Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 10 Колесо Судьбы:

«Первые десять Арканов в своей совокупности приводят к человеческому миру. Зеркало, в котором они отражаются, — это человеческий мир. Он такой, каким его сделали, особенно Шестой Аркан и последняя «тройка» (ближайшие к срединному миру). Колесо Судьбы вертится, в нём, в его движении мелькают картины мира. И сам он — результат движения колеса, блики на поверхности Зеркала.

 

Колесо Судьбы содержит в себе множество вариантов — все варианты прошлого, настоящего и будущего. «Всё то, что было, и то, что должно было произойти; то, чего не было и быть не могло; то, что могло бы быть, да не случилось никак; то, что не должно было произойти ни при каких обстоятельствах». Никто из живущих не может увидеть этого в Колесе, он видит лишь своё отражение, то, что происходит на самом деле. Он видит настоящее…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 9 Отшельник:

«Третья сила, уравновешивающая последнюю тройку, — Отшельник; явившись в мир задолго до Колесницы и Силы, он потерял больше, чем они, так как всегда был богом, оказавшимся ныне запертым в ограничениях человеческого мира. Здесь, лишённый силы, но не всей памяти — только части её, заключённый в человеческом теле божественный дух превратился в древнего мудреца, волшебника, святого, ведущего бесконечный путь к начальной точке.

 

Отшельник не спускался в срединный мир, он оказался в нём запертым, забытым или оставленным; может быть, это была добровольная жертва; в любом случае, Отшельник не помнит причин, он только ищет их, остро сознавая, что он просто живёт в своём теле…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 8 Сила:

«В своём бесконечном путешествии Колесничий имеет одну лишь надежду обрести конечную цель: найти замену дому, что был им потерян после падения в срединный мир. Найти то, что отразит его силу и уравновесит её.

На всякую силу нужна противосила, и так Колесница стремится к Силе, напоминающей Колесничему о покинутом доме. Ибо Силу питает та же божественная кровь, что и самого Колесничего, но она не спускалась в мир людей, она происходит из этого мира. Плоть от плоти человеческого мира, наследница Хозяйки, Сила способна остановить Колесница и дать ему отдых…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 7 Колесница:

«После свершения выбора Шестого Аркана в мире людей появляется Колесница, потому что если Влюблённые — начало мира, то Колесничий — вестник и вершитель выбора Влюблённых, он смерть старого мира и воплощение нового. Каким будет этот Колесничий, зависит лишь от Влюблённых, ибо во всех смыслах он — их производное, плоть и кровь, образ и подобие. И теперь он пускается в путь, на поиски своей судьбы.

Сын и наследник, посланник и пророк богов, один или с братьями и сёстрами, спускаясь в мир, отданный ему в наследство, он остаётся в одиночестве, наделённым силой править этим миром и волей — менять его. Его тело — тело человека, его разум и сердце дадены божественными родителями.

Царь мира, не бог, не человек, странник, лишённый дома, но не лишённый цели, прирождённый победитель, не умеющий жить настоящим, наследовавший целеустремлённость всех прародителей, он вечно объезжает свой мир. Нет препятствий, способных остановить его, но нет и дома, способного принять его. Сила его неусмирима…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 6 Влюблённые:

«Рано или поздно мир Хозяйки, Хозяина и Хранителя Ключей оказывается на пороге. Точнее можно сказать, что он был там всегда, с момента рождения, и наступает время, когда приходит осознание этого. Невозможно определить точку, в которой люди становятся людьми (разумным видом), так что будем говорить, что «мир рано или поздно там оказывается». Дальнейший путь будет самостоятельным, а человек должен стать человеком, обрести то, что отличает его от иных форм жизни.

