Страница 1 из 5
1 2 3 5

Плетение

Чтобы попасть сюда, нужно пройти сквозь туманы, по старым мосткам над стылой трясиной, что подёрнулась инеем за ночь. Заброшенный хутор — за мелкой горой, по ту сторону озера с коричневыми, ломкими камышами. И вода в нём такая же коричневая, от ила и времени.

И в деревне до мелкой горы тоже давным-давно никто не живёт. Урочище.

Брешут, что всех съели упыри или волки. Что огромный чёрный ворон кружил над деревней трое суток кряду, и после не осталось ни одной живой души, но непокойные лежат под порогами: ждут, кто переступит через них.

Ни одного непокойного тебе не встретилось.

Со времён твоего детства все обветшало здесь, и в заброшенных домах лишь труха да сладкий запах.

И на хуторе — разросся и одичал сад, провалилась крыша свинарника, а во дворе и на бывших грядках следы трёхпалых лап и человеческих ног — одна ступня смотрит вперёд, другая назад.

Но не пересох колодец.

Тот, Кто Живёт В Колодце по-прежнему здесь.

У колодца — берёза с толстым, посеревшим снизу стволом. Под её кроной сгустилась ночь. Да и вокруг день далеко не солнечный — конец ноября.

Конец твоей осени тоже. Потому и вернулась ты — от осенней тоски.

Вечной, как серые глыбы далёкого берега. Кто бы ни ждал тебя там, кто бы ни помнил, сама ты теперь помнишь лишь Того, Кто Живёт В Колодце.

Ты помнишь: лбом прислонишься к стволу берёзы, и мир подёрнется, как тронутый неосторожно жидкий кисель. И когда разгладятся его складки, тогда ты услышишь: растут деревья, травы, растут кусты, тянутся, переплетают свои тени, распрямляют ветки и стебли, оборачивают лица к тебе — и у каждой травинки лицо своё, и у каждого мелкого яблока в саду — свой голос, своя нота.

Всё замедляется. Мерно дышит. И время становится чем-то иным. И за минуту проходит день.

И всё глубже и глубже, всё темнее и темнее, и ты растёшь, ты сама растёшь вместе с лесом, и в твоей глубине, в вывернутой наизнанку глубине, в сердце ветра, в теле земли, там смотрит твоими глазами на человеческий мир Тот, Кто Живёт В Колодце.

Если бы не он, тебя бы здесь не было.

Если бы не он, тебя бы не было.

Если бы не он — не росли бы яблоки, не стонала бы вода в колодце, не коснулся бы иней осенней слякоти, не коснулось бы края солнце, не взошли бы озимые, не сгущался бы сумрак под кроною, не обрастали бы свиньи щетиною, не горел бы… Снова обрывается и рушится мелодия, она стала слишком ломкой, пока ты была вдали от дома, в котором родилась, и от колодца, из которого пила в детстве холодную воду.

Вот почему ты носишь в сердце шевелящийся скользкий ком — он всегда там.

Вечная осенняя тоска — со дня, как ты покинула хутор, озеро, мелкую гору. С года, как ты повзрослела. Тёмный лес внутри тебя, тёмный лес, что растёт под землёй, тёмный лес, где лишь непокойные, где нет для живых места, но что с того, что с того, места тебе нет и в смертном мире, есть лишь тоска, вечная тоска, осенняя тоска по оставленному.

Чудо, что было упущено, перепутало твою жизнь, и ни в чём не стало вкуса — ни в воде и еде, ни в близости, ни в потерях даже. Во всём лишь тоска.

И ты набираешь камней. Ты завязываешь подол узлом. Ты идёшь к Тому, Кто Живёт В Колодце, не спрашивая, ждёт ли он тебя. (Стой.) Не спрашивая, того ли он для тебя хочет.

Пока ходит по небу солнце — огненное колесо.

Шевельнулось и распалось — потому что было комом спящих червей. Покатилось. Изменилось.

Пропахшее сладким тленом, плесенью и липовым мёдом, — оно вот-вот лопнет, хотя пока ещё не знает об этом. Но уже, сквозь простроченный ржой занавес, тянется что-то свежее и не очень, тайное и суфлёрское. Ветер перемен, вибрации перестройки.

Так что на свист тот и дрожание выбрались на свет и те, кто по проводам может зарядить воду, по тухлым фотокопиям — выучить «древнее боевое искусство», по перепутанным заговорам воссоздать камлания.

И по профилю двадцати пяти эр изгнать болезнь — воем и обухом тупого ножа.

