Добавила на сайт расклады на Йоль, Имболк, Остару, Белтайн, Литу, Лугнасад, Мабон и Самайн. И прогнозный расклад «Колесо года».
Всё вместе здесь.
Добавила на сайт расклады на Йоль, Имболк, Остару, Белтайн, Литу, Лугнасад, Мабон и Самайн. И прогнозный расклад «Колесо года».
Всё вместе здесь.
Баловство, конечно.
————————————————
남편♥♥, [07.09.2023 11:24]
https://ru.wikipedia.org/wiki/Лисий — вот человек, которого не найдёшь в гугле.
Ли́сий (греч. Λυσίας, ок. 445 г., в Афинах — 380 г. до н. э.) — афинский оратор, логограф.
Вики
Ольга αrishai, [07.09.2023 12:21]
Потому что только лис найдёшь?
Это как «сырник-перевод» искать.
남편♥♥, [07.09.2023 12:21]
Да, лисий хвост 🙂
Ольга αrishai, [07.09.2023 12:28]
Уверена, он [Кандинский] на первые два слова среагировал, не дал себя обмануть. А я надеялась на философа в рыжей шерсти
Результат генерации по запросу «Древнегреческий философ Лисий», стиль: artstation
Но он его просто в рыжий покрасил.
И какую-то надпись вверху присобачил, на «греческом».
А Яндекс не знает, что Лисий — это имя, иначе отказался бы генерить, опасаясь, что фейк создам.
https://shedevrum.ai/post/082032b34d6111ee99db36f52626dcc9
«Древнегреческий философ Лисий»
Да, он тоже на всякий случай в золото покрасил.
Они не понимают, чего я от них хочу.
довольно Ну вот это уже лучше.
читать дальше «Неудержимо приближаем скрепочную фабрику»Я прочла «Морские звёзды» — и может, было неправильно читать их не до, а после «Ложной слепоты» и «Революции в стоп-кадрах» — и этот пипец странно выстроенная вещь.
Хотя сперва про аннотацию. Вот на моём издании (2012 г.) написано то, что на первой картинке, и автор этих строк либо не читал текст, либо был не в себе. Всё, что тут написано якобы про сюжет, просто неправда.
Про обстоятельства — правда, про сюжет — нет. (И на фантлабе, например, аннотация другая, адекватная.)
Возможно, часть причин этого в содержании текста. Ну, я могла бы написать: «…про якобы сюжет». На второй картинке как раз схема про это.
Роман выглядит так: есть персонажи, у которых нет никаких арок, стремлений, а потому часто и поступков, хотя характеры есть.
Есть много ружей, которые потонут в океане, так и не выстрелив, и тем, которые затронуты, но по факту никак не сыграют.
Есть очень длинное описание того, что происходит, но событий внутри этого описания ни на грош.
Ну и есть кусок, где в самом деле вдруг начинается сюжет.
Если текст стал таким после редакторской работы, что ж там было до.
Короче, я до сих пор прям не знаю, что и сказать, кроме: лучше б это было большим рассказом.
А то вышла очень странная история.
Но после Уоттс взял и написал «Ложную слепоту» и остальное, так что всё закончилось хорошо.
Я придумала, что тоже могу отображать кратные схемы друг на друга.
И могу разложить Всадников и способы противостоять им на схему коммуникаций с миром.
Где первое наука, второе коллективное бессознательное (мифы), третье философия (этика, нравственность, личные ценности), а четвёртое — вера.
И тогда наука — это освобождение, которое противостоит Чуме; во всех смыслах — от биологического до психологического (от запирающих мемокомплексов в целом помогает только просвещение).
Мифы — это желание, которое противостоит Войне, потому что коллективное бессознательное — способность к групповой динамике, к пониманию друг друга даже без слов, к разделению культурных паттернов — это способ найти общий язык и то, что формирует в нас сочувствие.
Философия — личные убеждения, стремление, способное справиться с Голодом. Когда свои ценности человек может поставить выше выживания — это в самом экстремальном примере. Но в целом философия отвечает за стремление, за хотя бы фантазии о том, что можно жить лучше, можно выйти за пределы бесконечного цикла повторений, справиться со страхом.
И вера — то, что остаётся, когда приходит Смерть.
Смерть нельзя победить, только принять.
Под забором спит Цербер с тремя лапами и двумя головами,
так уж вышло, что он кое-что потерял, пока добирался до этого места.
Четвёртая лапа тихонько растёт во сне,
третья голова потеряна — отдана
в обмен на возможность предсказывать нужный момент,
начало эпохи потерь, мира конца,
личное время Цербера.
Он проснётся, и время то истечёт. Наступит финал не только его эпохе.
Вот сейчас — только лапа сперва отрастёт.
Цербер во сне улыбается; переваривает сновидения
кудлатый его живот.
Надо проснуться, припомнить, что было тогда,
когда первая битва в мире звучала.
Надо припомнить и повернуть назад.
Надо начать сначала.
