёрный камень. И сейчас, в этой пещере — она называется обзорным залом, ты видишь вращение старой памяти, отблески древних карт; космос не стоит на месте, и с тех пор, как мы оказались здесь, он изменился, но это место даёт тебе представление о том, ради чего все наши жертвы.

Вот здесь мы родились — мы, человечество. Вот путь, на который ушёл не один десяток тысячелетий. А вот траектория ищеек, идущих по следу.

Да, ты слышал легенды — тысячи раз. Сюжет, который уже затаскан. В мифах мы всегда побеждали, именно мы, потому что мы — главные герои наших историй.

В этот раз мы тоже одержим победу. Но не сегодня. Сегодня — только птицы и их алмазные клювы.

Древняя память.

Заповедь, оставленная предками.

И ещё безоглядная вера.

Иди к тем, в кого веришь, — к их блестящим телам, к их заточенными перьям, вглядись в темноту их глаз, помни, что ты один из многих, но жертва твоя не напрасна.

Даже когда тебе померещится, что птицы не живы, что под их перьями блеск металла, что во мне слишком много странных движений и жестов, что мой голос — синтез и безликость, не останавливайся, избранный, мы не те, кем кажемся, но что с того тебе?

Твоя жизнь уже закончена.

Мы давно здесь, мы ищем, мы знаем. Плод нашей гибели, ваше отчаянное решение.

Мы отыщем его. Методично, неторопливо, тщательно — мы отыщем его, о избранный.

Это последний мир из тысячи. Космос меняется, помнишь? Он опустел. Мы близки к окончанию поисков. Ты ещё слышишь меня, но птицы сжимают тебя кольцами. Каждый твой атом они сочтут и исследуют, скользнут по генетическим линиям, прочтут вероятности…

…что ж.

Спи спокойно теперь, о избранный: твоя доля окончена. Что бы мы ни искали вслепую, на ощупь — это не ты.

«Ступая по прочному льду»

Ступая по прочному льду

Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер три, «Ступая по прочному льду». История про спасение.
Всё, что знает Костя, — купола и ледяной океан. В голове только крошечные обрывки воспоминаний, на руке — метка партии, а ещё иногда ему мерещится женщина, что он — или кто-то другой? — знал в прошлом. Настоящее же — работа, на которую он, кажется, даже не соглашался, и обещания корпорации, в которые он больше не верит.
А ответы есть только у иллюзии, что обещает спасти, но не помочь, и бесстрашно шагает без скафандра по льдам Европы.

Рассказ был написан в 2015 году (и вдохновением тому были один фильм и одна песня) и опубликован в антологии «Аэлита/012». И да, это мой первый большой рассказ, который был опубликован.

На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.

От севера до Побережья (окончание)

Был день, и я решила написать на какой-то по счёту отбор в «Самую страшную книгу». Я придумала три рассказа. Один под руцой Смерти, другой под эгидой Завоевателя.

А от третьего было только название.

Голос сказал у меня в голове: «Муравьи играют в волков». Три слова и предлог, звучало потрясающе. Так что я стала об этом думать.

Рассказ предполагался законченной историей, но ещё даже не дописав его, я поняла: впереди не конец, а начало. Герой вовсе не хочет умирать, он цепкий и злой, он требует, чтобы его история закончилась иначе. Так что рассказов стало два: один ушёл на отбор и там и затерялся, а второй остался мне. Я чувствовала, как его продолжение-окончание спит в моей голове и ждёт своего часа. Прямо как те, кто уснул на Побережье.

Но вместо второй и заключительной части родился «Солнце спит в янтаре». Его не было в проекте, и героев его не было в проекте истории. Но таково свойство всех персонажей этой повести: они настойчивые, цепкие и очень хотят жить.

«Муравьи…» были тезой, «Солнце…» стало антитезой, а от них уже рукой подать до синтеза.

В то время я закончила «Колыбель 2.9» и опустошённо смотрела по сторонам, ища, как бы выплеснуть то, что всё ещё сидит во мне. Растёт и уже ворочается во сне.

Я чувствовала его. Люди, сомкнувшие световые годы. Тысячи лет без перемен. Свет под водой, звёздные тени, искусственная луна. Из всего этого родился «Прилив обнажает надежду».

Какой бы страшной тьмой нас не накрыло, у нас всегда будет надежда.

И надежда — это свет под водой.

«От севера до Побережья» (продолжение)

Что можно найти в «От севера до Побережья»:

— мир, далёкий от нашего и во времени, и технологически, и в деталях и обстоятельствах;

— но со знакомыми проблемами: ещё недавно незыблемого прошлого больше нет, оно рассыпалось в прах, осталась растерянность перед наступившим будущим; и это прошлое было великим — и людоедским, и первое легко помнить, а на второе легко закрывать глаза;

— своеобразную эстетику технологий, уже неотличимых от магии, декадентскую красоту жестокого мира, незаметно для себя пережившего катастрофу;

— постоянный выбор между тем, кто ты и кем ты хочешь быть;

— путь, которым люди в конце концов побеждают чудовищ;

— аугментации, генетические эксперименты, утраченную цивилизацию, свободу и новую надежду.