И ты смотришь, сморщив переносицу, на горящие глаза своих пьяненьких друзей, на жилище «шамана» — газетой устлан стол, на стенах африканская маска, картина из дерева (пародия на «Утро в сосновом лесу») и бубен, и сдаётся тебе, мир на нём нарисован не то чтобы верно, и в шкафу три экземпляра бывшего самиздата, а на полу — горсть шелухи, и на «шамане», ей-богу, кухлянка, задранная до пупа, и сам «шаман» корчится наигранно на полу,  и в руках у «шамана» ещё один бубен, с чёрным шнуром и оленем, а над оленем небо, и под оленем подземный мир, и ещё на маленькой полке в углу — а вот там сидит нечто. Кукла с круглым и плоским лицом, её глаза — чёрные слепые бусины, на ней тоже кухлянка, длиною в палец, и зовут эту куклу… койка.

«Койка», — повторяешь ты, и разом глуше становится вой «шамана» и пьяное бормотание троих придурков, с которыми ты сейчас желала бы не знаться.

Койка — смешное имя для вместилища духа, и всё же оно правдиво. И от того ты начинаешь вспоминать, что тебе совершенно не нужно.

Инеем покрывается пол, глухо ворчит медведь, лает собака с пятном во лбу, и человек, обернувшись, смотрит в твои глаза. Три существа, что имеют души, три души выходят наружу, ты отступаешь, но поздно — лес прорастает в тебя.

(Нет.)

Что-то толкает тебя назад, а ты упрямо движешься против ветра и снега, проходишь сквозь деревья, что заступают тебе дорогу, вглубь, в темноту, вглубь, в темноту, вглубь, в темноту, наконец-то, вот он — ком червей, растоптать, вот оно, в такое невозможно поверить, за логом, за валом, под корнями, в норе, под землёй, корни растут вверх, тёмное зеркало воды плещется на потолке, и наконец — обернулся, смотрит на тебя, глаза его бусины, в прозрачном теле мерцает огонь, вот и снова, всё снова, вернуться, вернуться, вернуться…

(Прочь. Прочь отсюда, из леса. Тебе это не нужно. Прочь!)

И снова воет «шаман», и у койка больше нет глаз, а без глаз — он всего лишь фигурка, завёрнутая в кусок меха. И всё пропало.

Нет, неправда. Остался шрам. Пустое место, где что-то только что было.

Ты ничего не вспомнишь.

Тот, Кто Живёт В Колодце покинул тебя, не спрашивая, того ли ты хочешь.

Пока ходит по небу солнце — огненное колесо.

Светлая ночь посередине грядущего века, ты стоишь на летнем мосту, на твоём лице свет от экрана. Тёмно-серая вода течёт под мостом — и меняется в его тени.

Свет и тени переплетены, как корни первобытного леса.

И в тени от крыльев молчаливого льва кто-то смотрит на тебя, окружённую светом.

Иней ложится на перила, но быстро тает: ночь тепла.

Где-то ещё дрожат мостки над стылой трясиной, смотрит слепыми глазами вместилище духа. Падает на весы перо, и сгущается туман над логовом древнего голодного зверя. Растёт тёмный лес.

Но не здесь. Здесь — тихо.

В твоей душе свет и тени переплетены. Тот, Кто Живёт В Колодце спрятал себя в их плетении, как потаённый, невидимый узор. И ты ничего не помнишь.

Кроме тоски.

Токи бегут по сетям, срастаются корнями деревья, подземное время дрожит в каналах и реках, тянутся по ночному небу светлые полосы спутников, и во всём прячется осеннее эхо. В самую светлую и короткую ночь — осеннее эхо. Посреди зимы — осеннее эхо.

Даже если уехать туда, где нет ни осени, ни зимы, лишь засуха и дожди, во всём будет осеннее эхо.

Но очень тихое: почти ничего, лишь время от времени почудится… шёпот?

И тут же он умолкает. И снова — сети, деревья, вода, спутники, города, смертная жизнь.

Без памяти до следующего перерождения.

(Тебе так лучше.)

Мир победил чудеса, засыпан колодец, выветрилась «заряженная» вода. (Тебе так лучше.)

Ты поднимаешь глаза от экрана и смотришь туда — в тень от крыльев льва. Кто-то думал слишком громко, и ты вдруг услышала.

Разделённые границей света и тьмы, вы встречаетесь взглядами. Тот, Кто Живёт В Колодце соткан из тени, огня и воды. В тебе лишь земля, свет и воздух.