Цербера будто штормит
между новым и старым слогом.
Рваный край или же чёткий ритм?
Верность или свобода? Он скалится, тихо рычит во сне, бьёт по земле хвостом;
чтобы не выдать себя, он видит ещё один сон.
———————————————————————-
Церберу снится Титаномахия.
———————————————————————-
Во время Титаномахии Цербера ещё не было,
но как бы и был он — «в проекции».
Он витал над сражением вместе с другими,
такими же отголосками нерождёнными
будущего ещё не предрешённого, не явленного.
Половина его товарищей была создана титанами,
вторая стояла за олимпийцами.
Но между собой отголоски не ссорились.
Им всё равно было, кто из какой пришёл линии.
Ведь и те, и другие знали: победят олимпийцы, титаны ли,
но всё равно скормят половину из них той второй половине,
что останется. В общем, вертел Цербер ту Титаномахию.
Перекидываться Цербер наловчился в том первом из всех тринадцатых
столетий, что прожил (и ещё проживёт, конечно).
Время тогда было скучное, вот он и человеком быть попробовал.
А потом хоронился в лесах от всяких обидчиков,
что прозвали его демоном.
Он себя считал честным чудовищем, демон — это как-то оскорбительно.
Будут ещё времена, в которые его доводы бы поняли.
Его бы самого бы погладили.
Отменили бы в честь него пару личностей.
Передумали бы. Переотменили обратно. Возможно, так и оставили бы.
Хоть какое-то развлечение, думал Цербер тогда,
догрызая очередную ветку в сердце очередной чащи.
А то тут одна лишь скучища.
В общем, перекидываться он научился —
и похоже, вот это его и подставило.
Цербер осторожно просыпается. По-собачьи встряхивается.
Косит сонным взглядом, вздрагивает.
Поводит правой головой, затем левою — и превращается
в человека — ну совершенно одноголового.
Даже недурён собой, кое-кому нравился.
Цербер чешется, морщится, к забору прислоняется и думает:
ну вот и снова Титаномахия.
Среди отголосков над полями Титаномахии
у Цербера есть два друга, оба из войска титанова:
один, значит, дуб, достаёт ветвями до неба,
корнями до земного диска краешка.
На ветвях того дуба обитают целые виды,
прячутся в них от смертельно горячего солнца, а в корнях его —
от холода. Мир титанов покрыт проплешинами
льда и пламени, это планета контрастов и магии.
Второй друг Цербера — двухголовая ящерица.
А может — и двутельная, он и так, и так о ней думает.
Вместо лап у неё растут чудны́е пружчиночки,
а к голове вертикально приставлена ещё одна ящерка.
Глядя на это, Цербер всё думает:
чем они срослись там? Как они устроены?
Цербер из мира, где наука приходит вслед за магией.
Воля богов такова, такова очерёдность развития.
Титаны же против: они любят лишь магию.
Лишь странные вещи, созданные воображением.
Но что до отголосков будущего,
то ни Цербер, ни его товарищи,
не считаются, кто из них хуже, кто лучше, кто выживет,
кто достоин, а кто мусор цивилизации.
Вся эта Великая Битва Выбора,
идёт мимо них, им она до лампочки
(хоть накаливания, а хоть питаемой магией).
У них-то самих никакого выбора.
Только ждать, кто ж в этот раз выиграет.
В первый раз победили титаны, и настала магия.
Все чудовища олимпийцев погибли, как не случившиеся.
И только Цербера титаны оставили.
Порешили меж собой его использовать по назначению.
Он же создан, как сторож, так пусть сторожит тогда.
Пусть следит, как всё выйдет и чем всё закончится.
Дело ведь было ни в том, что титаны выиграли,
а всегда только в том, чтобы мир в итоге выстоял.
Так что всё возвращается к Титаномахии.
Побеждают боги, титаны, титаны, боги, титаны, боги.
Время схлопывается, разворачивается, снова схлопывается.
Вновь сначала, и каждый раз Цербер видит всё.
А что до вот этого раза, текущего,
он считает, что вышло неплохо практически:
дотянули почти до космоса.
Вот теперь Цербер окончательно просыпается.
На мир, что к концу подошёл, смотрит задумчиво.
Что сказать, когда спросят про мир?
Сказать, что видел утопию?
Настоящую, давно уж обещанную.
Он и сам как-то вырвал о ней предсказание
у одного духа источника. Так рычал на него,
что дух водою обгадился.
И чтобы спасти свою не совсем вечную жизнь
предложил дар видеть то, что ценнее свободы.
Вот так у Цербера не стало одной головы.
Но тогда он не знал ещё, за что именно её отдал.
Настоящая утопия, думает Цербер, прям как обещано.
Так и скажу им: наконец, наконец-то стал ей свидетелем.
Все равны меж собой — потому что мертвы окончательно.
Тут осталась одна лишь «проекция».
Поле ровное. Достигнуто просветление.
И реально все битвы навсегда окончены.
Сражаться-то некому.
Светит идеально круглое солнышко.