Об этом говорит Шестой Аркан…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 5 Хранитель Ключей:

«Чтобы завершить очередной цикл, появляется следующее действующее лицо; можно говорить о том, что это «почти-Дурак» — он подходит к той грани, за которой человек — больше не человек, а играющее мироздание, но всё же — всё же он принадлежит человеческому миру. Он играет, но так, что все правила большой игры обходят его стороной. Он вне их. Любой, прошедший Путь Зверя до конца, может стать Хранителем Ключей, почти богом. Но: хотя именно через такие пути становятся Хранителем Ключей, это не единственная сущность, которой можно стать и, следовательно, это не единственные пути развития. Кроме Кольца (Хозяйки) и Вектора (Хозяина) у мира ещё есть Ритм — скорость, с которой он перебирается с одного витка спирали на другой; если ритм исчезает, под воздействием силы тяжести мир скользит вниз. И то, что поддерживает ритм, что гасит и силу трения, и силу тяжести, что служит невидимым канатом, что притягивает к себе, — это и есть Хранителей Ключей. Он — нечто вроде другого полюса; если внизу — темнота хаоса, то вверху — Хранитель Ключей, а его ключи — это почти ключи от рая, хотя также это ключи от небытия. И только потому Хранитель навсегда остаётся недостижим…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 4 Хозяин:

«Если есть Хозяйка не может не быть Хозяина; он появляется в этом ряду позже потому, что привык быть вдали от дома, он был странником и это его ждёт Хозяйка всё это время. Каждый странник возвращается в дом, где он — Хозяин.

Хотя есть ещё одна причина тому, что в символьном ряду, созданном людьми, карта Хозяина следует за картой Хозяйки: первым у ребёнка формируется образ матери, потом — отца.

 

У Хозяина всегда сохраняется стремление к чему-то за горизонтом, тяга к странствиям; и корни у этого стремления те же, что у силы сделавшей его хозяином дома: необходимость активности, борьбы, достижения целей и победы…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 3 Хозяйка:

«Мир становится живым окончательно, когда люди осознают себя, в них зажигается божественная искра. Начинается история человечества. В этой истории цивилизация возможна только при условии сохранения — знаний, законов, архетипов, — сохранения, накопления, закрепления, создания фундамента и стен. Поэтому история человеческой цивилизации начинается с Хозяйки.

 

Хозяйка — это основа человеческого мира, это память, это история, это фундамент и стены. Это то, что сохраняет нации — традиции, прошлое, язык, культура. Это то, на чём держится мир второй природы, куда возвращаются, ради чего идут дальше. Это дом…»

Таро Лабиринта и Игры, продолжение. 2 Богиня:

«Движение света может продолжаться бесконечно, но чтобы игра светотени была начата, нужна та форма, что создаст тень. Звёздный свет падает на поверхность, и в этом пятне мы узнаём очередную жизненную форму.

Идее нужно воплощение.

 

Богиня, Второй Аркан — пассивная карта, сама по себе она всегда означает некую выжидающую силу, что-то, что ждёт толчка. Её потенциальная энергия огромна, её внутренняя сила неисчерпаема, её жизненный ресурс бесконечен, и всё это ждёт…»

О том, где же живёт Тень, и о коллективном бессознательном:

«Необходимая реакция коллективного бессознательного выражается в архетипически оформленных представлениях. Встреча с самим собой означает прежде всего встречу с собственной Тенью. Это теснина, узкий вход, и тот, кто погружается в глубокий источник, не может оставаться в этой болезненной узости. Необходимо познать самого себя, чтобы тем самым знать, кто ты есть, — поэтому за узкой дверью он неожиданно обнаруживает безграничную ширь, неслыханно неопределенную, где нет внутреннего и внешнего, верха и низа, здесь или там, моего и твоего, нет добра и зла. Таков мир вод, в котором свободно возвышается все живое. Здесь начинается царство «Sympaticus», души всего живого, где «Я» нераздельно есть и то, и это, где «Я» переживаю другого во мне, а другой переживает меня в себе. Коллективное бессознательное менее всего сходно с закрытой личностной системой, это открытая миру и равная ему по широте объективность. «Я» есть здесь объект всех субъектов, т.е. все полностью перевернуто в сравнении с моим обычным сознанием, где «Я» являюсь субъектом и имею объекты. Здесь же «Я» нахожусь в самой непосредственной связи со всем миром — такой, что мне легко забыть, кто же «Я» в действительности. «Я потерял самого себя» — это хорошее выражение для обозначения такого состояния. Эта Самость (das Selbst) является миром или становится таковым, когда его может увидеть какое-нибудь сознание. Для этого необходимо знать, кто ты есть. Едва соприкоснувшись с бессознательным, мы перестаем осознавать самих себя. В этом главная опасность, инстинктивно ощущаемая дикарем, находящимся еще столь близко к этой плероме, от которой он испытывает ужас. Его неуверенное в себе сознание стоит еще на слабых ногах; оно является еще детским, всплывающим из первоначальных вод. Волна бессознательного легко может его захлестнуть, и тогда он забывает о себе и делает вещи, в которых не узнает самого себя. Дикари поэтому боятся несдерживаемых эффектов — сознание тогда слишком легко уступает место одержимости. Все стремления человечества направлялись на укрепление сознания. Этой цели служили ритуалы «representations collectives», догматы; они были плотинами и стенами, воздвигнутыми против опасностей бессознательного, этих perils of the soul. Первобытный ритуал не зря включал в себя изгнание духов, освобождение от чар, предотвращение недобрых предзнаменований, искупление, очищение и аналогичные им, т.е. магические действия.