Я сберегу тебя от себя, говорит он, доколе светит над миром людей их раскалённое жёлтое солнце.

Всё не так, отвечаешь ты, то не шар плазмы — ходит по небу огненное колесо, и раз уж вспомнила это, то отыщу тебя, где бы ты ни был.

Слишком светла эта ночь, можно увидеть и чудо, и потому, подхватившись, лес прорастает обратно: забудь поскорей, для тебя лучше — так; пятится в тень подземное время, но ты не сдаёшься, и сделав единственно верный шаг, свет проникается тенью.

«Синяя лошадь и компания»

Серия историй про то, что странное всегда рядом.

«Синяя лошадь и компания» — история о духах прошлого, ангеле и последнем чуде.

Лунной ночью приходят трое и предлагают игру: ставки вслепую, на картах спираль. Что выиграешь, то твоё, что проиграешь — твоё тоже. А победа возможна, только если кто-то ещё играет на твоей стороне.

На моём сайте, литмаркете или автор.тудей.

«Конь Красные копыта»

Конь Красные копыта

Серия историй про то, что странное всегда рядом.

«Конь Красные копыта» — городская легенда о редком торжестве справедливости и о том, что ждёт героя не в сказке, а в жизни… ну, типа того.

В каждом подвале на улице Ивана Бабушкина сидит по фирме, каждой фирмой руководит жлоб, недоплачивающий работникам. При такой конкуренции остаётся только к помощи нечистой силы и прибегнуть. А вот попавшему между молотом и наковальней Сажаню придётся эту помощь расхлёбывать: ждёт его бунт против угнетателей, верный конь и эпическая битва между добром и злом — до самых первых петухов.

На моём сайте, литмаркете или автор.тудей.

Кто ещё?

Продолжаю с фейскими историями: четвёртая, предпоследняя.Иллюстрация

«Кто ещё?» реально редкий для меня тип рассказа: под конец все живы и никто не бредёт по берегу, дыша чёрной солью и глотая слёзы. 😀 С другой стороны, это обычный для меня тип рассказа: там есть ковчег, есть космос, есть нечто странно-потустороннее — ну и бублик.

сайт | литмаркет | автор.тудей

«Починка»

Рассказ из сборника «Бестиарий. Книга странных существ».Иллюстрация
Короткая история о сверхъестественной помощи и о том, откуда приходит спасение.
С двух сторон к одной и той же сказке про Водяницу, способную починить судьбы, приближаются Нелли и Егор, несхожие и не имеющие ничего общего — но только на первый взгляд.

Именно здесь впервые появилась Злата, волховица из сеттинга про волшебных жителей страны Туманов.
В старой редакции Злату звали иначе, но это уже была она.

Рассказ можно прочесть на моём сайте, литмаркете или автор.тудей.

«Яркий свет по дороге домой»

ИллюстрацияПродолжаю с фейскими историями. Вторая из коротких историй отправилась на самиздат.

«Яркий свет по дороге домой»: рассказ о дороге сквозь волшебный лес, о Лесном царе и (разумеется) возвращении домой.

Литмаркет | Сайт | Автор.Тудей

Переход через Хелькараксэ — 27

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Эпилог:

«Пытаясь написать эпилог, я поняла: если долго держать открытым пустой лист текстового редактора, то рано или поздно слова появятся на нём сами собой.

Точно так же, всматриваясь в Бездну, мы дожидаемся момента, когда из пустоты, из ничего, из сумасбро… из пустоты проступают черты того, что мы наблюдали всё это время.

Черты прошлого и будущего, смятых в один комок. В Бездне нет времени, есть только взгляд наблюдателя.

Черты пространства, распространяющегося от мгновения Большого взрыва и сжимающегося в надежде отыскать вопрос, ответ на который был известен с самого начала. В Бездне нет того, чего вы не можете достигнуть взглядом наблюдателя, и пространство осциллирует, пульсирует под этим взглядом…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 26

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Тело. Движение и воображение», §2, окончание:

«…Я думаю, важность игры сложно переоценить. «Без игры человеческое бытие погрузилось бы в растительное существование.» Игра создаёт смыслы. Игра — это не человеческое изобретение, играют все высшие животные, преимущественное в детском возрасте, игра — эволюционное приспособление, способ подготовиться к ситуациям, которые могут ждать в будущем. Взрослым животным некогда играть, и исключение опять составляют те из них, для которых мы создали «свободное время».