Цербер скажет: видел смерть я последнего
земли обитателя. В общем, всё теперь кончено.
Им придётся поверить: спрашивать-то больше некого.
Надо пробовать заново, скажет он, пробуйте, пробуйте.
Вдруг однажды получится.
На него возложена миссия,
и титаны, и боги ему сочувствуют:
как живёт бедный Цербер, свидетель всему и вся?
Тяжело быть последним, кто в мире останется.
Кто подводит итог: так, мол, и так,
далеко ль всё зашло,
какие были камни, какие течения.
В чём провал. А провал есть всегда.
Мир такой переменчивый.
Так что они слушают внимательно и корректируют
свои действия, планы, стратегии.
Он молчит об одном: каждый раз
в переменчивом мире есть вещи и неизменные.
Неизменные вещи — с ними он сталкивался.
Но его блуждания и превращения —
где в них место для чего-то неизменного?
———————————————————————-
После третьей из тех Титаномахий, где победа была за олимпийцами,
где-то в веке двадцатом Церберу встретилась
смотрящая на него с любовью женщина.
Он мог бы соврать себе (больше тут никто не услышит),
что не помнит ни имя её, ни глаза, ни губы.
Что не боится столкнуться с ней снова под их общей крышей.
Что потерь не боится и боли.
Только смысл врать, если, сколько виткам не виться,
ни в одном он больше не подойдёт к ней снова.
Он бежит, он скрывается, он хоронится,
всё в тех же лесах, в их древних и мрачных чащах.
Ах, леса, чудовищам верные братья,
адским псам, чьё хрупкое сердце сломано.
———————————————————————-
Когда мир заходит в тупик?
— Это решать Церберу.
Когда запускать обратный отсчёт?
— Это решать Церберу.
Всё, что было прекрасного в мире, вчера истекло.
— Каждый раз именно это решает Цербер.
———————————————————————-
Ныне Цербер прячет лицо, но в тот первый раз он всё рассказал:
мир уже случался, хотя был совсем другим.
Я его пережил уже пять или шесть… восемь раз?
А ты — ты уйдёшь, и что же мне делать таким?
Посмотри на меня, я ведь адский пёс.
Этот мир — просто ад, и я его сторожу.
Для чего мне то, что мне вообще не понять?
Кто я теперь, когда на тебя смотрю?
И она тоже долго смотрела в ответ,
он не выдержал, снова заговорил:
смерти нет мне, я не смогу вослед
за тобою спуститься в Аид.
И она улыбнулась: моё имя — любовь.
Говорят, я сильнее титанов, сильней богов.
Если так, я вернусь, просто жди меня, слышишь? Вернусь.
Просто жди, мой любимый, бессмертный мой пёс.
———————————————————————-
Ровное поле, мир опустел — подошло время первой из битв.
Возвращается цикл к началу, змея кусает свой хвост.
И Цербер — Цербер сохраняет человеческий вид.
Человеку соврать попроще, он же не пёс.
Он ответит подробно, но в каждом ответе немного солжёт.
Он умело развеет богов и титанов сомненья.
Правда в том: Цербер ждёт. Цербер ждёт.
Неизменная вещь остаётся всегда неизменной.
Если б только знали они, какой им движет мотив.
Что давно он пускает их поезда под откос,
Что давно он решил: цикл так и должен идти.
Цербер врёт в ответ на тот самый вопрос.
———————————————————————-
Просто жди.
Цербер ждёт.
———————————————————————-
«Моё имя — любовь. Говорят, я сильнее всего.»
Он её потерял, люди живут очень мало.
В новом мире всё было иначе… кроме неё.
Он глазам не поверил. Она его не узнала.
И он спрятал и сердце своё, и лицо,
отвернулся, но был для неё вечной тенью.
Он её охранял, отгонял подлецов,
ждал, любил, проникал в сновиденья.
Каждый мир, каждый новый виток
она снова рождалась, но если однажды
цикл прервётся, канет в бездну его любовь —
тут уж выборы и развилки станут не важны.
Цербер любит её, конечно, издалека.
Но со смертью её — виток, считай, на исходе.
Цикл прервётся? Дудки. Он навсегда.
Цербер скалится: мне другой вариант не подходит.
В рамках моей «азиатской программы» прочитала «Оранжерею на краю света» Ким Чоу Ёп (на самом деле, я хочу прочесть «Консультанта» Им Сон Суна (какое-то чудо, что его фамилию не переврали, как у нас принято, и не написали «Лим»), но МИФ почему-то отказывается продавать электронную версию, а бумажную, ну, забудем на миг, что теперь бумажные книги стоят как нефтяной танкер до разлива, бумажную мне некуда ставить, я могу теперь поставить новую, если только выброшу какую-то другую, и до той поры, как я не удостоверюсь, что «Консультант» стоит того, чтобы ради него выбросить хотя бы старого лукьяненку, я бумажную не куплю, шиш; короче, пришлось удовлетворить любопытство «Оранжереей…»).