С тех древнейших времен воздвигались стены, позднее ставшие фундаментом церкви. Стены обрушились, когда от старости ослабели символы. Воды поднялись выше, и, подобные бушующим волнам, катастрофы накатываются на человечество. Религиозный вождь индейцев из Таоспуэбло, именуемый Локо Тененте Гобернадор, однажды сказал мне: «Американцам стоило бы перестать теснить нашу религию, потому что когда она исчезнет, когда мы больше не сможем помогать нашему Отцу-Солнцу двигаться по небу, то и американцы, и весь мир через десять лет увидят, как перестанет всходить Солнце». Это значит, что настанет ночь. погаснет свет сознания, прорвется темное море бессознательного. Первобытное или нет, человечество всегда стоит на пограничье с теми вещами, которые действуют самостоятельно и нами не управляемы. Весь мир хочет мира, и все снаряжаются к войне согласно аксиоме: si vis расеm — para bellum — возьмем только один пример. Человечество ничего не может поделать с самим собой, и боги, как и прежде, определяют его судьбы. Сегодня мы именуем богов «факторами», от facere — «делать». Делатель стоит за кулисами мирового театра, как в больших, так и в малых делах. В нашем сознании мы господа над самими собой; нам кажется, будто мы и есть «факторы». Но стоит только шагнуть сквозь дверь Тени, и мы с ужасом обнаруживаем, что мы сами есть объект влияния каких-то «факторов». Знать об этом в высшей степени малоприятно: ничто так не разочаровывает, как обнаружение собственной недостаточности. Возникает даже повод для примитивной паники, поскольку пробуждается опасное сомнение относительно тревожно сберегавшейся веры в превосходство сознания. Действительно, сознание было тайной для всех человеческих свершений. Но незнание не укрепляет безопасности, оно, напротив, увеличивает опасность — так что лучше уж знать, несмотря на все страхи, о том, что нам угрожает. Правильная постановка вопроса означает наполовину решенную проблему. Самая большая опасность для нас проистекает из необозримости психических реакций. С древнейших времен наиболее рассудительные люди понимали, что любого рода внешние исторические условия — лишь повод для действительно грозных опасностей, а именно социально-политических безумий, которые не представляют каузально необходимых следствий внешних условий, но в главном были порождены бессознательным.»

Один из любимых моих образов в концепции К.Г. Юнга — это Тень.
Отпечаток самых древних представлений о мире, выражение самых примитивных реакций, тёмный проводник, никогда не оставляющий нас. Несмотря на кажущуюся негативную природу, Тень — не зло, не наша «тёмная сторона», он родился в то время, когда тьмы и света и их вечной борьбы не существовало (да, я, говоря о Тени, чувствую необходимость использовать мужской род). Тень — выражение нашей «доразумности». В нём действительно может быть нечто очень неприятное, «плохое», неодобряемое обществом (открыто), прячущееся в темноте алькова, желаемое, но запретное, и т.д. В него же вливается всё то, что мы отрицаем в себе, что стараемся заглушить и забыть.
Парадокс в том, что чем больше мы отодвигаем Тень в тень, чем больше стараемся закрывать на него глаза, отмежеваться от него, тем сильнее он становится.
Люди всегда интуитивно знали, как соединяться с Тенью с наименьшим вредом для себя. Как и многие другие вещи, мы делаем это в игре. «Давай поиграем», — это любимые слова Тени. Карнавал, колядки, ролевые игры — территория Тени. Там мы можем познакомиться с ним, а значит и с собой, поближе. Услышать ту часть себя, которая не меньше остальных имеет право голоса.
В конце концов, если не знать Тень в лицо, не смотреть ему в глаза, то однажды он выйдет наружу, и это окажется для нашей сознательной части крайне неприятным сюрпризом. Особо сильно подавляемые Тени, в конце концов, захватывают власть над хозяином.
И если вы не знаете Тень, что сможете ему противопоставить, когда, тщательно сдерживаемый и подавляемый, он однажды вырвется на свободу?