Для себя свободное время для игры мы научились создавать ещё до того, как стали жить так хорошо, как сейчас. Видимо, это тоже последствия неотении: нам крайне необходима игра, так наш разум придумывает и разрешает вопросы, которые, возможно никогда перед ним не встанут. В этом смысле игры, в которые играем мы, уже не столько призваны подготовить нас к каким-то ситуациям в будущем (конечно, и это тоже; и особенно такие игры, в которых моделируются различные социальные ситуации, актуальны для детей, или ситуации совершенно фантастические), сколько дать нам возможность побывать там, теми и тогда, где, кем и когда мы никогда не будем. Разум модулирует альтернативные реальности и времена, но в чём тогда для него практический смысл этой игры (природа очень практична, всё существующее обычно способно для чего-то пригодиться)?..»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 25

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Тело. Движение и воображение», §2, продолжение:

«…Сегодня мы можем переключаться между мифологическим сознанием и научным. Но только потому, что нам вообще есть между чем переключаться. При этом, если мы не умеем пользоваться этой способностью к переключению сознательно, мы не застрахованы от внезапного провала в мифологическое сознание, например, в случае опасности или слишком высокой степени неопределённости ситуации. Происходит это потому, что мифологическое сознание — состояние по умолчанию. Мы получаем альтернативу ему только с возрастом, сознание маленьких детей же во многом подобно сознанию первобытного человека. Они не «придумывают», «воображают» или «притворяются», они действительно живут среди того, что создано их воображением.

Взрослый человек тоже так может, если захочет. Но только осознанное применение этой способности даёт гарантию адекватной реакции на ситуацию и окружающий мир и, в конце концов, безопасности.

Если сознательно мы можем переключаться между двумя «режимами», то наше подсознание мифологично в принципе, другого состояния оно не знает. Живущие и процветающие в нём химеры действительно могут быть опасны, если вы никогда не набирались смелости взглянуть им в глаза, если вы не знаете, что за тени бродят по ландшафтам вашей внутренней бездны, если вы заперли их за стеной, через которую они всегда проникают. Просто, если вы не желаете их знать, они проникают в ваше сознание без вашего ведома.

В общем, если вы исключили из вашей картины мира вашу собственную мифологию, если ваш мир прост и понятен, линеен и одномерен, то вы не хозяин самому себе, вы лишь так думаете…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 24

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Тело. Движение и воображение», §2, продолжение:

«…Эта простая фраза означает очень многое. Внешняя реальность существует для нас лишь потому, что влияет на состояние нашего тела. Мы познаём всё сущее через изменения в нас самих. Да, это всё та же мысль, что лишь через танец взаимодействия мы познаём мир, но давайте вдумаемся в это до конца, до самого конца: мир для нас существует ровно настолько, насколько мы его сознаём (познаём), познаём мы его настолько, насколько ощущаем взаимодействие через изменения в теле, изменения, происходящие в нашем теле, создают для нас мир, в котором мы существует.

Изменения, происходящие в нашем теле, создают для нас мир.

Мы создаём мир, познавая его через изменения. Мы создаём мир, наблюдая за ним…

…И пока мы видим, что любое социальное взаимодействие, видимо, накапливаясь и усложняясь, приводит к диалектическому скачку и в новом качестве становится разумом. И поскольку на самом деле диалектический скачок не является выделяемым моментом, а растянут во времени, разум точно так же растянут — и начинается где-то ещё в районе передачи сложных паттернов поведения, первых мемов у высших животных, а заканчивается… где-то далеко в будущем, там, где жизнь продолжает свой бесконечный путь, творя новые земли из хаоса, запуская циклы времени снова и снова…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 23

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Тело. Движение и воображение», §2, начало:

«…Но если вы начнёте думать об этом по-настоящему, вас накроет странное чувство. Мы не можем представить того, о чём не знаем. Всё, что мы знаем, существует, пусть даже оно плотное, непрозрачное и чужое, но одно наше знание о его существовании уже делает его на самую малую часть нашим.

Любое знание о чём-либо является началом присвоение этого чего-то.

Там, где нас нет, там, где нет и крупицы нашего знания, нет ничего. Это не тот внешний мир, о котором мы что-то знаем, ведь он соприкасается с нашими границами, нет, это абсолютная пустота для нас, потому что этого нечто ещё даже не существует.

Внешний мир неподконтролен мне и не присвоен мною, но он уже всё равно уже в какой-то мере часть меня, потому что я знаю о нём, потому что я его наблюдаю. Единственный реально существующий феномен для меня — моё тело, и мир существует только тогда, когда является его частью.