«Каков он, мир будущего? Двадцать второй век, люди смогли пережить экологическую катастрофу: на планету опустилась смертельная пыль, изменившая экосистему всего мира. И когда, казалось бы, трагедии прошлого остались на страницах истории, в одном из городков разрастается необычная лиана, излучающая синеватый свет. Молодой эколог Чон Аён культивирует растения прошлого и пытается разгадать загадку мосваны, лианы, которая в свое время могла спасти весь мир от губительного действия пыли. Правда ли то, что ядовитый сорняк позволил людям выйти за пределы защитных куполов? Кто такие Ланганские ведьмы и какие тайны скрывает оранжерея деревни Илим?
История об эпохе Пыли, оранжерее и лиане, о сестрах, роботах и летающих автомобилях, о стремлении выжить, о людском эгоизме, высокомерии и других пороках, которые существуют уже очень давно и вряд ли исчезнут в будущем.»
Сейчас у меня есть такое впечатление, что корпус корейского языка не очень велик; пока одни языки копили по сто слов для одного и того же означаемого, корейский нагло продолжал обходиться формулой «один смысл — одно слово». Короче, он, возможно, не блещет лексическим разнообразием так ярко, как некоторые другие языки.
Может быть, я и не права. Но предположим, что да.
Ещё есть подозрение, что под многовековым гнётом китайского, корейский когда-то заимствовал не только эстетику иероглифического письма, но и своеобразный язык китайских мудрецов: иероглиф «гора», иероглиф «мышь», иероглиф «родить». Такое.
Короче, «Оранжерея…» — это грёбаный конспект. Меня это шокировало и восхитило, одновременно. Теперь я ещё больше хочу знать: а) вообще, норма ли это для корейской литературы, современной или в принципе; б) может быть, это норма для современного корейского янг-эдалт-самиздата (о как); в) может быть, ещё что-нибудь такое.
В плане лексики — ни одного толком эпитета, никаких образов и крайне скудные описания в духе «там стоит это, здесь лежит то, а тут летит вон то, и вон то красное». («Это», «то» и «вон то» — это три разных местоимения, утритесь языки, в которых для «вон того» специального слова нет.)
Очень странная композиция. Сюжет — никаких вам лесенок с синусоидами.
Я даже хотела написать, что будь это дорамой, могло бы сработать, но будь это дорамой, там оказалось бы намного больше соплей — и фигурально, и буквально, больше про отношения (родину, воздаяние и одержимость), переживания и характеры.
Сюжет не движется, он происходит… божечки, как это описать? Нет конфликтов и их разрешений, безусловно есть какие-то действия, но они просто есть, их не особо что-то влечёт и мало что из них вытекает, всё принимается, как должное, текст — это констатация, изложение: что случилось, кто что сказал и кто к чему как относится.
Мощный поток событий легко может быть ужат в куцый абзац.
И вот это меня так восхитило, что я аж позавидовала.
Нечто подобное — только намного более литературное — я видела, например, в «Железном совете». Каждое предложение плотное, как три слоя стальных листов. Книга в два раза тоньше «Вокзала на Потерянной улице», а плотность событий на килознак в десять раз выше. Так круто.
Я вот тоже хочу просто написать: «А добралась до города Б, где её ответили к В (лица у всех были одинаковые, по образцу Г), и в итоге только Д помог А избежать плена», а уже неделями пишу что-то вроде:
«И водчий с Керабой идут дальше. По коридорам и лестнице, наверх самой высокой башни. По дороге ещё два раза встречают они таких же людей — тот же облик, та же тень.
Ни одной женщины не видно в крепости.
Пока они не поднимаются на вершину, где в одиночестве плачет княгиня.
Слёзы текут по её щекам, но она будто привыкла и не замечает уже давно, что мокро её лицо. Наверно, не помнит даже, что когда-то было иначе.
(Если было.)
Мы ждали тебя, говорит княгиня. Драгоценная наша гостья с полуострова, из земель змеелюдов. Ждали, потому что твоё появление предсказала та, кто была здесь до тебя. Беловолосая женщина с острым взглядом. Ты ведь знаешь её?
Конечно, с волнением отвечает Кераба, не замечая, что водчий уже исчез, и здесь только она и княгиня, и слёзы хозяйки башни вдруг обретают золотисто-розовый отблеск, а пальцы на миг сжимают и отпускают тут же плотную матовую ткань длинного серого платья, и касаются быстро мехового воротника длинной накидки, и замирают у груди, будто прислушиваются к княгиньевому сердцу.
(Если оно там есть.)»
(И ещё княгиня так и норовит проползти в текст с заглавной, прям достала уже этим.)
Итак, утопия, антиутопия и дистопия не кажутся особо привлекательными. Вынесем за скобки реализм, ведь речь о будущем, о мечте, к которой хочется стремиться. (Хотя б к диатопии).