Кстати говоря, Юнг полагал, что в основе появления Тени лежит архетип трикстера. В этом смысле, я думаю, трикстера можно понимать как Тень, обитающего в коллективном бессознательном.

«…основная тема трикстера возникает не только в мифической форме, но проявляется так же наивно и достоверно у ничего не подозревающего современного человека, — всегда когда он чувствует себя во власти досадных «случайностей», которые с явной злонамеренностью препятствуют его воле и его действиям. Тогда он говорит о «порче» и «сглазе» или о «законе подлости». Здесь трикстер представлен противотенденциями бессознательного, а в некоторых случаях — своего рода второй личностью более низкого и неразвитого характера, наподобие тех личностей, которые вещают на спиритических сеансах и вызывают все те феномены непередаваемо ребяческих шалостей, столь типичные для полтергейста. Думаю, что я нашел подходящее определение для этого компонента образа, назвав его тенью. На цивилизованном уровне об этом говорят, как о личной «оплошности», «промахе», «ложном шаге» и т.д., которые потом берутся на заметку как недостатки сознательной личности. Мы больше не осознаем того факта, что в карнавальных обычаях и им подобных присутствуют пережитки коллективного образа тени, доказывающие, что личностная тень частью происходит от нуминозного коллективного образа. Под воздействием цивилизации этот коллективный образ постепенно разрушается, оставляя трудно распознаваемые следы в фольклоре. Но его главная часть внедряется в личность и становится предметом личной ответственности.»

«Трикстер — предтеча спасителя, и подобно последнему является Богом, человеком и животным в одном лице. Он — и нечеловек, и сверхчеловек, и животное, и божественное существо, главный и наиболее пугающий признак которого — его бессознательное. По этой причине его покидают товарищи (очевидно, люди), что, по-видимому, указывает на отставание его уровня сознания от их. Он настолько бессознателен по отношению к самому себе, что его тело не является единым целым; две его руки бьются одна с другой. Он отделяет от себя свой задний проход и поручает ему специальное задание. Даже его пол, несмотря на фаллические признаки, не определен: он может стать женщиной и выносить ребенка. Из своего пениса он создает всякого рода полезные растения, что указывает на его исконную сущность творца, так как мир создан из тела Бога.
С другой стороны, он во многих отношениях глупее животных и раз за разом попадает в дурацкие переделки. Хотя на самом деле он не злой, он совершает ужасающе жестокие поступки просто из-за бессознательности и покинутости. Его заточение в животном бессознательном подтверждается случаем, когда его голова застряла внутри черепа лося, а следующий эпизод показывает, как он вышел из этого положения — засунув голову сокола себе в прямую кишку. Правда, почти сразу же после этого он возвращается в прежнее состояние, упав под лед; его раз за разом обманывают животные, но в конце ему удается провести коварного койота, и это возвращает ему его свойство спасителя. Трикстер представляет собой первобытное «космическое» существо, обладающее божественно-животной природой: с одной стороны, превосходящее человека своими сверхчеловеческими качествами, а с другой — уступающее ему из-за своей неразумности и бессознательности. Он также не ровня животным ввиду своей чрезвычайной неуклюжести и отсутствия инстинктов. Эти недостатки свидетельствуют о его человеческой природе, которая не так хорошо приспособлена к окружающей среде, как животные, но взамен этого обладает перспективой значительно более высокого развития сознания благодаря огромной тяге к знаниям, что должным образом подчеркивается в мифе.»