А значит, на самом деле, нет границ моей телесности, я распространяюсь всюду и везде, всё, до чего я могу дотянуться фокусом своего наблюдения, уже является и мною в том числе (пусть и не только), и есть лишь области менее или более мне подконтрольные.…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 22

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Тело. Движение и воображение», §1, окончание:

«…Познавая мир, делая его прозрачным, мы включаем его в себя: в своё сознание и в свою телесность. Когда мы познáем всё, мы станем всем.

Наше собственное тело в этом смысле парадоксально. Эта та часть мира, с которой мы проводим больше всего времени (собственно, всё время нашей жизни), лучше всего управляемся, а также то, что мы зачастую склонны менее всего замечать (ибо оно прозрачно); но в то же время оно до самого конца остаётся в чём-то непознанным, «плотным». Оно всегда может преподнести нам сюрприз, выдать неожиданную реакцию. Оно сохраняет в себе всё то, чего мы не помним на сознательном уровне. Внутри него происходят процессы, которых большинство из нас до конца не понимает. Мы никогда не сможем по-настоящему увидеть его со стороны и отследить вещи, которые для нас скрыты или же настолько прозрачны, что мы просто не в состоянии их распознать.

Когда мы познáем всё и станем всем, тело останется единственным объектом, для познания которого нам понадобится помощь другого.

И именно этим и объясняется, зачем Вселенной необходимы разумные существа.

…Память эмоций — бесконечна. Каждое проявление эмоции нанизывается на прошлое проявление, вереница связанных воспоминаний тянется из непроглядной тьмы прошлого в столь же непроглядную тьму будущего. Настоящее освещено текущим действием, настоящему придают смысл реакции нашего восприятия, нагруженные прошлым, нагружающие будущее. Все этапы перемен — следствие очень малых вариаций, однако в итоге первое и последнее звенья этой цепи различаются между собой как ночь и день.

И всё же из тьмы прошлого мы слышим голоса. И мы отправляем послания во тьму будущего.

Мы бессмертны…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 21

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Тело. Движение и воображение», §1, продолжение:

«…Мемы-движения: жесты, тип осанки, манера держать себя и более сложные паттерны, маркируют нас ещё в детстве, до того, как в дело вступит язык. До того, как более сложные информационные образования проникнут в наше сознание и начнут формировать социально обусловленные надстройки психики, двигательные мемы сформируют нашу телесность. Мы будем становиться частью чего-то большего снова и снова — от семьи до общественной страты, от нации до человечества, впитывая и принимая или отвергая и отбрасывая мем за мемом, но начнётся всё с «движений губ, прикосновенья руками». Если более сложные и более поздние мемы мы можем отследить, пусть и с разной степенью лёгкости, и некоторые из них в самом деле можем отвергнуть сознательно, то с двигательными паттернами сделать это намного сложнее, если не сказать невозможно.

Они — база нашей информационной составляющей, как и наше тело — база нашего сознания…

…Совершая же «культурные жесты», связанные с ними паттерны движения, делая это в рамках процесса, подобного, например, аутентичному движению, мы можем точно также скользнуть в темноту, существовавшую ещё до нашей памяти, и найти в ней то, что крепко связано уже с нашим личным опытом, с нашей индивидуальной памятью, оставившей отпечаток в нашем собственном теле.

Мы можем найти связь. Мы можем ощутить, что мы — часть большего, часть, у которое нет измерений — ни большая и ни маленькая, ни важная и ни незначительная, ни особая и ни такая же, как все остальные. Просто часть, во всём подобная целому, так же как целое подобно этой части.

В этой системе мир и человек неразличимы, хотя каждый при этом сохраняет свои границы и момент взаимодействия в танце, происходящем в области соприкосновения этих границ…»

(читать дальше)

Переход через Хелькараксэ — 20

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Тело. Движение и воображение», §1, продолжение:

«…А следом происходит вот что: всё, что мы когда-либо наблюдали в себе, становится определённым, прекращает своё существование в суперпозиции и переходит в нечто явленное, нечто оценённое, нечто воплощённое. Оно остаётся не только во внутреннем ландшафте, но и в теле, как в материальном отражении этого ландшафта. Остаётся по одной причине: нет границы между сознанием и телесностью, граница эта мнимая; отделить одно от другого невозможно, такое отделение означает смерть. Лишь после смерти тело постепенно начнёт терять следы жизненных событий, медленно возвращаясь в землю, из которой вышло. Живое же пластично, и все ваши мысли становятся телесными проявлениями, и, видимо, верно и обратное, все проявления телесности могут отражаться в мыслях. Одно запускает другое, а потом импульс возвращается обратно…