Должно быть что-то ещё. Как-то ещё нужно изображать будущее, чтобы не получить поздневековье, средневековье или безвековье (дистопию, утопию, антиутопию, соответственно). Вот космический коммунизм (+ ещё), если ему удалось пройти по тонкой грани и вылавировать между этими тремя монстрами, если ему удалось дополнительно не стать ни государством, ни Пожирателем, как мне его тогда называть?
Я придумала, что должно быть нечто, внешне схожее с утопией — но отрицающее её главную движущую силу, насилие над личностью. Но и не антиутопия с концлагерями или твёрдой валютой в крышечках. Анти-утопия.
Потом муж предложил писать это как в старом киберпанке: анти0утопия или анти_утопия.
А потом я поняла, что нужна антиØутопия.
Ноль с косой чертой* указывает, разумеется, на то, на чём стоит анархо-трансгуманизм: освобождение личности от общества через технологии.
Без технологий, нацеленных хотя бы в далёкой перспективе на квантовую магию, антиØутопия недостижима.
Как бы она ни выглядела при этом:
— так: когда мы все посмотрели первый «Аватар», один человек заявил, что вся эта система (в смысле — планета Пандора, на’ви и их жизненный уклад) — это искусственно созданный мир, где древняя, крайне высокоразвитая цивилизация решила просто отдохнуть, «иначе я не вижу как это ещё возможно», — сказал тот человек; и хотя я прекрасно вижу ещё и другие варианты, как это возможно, его прочтение тоже возможно, и вот оно будет антиØутопией);
— или, например, этак: техно-опера «2084» (+ радикальная прозрачность);
— ах, для «вон так» примера не придумалось сходу; но, допустим, пока Блистающий Пояс не стал Ржавым Ободом, демархисты стояли на верном пути (пусть до цели было ещё далековато).
Так что, четвёртое в списке -топий и единственное положительное состояние системы будет называться у меня «антиØутопия».
Тут вроде бы настаёт время её описать, но когда я об этом думаю, я думаю сразу же о другом: невозможно описать будущее. Каждая попытка — это то, что никогда не случится. Так я думаю уже лет двадцать, и жизнь только подтверждает, что мысль верная. Ни шиша из происходящего тут в последние годы я себе как-то вот так не представляла. Начиная с уханьской летучей мыши и ещё пока не заканчивая — продолжается этот ряд.
Никто не ждал ни испанскую инквизицию, ни такого будущего.
Там, где нужна для описания чёткость, я вижу размытый дождём образ по ту сторону стекла. Поскольку я не могу охватить его разом и разом же описать — и, что важнее, не хочу этого делать, потому что все попытки такого рода у людей выходят наивными в лучшем случае, а чаще смешными — вот поэтому я просто выхватываю куски и детали и превращаю их в сюжеты или просто отдельные фразы.
Я знаю несколько вещей, без которых антиØутопия невозможна, но больше знаю их как противоположности центральных идей каждой из трёх других -топий.
Если утопия — это контроль и насилие, то нужна свобода. Если антиутопия — это жестокость и дикость, то нужна доброта. Если дистопия — это плесень и липовый мёд, то нужна эволюция.
И тогда я снова прихожу к одной и той же формуле:
«На полях карты, будто напоминание, высечены знаки. Я веду по ним пальцем, «каменная» карта вибрирует в ответ. Временна́я шкала эволюции, волшебная формула. Стремление. Желание. Освобождение. […]
— Три слова, — говорит она, скосив глаза на меня, — чтобы описать миллионы лет кибербиоэволюции, которую мы прошли.»
Она звучит на все лады, но это всегда тот же мотив. В нём есть и четвёртая тема — найти сперва смирение, потом утешение, а затем и надежду в том, что «Это было навсегда — пока не кончилось».
В общем, я знаю, что хочу получить, пусть в данный момент не знаю туда точного пути. Но меня это никогда не останавливало.
—————————
* Тут роль «ноля с косой чертой» играет «о со штрихом», потому что это иначе мне это написать не удалось.
«Листопад» — будет последний рассказ из выложенных на самиздат в рамках историй про будущее. Я хочу что-то поменять, пока не знаю, что именно. Посмотрим.
Следующие в списке в любом случае четыре повести про колонии.
История о том, почему иногда клетка умирает добровольно.
«Мы получили послание, зашифрованное светом. А теперь — теперь последние спасательные капсулы кружат вокруг осколков последнего корабля. И только память о нас выпадает каплями росы.»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.
Возможно, стоило сформулировать какие-то правила существования общества в космическом коммунизме, но мне кажется, и так ясно, как он выглядит. У всех таких сеттингов есть некоторые общие черты.
Наивное решение «Орвилла» — все материальные потребности обеспечивают синтезаторы, деньги больше не нужны, люди работают, потому что им это нравится, делай, к чему душа больше лежит, не приветствуется только тупое безделье. (Почему третий сезон «Орвилла» вообще существует, я не знаю, невероятно он плох.) Это картина, достойная первых социалистов-утопистов, нереалистичная максимально, но в то же время максимально точно описывающая главный принцип космического коммунизма: мотивацией в таком обществе является созидание и познание, а не выживание. Рай философов.