Мир Алонсо — это залитое золотым светом прошлое, где волки жили почти вечно, пожирая людей и друг друга, и хотели, чтобы люди любили их за это. И люди любили — зачарованные тем золотым светом. И настоящее, где двести лет мир так и не может отстроить себя заново, где расползаются плесенью общины сумасшедших муравьёв, Капитолий пытается отстоять право людей быть людьми, а последние старые хозяева пытаются найти для себя новый способ существования.

История Алонсо — это возвращение: от мрака севера к голосам Побережья.

«От севера до Побережья» (начало)

«От севера до Побережья» — повесть в трёх частях о тёмном и причудливом мире, который пытается собрать себя заново. У всех живущих в нём свои представления о будущем и прошлом, все хотят лучшего, но разными способами. Волки, тигры, муравьи и капитолийские охотники — люди в поисках себя и верной дороги. И есть ещё те, о ком все забыли, но кто по-прежнему здесь.

Алонсо путешествует по руинам мира, двести с лишним лет назад пережившим революцию. В буквальном смысле людоедский режим пал, правящие семьи волков разорваны их же подданными. На осколках старого вознёсся Капитолий, на центральной площади которого теперь стоит памятник доктору Оро — вдохновителю революции. В Капитолии живут свободные люди, на севере — бывшие рабы, одни мечтают о новом мире, другие плачут о старом. Алонсо — один из немногих старых хозяев, он проспал в анабиотическом саркофаге два века и теперь в бегах, но гонятся за ним не капитолийские охотники, а воспоминания о потерянном доме. И в маленькой, нищей деревушке у подножия северных гор он встречает свою соплеменницу, волчицу, попавшую в плен к муравьям…

Пять лет спустя прошлое бросает вызов настоящему: маленькая армия муравьёв и несвободных людей движется к бывшему императорскому дворцу — технологической крепости, полной артефактов прежней цивилизации. Капитолий рассылает охотников предупредить поселения на пути муравьёв. Алонсо, теперь на службе Капитолия, прибывает в Подгору, старый шахтёрский город под императорским дворцом. В городе, лишённом солнца, обитает древняя старуха, хранительница историй, дворцовых секретов и последнего из чудес великого прошлого…

В Солнечном дворце новая императрица: она сильнее всех старых хозяев, кровь на её клыках и когтях. Но мир между Солнечным дворцом и Капитолием возможен, если только заключать его приедет тот, с кого всё началось. Никто из капитолийских охотников, как и сам Алонсо, не сомневается: это ловушка. Вот только состоит она вовсе не в том, о чём они думали. А хозяйка дворца отступать не собирается: она сожрёт весь континент, если не получит желаемого: голову дочери Алонсо и тех, кто тысячи лет назад уснул в землях Побережья…

«Только лишь гости»

Годы назад (ох) на свет родились четыре сеттинга, созданные бросками Кубика. Прямо здесь можно прочесть о том, как всё началось, и о том, как в то время выглядел Сеттинг №2 (в нашей внутренней кухне носящий тэг «некроальвы»).

Но достаточно знать, что в основе лежат тетраксис «люди-эльфы-гномы-орки», варианты общественного устройства в Мире без Героя и очень странная история про четыре типа цивилизации (рождённая Переслегиным уже в то время, когда он стал не торт).

И ещё то, что когда Гриша придумывает новый сеттинг, я его присваиваю, переиначиваю, как мне нравится, и рассказываю о том, что лично мне кажется важным. Кради у лучших, все дела.

 

Семь лет назад я написала первую часть истории про некроальвов, спустя год вторую. И только этой весной наконец-то закончила третью. Я держала в голове эту историю довольно долго, пока не поняла, о чём же она на самом деле. Ну, в конце концов, время пришло.

«Только лишь гости» — история о незваных гостях, поиске общего языка и о том, что, как говорит Орден, хуже смерти.

 

Когда люди прибыли сюда, здесь уже были не только автохтоны — совершенно иные, от мировоззрения до биологии, но и другие «гости», такие же пришельцы, будто вынырнувшие из людских кошмаров.

Пытаясь выжить в новом доме, люди разошлись в разные стороны: одни назвались цвергами и спустились в туннели и каверны, другие остались людьми и построили стены, реальные и ментальные. Альвы, пришедшие в этот мир ещё раньше, нашли третий путь: они не живы и не мертвы, стабилизированные и заключённые в коллективный разум Братства. А автохтоны, которых люди прозвали троллями, снова и снова пытаются изгнать из своего дома непрошенных гостей.

В очередной раз людской Орден планирует экспансию к северным морям, и первый шаг на этом пути приведёт обитателей планеты к последней возможности понять друг друга.

Повесть можно прочесть на моём сайте, литмаркете, автор.тудей или продамане.

Что есть в «Только лишь гости»:

— конфликт двух видов и четырёх народов, что пытаются ужиться на одной планете;

— далёкая колония в далёком будущем;

— любовь (а как же без неё);

— менталисты, коллективный разум и свобода воли;

— стабилизированные некроальвы, страшные богатыри и ещё более страшные тролли.

Страница 1 из 3
1 2 3