…Наблюдатель не расщеплён. Наблюдатель целостен. Примечательно, что появление наблюдателя невозможно без предварительного расщепления, того самого, о котором говорил Маклюэн в «Галактике Гутенберга». Расщеплённость человека эпохи книгопечатания в конечном счёте приводит к новому витку целостности, к более высокому его уровню, где человек уже не просто слабая песчинка, уничтожаемая высшими силами, и не нечто/некто, пытающийся противопоставить себя мирозданию, воюя с ним и объявляя себя то царём, то раковой опухолью планеты (что одно и то же), а неотъемлемо присущая мирозданию, с трудом выделяемая из него часть, осознающая саму себя и систему в целом

…«Телесная нагруженность» означает, что человек в своей когнитивной деятельности исходит не только из полученных знаний, но и из совершённых ранее действий. Имеющиеся в теле воспоминания о движениях побуждают двигаться — и мысленно, и телесно к тому, что развивает это движение дальше, что даёт ему новый толчок, выводит на новый уровень. Или к тому, что является его очевидной противоположностью, чтобы после антитезы прийти к синтезу.

Из этого и рождается танец…»

(читать дальше)

Сахар и песок

Кэтрин М. Валенте «Сказки сироты» («Сказки сироты: В ночном саду». — Москва: Издательство АСТ, 2017; «Сказки сироты: Города монет и пряностей». — Москва: Издательство АСТ, 2016)
Валенте. В ночном саду
В современном магическом фентези дилогия Кэтрин Валенте светится, как Джек О’Латерн на перекрёстке в ночи: возможно, вам указывают путь в места, где вы никогда раньше не были. Пусть что-то покажется знакомым, а что-то — очень знакомым, в итоге вы окажетесь в пространстве столь же туманном и свежем, как и сон прохладным майским утром.

В огромном саду девочка рассказывает истории, а мальчик слушает их, затаив дыхание. И где-то когда-то все эти истории должны сойтись к одному вопросу и одному ответу.

Узорчатым восточным ковром предстаёт перед читателем пролог, сразу же и неизбежно напоминая о «Тысячи и одной ночи» и обещая тысячу и одну историю. Но уже очень скоро золотые и пурпурные нити, выбившиеся из полотна, уводят слушателя прочь от банального — и очередного — факсимиле восточных сказок; уводят тропами тенистыми и извилистыми, как дорожки султанского сада.

Тропы тянутся, пересекая единое пространство всех сказок мира, достигая стран холодных, как сердце тирана, и тёплых, как парное молоко, и горячих, как запечённые каштаны. Перемещаясь сразу во всех направлениях, напоминая о том и об этом, об историях, услышанных в детстве, понятых в отрочестве и пересказанных в те года, когда деревья перестали быть большими, а лето сжалось в трепещущий комок нескольких тёплых недель.

И всё же среди путаницы дорог мерцает пунктирная жемчужная строчка, стежки, проложенные той, кто задумал всё это.

Так что вы начинаете с самого начала и проходите там, где мир родился: где из чёрного брюха кобылы проросли звёзды; там, где, как всегда, творцу приходится приносить жертву, а его созданиям — мучиться поисками смысла своего существования. Вы узнаёте о гусях и жар-птицах, о падающих звёздных мальчиках и девочках, животных и понятиях, о вечном сюжете, где добро побеждает, только наполняясь скорбью.

О волшебных странствиях мореходов, кипящих морях и стерегущих золото грифонах, об одноглазых, одноногих, пёсеголовых и бессердечных людях, о поисках истинной веры и о тех, кто крадёт смерть.

И всё это время вы потихоньку наполняетесь недоумением. Где-то среди запутанных следов пролегают ответы. Один или два из них вам уже известны: всё это не просто так и в конечном счёте история закончится в дворцовом саду, обнимающим весь мир, в золотой клетке, где девочка рассказывает, а мальчик слушает. Но вот вы уже потерялись в аромате пряностей, наглотались сладкого дыма курящихся благовоний и сонно разглядываете полоску тёмного неба на горизонте, лениво размышляя: чем же ещё угостит нас автор?

А потом самумом на вас обрушивается «Штормовая книга». читать дальше «Сахар и песок»

Страница 1 из 5
1 2 3 5