В деталях всё это, разумеется, сомнительно. Синтезаторы нарушают принцип сохранения всего, а средство обмена и мера стоимости — это функции, которые что-то всё равно должно исполнять. Экономика только кажется умозрительной, но, как и само общество продолжение первой природы, законы экономики — продолжение естественных. Пока мы не изменились полностью, мы устроены так, как устроены, — нам нужно как-то взвешивать и сравнивать блага, так мы обрабатываем информацию и принимаем решения. Но чем более нематериальным будет всеобщий эквивалент и чем быстрее убывающей способностью к накапливанию будет обладать, тем лучше для нас же.
Лозунги типа «от каждого по способностям, каждому по потребностям» никогда не были глупыми. Равно как никогда не были реализованы, поскольку насильственное отжимание маятника — см. выше. Любая концепция умозрительна и невозможна к реализации, пока к ней не приводит траектория естественного развития. Концепции нужны для моделирования вариантов и разметки вешек будущего, а не для того, чтобы делать сказку пылью.
Для меня все эти геометрические идеи-фикс — теория исторических формаций (основанная на том, чего человечество на тот момент НЕ знала о собственной истории), или схема «Как нам обустроить Европу и чтоб столица была в Вене» (обратите внимание: докуда лучи было тяжело дотянуть, например, в Скандинавию, там у автора Европа и заканчивается), или поиск посланий Арктурианского Совета Комсоменталистов в трещинах на стенах (и ещё про него же) — всё это об одном и том же безумии.
(«У Сустава мрачные стены — трещины и царапины серых камней складываются в множество символов. Кому-то эти рисунки покажутся случайными, но Керабе тревожно: она чувствует зуд в затылке, тихий гул в ушах, это шепчут городские стены неясные послания. Если бы точно разобрать хоть слово, стало бы легче, но все эти слова обращены не к Керабе, а к тем, кто родился в Суставе или стал его частью по своим убеждениям.
Никто не чертил этих символов, но они проступили сами, когда город наполнила новая вера. Даже без связи с Зимородком Кераба может это услышать.»)
Но про созидательную деятельность — правда. Таков космический коммунизм. Даже в вопиюще неточной как в формулировке, так и по сути фразе о том, что труд сделал из обезьяны человека, содержится отблеск истины: созидательная деятельность нам, разумным, необходима, иначе мы чувствуем пожирающую нас пустоту, от скуки до неимения смысла жизни. Когда ничего не делаешь, медленно, а то даже и быстро, умираешь изнутри (хотя в последнее время способов сделаться мёртвым изнутри и так и ходить по миру пустой оболочкой оказалось удивительно много, кто бы мог подумать).
В общем, космический коммунизм — это мир равного изобилия, где на первый план выходит потребность в наполняющей жизнь смыслом деятельности, а главное качество всего и всех — доброта.
И ещё на фоне этого серебристые корабли обязательно бороздят просторы Среза на суперварпе.
Когда у тебя в голове сплошь анархия и вики-манифест (версии 2.0):
«남편♥♥, [25.10.2022 22:47]
Да, никто не хочет превратиться «в нечто вроде Роулинг». Только по деньгам, а так нет.Ольга αrishai, [25.10.2022 22:57]
Мне и денег столько не нужно.
Ни у кого не должно быть столько денег в принципе.
Мотивацией к развитию и работе должны быть не огромные деньги, а внутреннее желание делать то, что нравится и получается.
Так что должна быть какая-то планка личного богатства. Что-то такое.
В идеальной конкурентной экономике это само себя выравнивало.
В такой все примерно равны по достатку.
Пусть пока это по тем или иным причинам — по атавистическим механизмам, сохранившимся в текущей системе, — невозможно, однажды будет именно так.
То, что мы называем космическим коммунизмом.*남편♥♥, [25.10.2022 23:00]
Класс :). Да, как раз хотел это сказать.Ольга αrishai, [25.10.2022 23:00]
Да, мы ещё не знаем, как этого добиться, но хотя бы знаем, о чём мечтать.»
(*В честь «Стар Трэка», «Орвилла», прекрасного далёко Алисы Селезнёвой и т. п.)
В другие времена я бы добавила: думаю, самоочевидно, что такого невозможно добиться насилием и принуждением, искусственным регулированием или даже мягким управлением. Оно — как круговорот воды, как выравнивание жидкостей, как все процессы им. Чёрного рыцаря, может существовать только естественно, родившись от рассвета чёрного солнца в бесконечном процессе диалектического делания.
Но в нынешние я вдруг понимают, что принцип «насилием ничего не добиться» (а уже тем более «круг насилия можно разорвать только любовью», или «я хочу, чтобы у тебя, Ксайда, было сердце», или такое простое правило «людей убивать нельзя») оказался неочевидным куче существ.
В общем, невозможно выстроить космический коммунизм через систему ограничений. Можно лишь вырасти в него.