«Так называемый цивилизованный человек забыл о трикстере. Он помнит его лишь образно и метафорически, когда, раздраженный своим собственным неумением, он говорит о судьбе, сыгравшей с ним шутку, или о заколдованности вещей. Он вовсе не подозревает, что его собственная скрытая и на первый взгляд безвредная тень обладает свойствами, опасность которых превосходит его самые необузданные мечты. Как только люди собираются большими группами, что ведет к подавлению индивидуальности, тень приходит в движение и, как показывает история, может даже персонифицироваться и найти свое воплощение.
Именно губительная идея о том, что в человеческую душу все приходит извне и что она рождена tabula rasa, ответственна за то ошибочное убеждение, что при нормальных обстоятельствах индивид находится в полном порядке. Ибо тогда он обращается за спасением к государству и заставляет общество платить за свою неумелость. Он думает, что, если бы еда и одежда доставлялись бы бесплатно к порогу или если бы все имели автомобили, ему бы открылся смысл существования. Это — детское недомыслие, вырастающее на месте бессознательной тени и оставляющее ее неосознанной. Из-за этих предрассудков личность чувствует себя полностью зависимой от своего окружения и теряет всякую способность к интроспекции. Тем самым ее этический кодекс замещается знанием того, что позволено, положено или запрещено. Как при таких обстоятельствах можно ожидать, что солдат будет оценивать приказ, полученный от старшего, с этической точки зрения? Он ведь еще даже не знает о том, что способен к спонтанным этическим порывам и к их осуществлению, — даже тогда, когда этого никто не видит.
С этой точки зрения мы можем понять, почему миф о трикстере сохранился и развился: как и многим другим мифам ему приписывали терапевтическое действие. Он удерживает более ранний низкий интеллектуальный и моральный уровень перед глазами более развитого индивида для того, чтобы тот не забывал, как дела обстояли вчера. Нам нравится думать, что то, чего мы не понимаем, нам никогда не пригодится. Но это не всегда так. Человек редко понимает одной только головой, а первобытный — и подавно. По причине своей нуминозности миф непосредственно воздействует на бессознательное независимо от того, понятен он или нет. И то, что традиция его постоянного воспроизведения прервалась не так давно, объясняется его полезностью. Однако объяснение затруднено двумя противоположными тенденциями: это, с одной стороны, — желание избавиться от более раннего состояния, а с другой — не забыть его. Очевидно, Радин, как следует из его слов, также почувствовал эту сложность: «С психологической точки зрения можно утверждать, что история цивилизации в значительной степени является описанием попыток забыть о трансформации из животного в человеческое существо». Несколькими страницами ниже он говорит (указывая на Золотой век): «Таким образом, упорный отказ забыть — не случаен». И так же не случайно то, что как только мы пытаемся сформулировать парадоксальное отношение человека к миру, мы вынуждены противоречить сами себе. Даже наиболее просвещенные из нас поставят рождественскую елку для своих детей, не имея ни малейшего представления о смысле этого обычая, и постоянно пресекая еще в зародыше все попытки объяснения. Просто изумляешься, когда видишь, как много так называемых суеверий царит в наше время как в городе, так и в деревне, но если взять человека и спросить его громко и четко: «Вы верите в привидения, в ведьм, в заговоры и колдовство?», то он будет с негодованием отрицать. Сто против одного, что он никогда не слышал о таких вещах и считает все это вздором. Но втайне он все равно верит в это, так же, как и обитатель джунглей. Наша публика о таких вещах знает очень мало — все убеждены, что в нашем просвещенном обществе этот тип суеверий давным-давно искоренен; и вести себя так, как будто вы никогда не слышали о таких вещах (о вере в них не может быть и речи), является частью всеобщего молчаливого соглашения.
Но ничто никогда не исчезает бесследно, тем более кровавая сделка с дьяволом. Внешне это забыто, но ни в коем случае — внутри. Мы ведем себя как жители южных склонов горы Элгон в Восточной Африке, один из которых сопровождал меня половину пути в буш. На развилке тропинки нам попалась новенькая «ловушка для привидений», прекрасно устроенная в виде маленькой лачуги возле пещеры, где он жил со своей семьей. Я спросил его, сделал ли он это сам. Он отрицал, обнаружив при этом сильнейшее замешательство и утверждая, что только дети занимаются такими «заклинаниями». После этого он пнул лачугу ногой, и она рассыпалась.»