Перейти идиографический барьер в который уж раз. Добавить себе ещё одно измерение.
Любое насильственное действие влечёт за собой реакцию, наступает ли она через минуту, час, день, год, век или тысячелетие, но наступает неизбежно. Попытка качать маятник только в одну сторону или сдерживать его, лишь ускоряет его движение в обратную; или же, если прилагаемая сила уж слишком велика, маятник срывается к хуям и прибивает тех, кто так старательно его держал.
И кстати говоря: хотите отменить естественные законы, запретить то, что создано эволюцией? Ну попробуйте свои смешные человеческие попытки контроля объяснить, например, гравитации. Отмените её, не забудьте рассказать ей об этом, поднимитесь на высотку и прыгайте. Поглядим, что ответит вам гравитация.
С остальными объективными процессами объективной реальность это сработает ничуть не лучше.
Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер десять, «Сола».
Короткая история о вселенских созвучиях.
«…Музыка вибраций создана для неё, с помощи музыки она думает, так следует своему стремлению. Так запускает алхимию холодного синтеза, сборочные оранжереи и фабрикационные узлы. Так сеет и сеет, от точки к точке, расширяя поле борьбы с энтропией.
Выигрывая там, где иные сдавались и теряли последнее. А третьи отчаянно и безрассудно вступали в сражение, гибли, но оставляли хотя бы отблеск. Отзвук надежды…»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.
Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер девять, «Трое в темноте».
История о том, где на самом деле расположена темнота, в которой водятся чудовища.
Зак, Ида и Фостер застряли на крошечном научном полигоне, здесь всё поросло чужим лесом, вечно идёт дождь, а жизнь распространяет и узнаёт саму себя через миллиарды бионитей. Внутри не лучше: бункер дышит сыростью, в тёмных коридорах что-то прячется (или нет), а «грибы», за которыми нужно следить, вовсе не грибы и, возможно, готовы сожрать всякого, кто не будет достаточно осторожен. Но хуже всего, что сойти с ума в таком месте — самый простой и логичный выбор.
«…Над полкой трепетала в воздухе прозрачная склизкая полость, внутри которой висел перевёрнутый «гриб» — тонкая ножка и широкая шляпка, и множество, множество тончайших живых розоватых волосков, ощупывающих полость, не прекращающих шевелиться. Будто блуждающие капилляры самой странной кровеносной системы в мире. Свет застревал внутри этого пузыря, запутывался в волосках, а иногда поверхность вздувалась и раскрывалась, выпуская что-то наружу. В быстро затягивающемся отверстии мелькали пытающиеся вырваться на свободу волоски.
Полость была искусственной, иначе бы «гриб» протягивал свои волоски не туда, куда нужно было Иде.
— Эти существа интереснее, чем кажутся. Ты знаешь, как сильно здесь все связаны между собой? Всё ко всему присоединено.
Он вздрогнул, услышав за спиной голос Иды и буркнул в ответ:
— Куда уж интереснее, а?
— Всегда есть, куда двигаться, — ответила она. — И в чём искать новые возможности…»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.
[Upd. Поскольку текст написан уже давно, часть вещей отсюда устарела. Но точно не та, что про ВАР и Ли Минхо.]
В феврале я узнала, что во мне есть опухоль. И узнала, что принять такое сложно.
Делать какие-то — необходимые — вещи по этому поводу тоже сложно. Невозможно. Потому что тогда начинаешь признавать, что это реально происходит.
Я не спятила, потому что опустилась на дно культурного потребления и посмотрела три турецкие мыльные оперы. Я не жалею, и меня даже не пугает, что мне скорее понравилось. К тому же они были не про гаремы, а про современность, и без подменённых близнецов и всякого такого, так что почти не стыдно. И вообще, это спасло мне психику на фоне вообще всего, что происходит в этом году, так что чего жалеть.
Но с ними я покончила, этот омут меня не затянул. Однако Кинопоиск в то же время стал мне показывать предложения с корейскими сериалами. И я подумала: надо продолжать исследования. Теперь я знаю кое-что про Турцию, метнёмся на другой край Азии. И так я посмотрела «W» / «Параллельные миры», историю про ожившего героя (с прозрачными ушами) манхвы, про природу творчества и свободу воли. Было странно — в плане того, как корейцы построили сюжет, и того, что в сериале про любовь как-то куце с поцелуями (я ещё ничего не знала о том, на каком голодном пайке корейцы держат зрительниц). Но мне понравилось.
Я стала смотреть дальше и больше. Где-то, я думаю, ещё в первой десятке дорам я наткнулась на что-то слишком важное для меня лично, так что теперь я не остановлюсь. В любом случае сейчас это моя стена — щит, мембрана, волна, стоящая между мной и беспомощностью, виной и отчаяньем. Так что, как акула, я должна продолжать плыть.
Настал момент, и из меня вдруг вышел этот поток разрозненного нечто — про Великий Азиатский Разлом, бессистемные наблюдения и дорамных боженек — и я не представляю, чтобы он оказался вдруг интересен кому-то ещё, кроме меня. Но это тоже часть процесса.
Через некоторое время мой мозг решил, что мы с ним оказались в новом окружении и нужно к нему приспосабливаться: учиться говорить как эти новые люди. Потому что без средств общения никуда.
Так что он начал потихонечку разбираться с новым языком.
Для начала мы с мозгом выяснили, что корейские имена точно пишутся именно так: три отдельных слога. А не два слога имени вместе или через дефис. Пишутся они раздельно потому, что так произносятся. Три ударения.
И потому что так их пишут корейцы латиницей, если зачем-то надо.
Корееведы, идите и укусите себя.
Читать с непривычки актёрский состав чего-нибудь корейского невозможно: на третьем имени начинаешь ржать. Набор идущих друг за другом слогов. Приходится воспитывать в себе сдержанность. (Потом узнаёшь о существовании тайских имён, чего-нибудь вроде «Байферн Пимчанок Лывисетпайбун / Pimchanok «Baifern» Luevisadpaibul» — да, это имя живого человека, одно имя, одного человека, женское — узнаёшь о существовании тайских имён, и уже и не знаешь, что и думать.) А потом привыкаешь и начинаешь получать удовольствие — в общем, как с чёрным кофе.
Мы с мозгом вычислили, что у корейцев есть падежи, в том числе звательный. Суффикс прибавляется только к последнему слогу имени, выходит, это правильный способ склонять корейские имена, когда такое возможно.
Если в предложении есть чьё-то имя, чаще всего оно будет стоять впереди, вне зависимости от того, каким членом предложения является. Наверняка существительные тоже ведут себя схожим образом, но я их крайне слабо различаю. А глагол идёт в конце.
Потребив уйму дорам с оригинальной озвучкой, мой мозг стал различать и даже запоминать простые слова, границы которых ему удалось определить, так что теперь я, например, могу выразить согласие по-корейски несколькими способами. Это не считая интернационального «окей».
И, разумеется, я знаю, как будет «я люблю тебя». Оба варианта и в чём разница.
читать дальше «ВАР и всякое»
arishai:
Нарвался на программиста в детстве.
gest:
Да. А в комментах туда напихали злых реплик о том, что с джинном это не сработает, джинн не логическая машина.
И это тут же породило внутри меня поток. Потому что всё как раз наоборот. Джинн — это волшебная логическая машина: он подчиняется строгим логическим правилам, пока он раб лампы. Это свободным он может делать, что захочет.
Именно так и работают сказки: правила их священны, и все волшебные существа обязаны им подчиняться. Законы повторений: три, семь, девять. Ограничения: не пересечь текущую воду, гибельность света, нерушимость законов гостеприимства, власть, которую даёт знание имени. Зависание на бессмысленной работе и подсчёт рассыпанных зёрнышек. Страх холодного железа.
А вот люди в сказках могут на всё это плевать или цинично использовать в своих целях. Люди хаотичны и неопределённы. Мы можем стать кем угодно.
Мы всегда стремимся упорядочить внешний мир, но внутри мы и есть хаос. Мы продукт случайности, и мы поместили её на знамя, даже не подозревая об этом. Законы природы и волшебства — лишь инструменты, и когда мы смотрит на них, бесовский голос хаоса шепчет нам: а давай попробуем эти законы нагнуть.
(Кстати, чем больше хаос внутри нас, тем больше мы способны к созидательному творческому упорядочиванию во внешнем мире.)
И вот, будучи свободным хаосом, мы не обязаны соблюдать все эти дурацкие правила. Мы сами себе правила.
По крайней мере, мы-когда-мы-герои-сказок.
Мы есть ледокол, ломающий лёд. Будь это лёд волшебных правил или киберзащиты, неважно.
И когда мы создавали кибернетику, мы перенесли на неё свои представления о том, как устроенно волшебство — по правилам. Ну, потому что кибернетика и есть волшебство. Так мы воплотили его в реальности.
Исполнили мечту о волшебстве.
И теперь оно в самом деле повсюду.
Пак рассказов «Про будущее»: рассказ номер восемь, «Танец монетки».
История о том, что настоящая версия нашей жизни та, в которую мы верим.
Он считает всё и только тогда признаёт это существующем. В его доме живут тени других реальностей. Он не обращает на своих постояльцев внимания и не даёт им имена.
Но однажды поверит, что верна не та реальность, в которой он существует, а та, в которой он счастлив. А чтобы сделать её возможной, придётся перейти грань.
«…Когда они догадались, было уже совсем поздно.
Он заперся в «кожухе», построенном для прохода через будущий портал, поднял щиты, запечатал двери во внешней броне зала отбытия. Перед его глазами, за слоями армированных стёкол и слюдяной текучей полосой щитов клубился зародыш червоточины.
Он видел его потому, что видел вероятности. Для других людей там пока не было ничего, кроме арки врат…»
На моём сайте, литмаркете, автор.тудей.