Маргарет Этвуд, ч. 1

Я собираю вместе то, что в разное время было написано мною о её книгах. Первая часть — путь архетипов.
Вторая должна быть о трилогии.
Но вообще это вряд ли когда-то закончится. Я продолжаю мысленно возвращаться к этим книгам снова и снова.

6 декабря 2007 года

Та, кто плывёт по подземной реке. История в картинках

«В зале мумий целоваться запрещено».

Отсутствие гармонии, архетип 1: почва имеет тенденцию истощаться

«Съедобная женщина» / «The Edible Woman»

1969, рос. изд. 2004 (и 1981?)

«Хорошенько охладите поверхность стола… а также продукты, посуду и кончики пальцев…»
Текст от 02 марта 2006: «Чёрт его знает, о чём книга; там слишком много всего, слишком много артефактов, удачных фраз, образов, сцен, чтобы свести это к единому знаменателю, вбить в одну тему. На обложке написано, что книга «предвосхитила феминистское движение», но это фигня. На обложке ещё разная чушь написана, в основном на основе надёрганных цитат, которые без контекста, естественно, лишены смысла. Автор, на мой взгляд, пишет умные книжки буквально о том, что видит, о нашем мире, о нашей кривой социальной реальности. И она всегда предельна точна в описании этих вещей. И всё то, что происходит с людьми (как в этой книге) или с миром (см. далее) в её текстах, удивительно логично и предопределено нынешним положением вещей; в конце концов, это всегда заканчивается тем, что простое побеждает сложное, разум начинает уничтожать себя, как слишком организованная, но нестабильная система. Нестабильной эту систему делает всё та же кривая социальная реальность. Вкратце: спасения нет :)».
Ага. Однако есть ещё кое-что.
Я теперь чувствую, о чём книга; надеюсь, никто не спросит, чем чувствую.
Я возвела Этвуд на пьедестал, нет, я придумала ей статус, и теперь могу находить в её книгах всё, что моей душе угодно.
Слишком много ролей, слишком давно мир встал с ног на голову, чтобы можно было безболезненно примирить себя настоящую с тем, что подразумевают эти роли.
«— Мэриан! — наконец с ужасом воскликнула она. — Ты же бунтуешь против своего женского начала!
Мэриан перестала жевать. Эйнсли смотрела на неё сквозь чёлку, упавшую на глаза, в которых читалась обида и даже упрёк. Как ей это удаётся — эта оскорблённая добродетель, эта невыносимая серьёзность? Можно подумать, Эйнсли исповедует нравственные принципы «нижней дамы».
Мэриан опустила глаза. Безногий торт навзничь лежал на блюде, кремовое лицо бессмысленно улыбалось.
— Глупости, — сказала Мэриан. — Я просто ему торт.
Она вонзила вилку в торт и аккуратно отделила голову от туловища».
Языческий ритуал, интуитивное решение; и смысл прямо противоположный — смирение с тем, чего нельзя изменить, сколько не примеряй маску «цивилизованного» мира. Ни одна оболочка, ни одна клетка не выдержит этого, и будет сожрана истинной тьмой; когда тебе грозит гибель, вторая сторона — та, что с острыми зубами-саблями, когтями тигрицы и ненасытностью моря, неизбежно проснётся, держи её не держи.
А потом можно будет снова притворяться, что не знаешь, кто же плывёт по подземной реке. Я о том, что в конце и начале книги, в тексте от первого лица, та же самая интонация, что и в «Мадам Оракуле», а значит, эти книги об одном и том же.
Мэриан выбрала свою судьбу, но эта судьба ей совершенно не подходила. Всего-то — неподходящий мужчина. Ну ладно, два неподходящих мужчины. То, чем Мэриан была, оказалось так надёжно сковано, спрятано, заперто на сотни замков, что у этой сущности не осталось иного выхода, как уничтожить свою тюрьму — саму Мэриан.
Но эта, первая книга — самая спокойная, в духе архетипа; гибнет только сама женщина. На этой «дороге смерти» ей остаётся всего-то пара шагов. По счастью, почти исчезнув, растворившись, она заставляет проснуться инстинкт самосохранения. Нежелание принимать свои истинные желания едва не доводит Мэриан до гибели.

Отсутствие гармонии, архетип 2: смех, слёзы и подземная река

«Мадам Оракул» / «Lady Oracle»

1976, рос. изд. 2005

Чёрт, ну это — это книга про любовь.
читать дальше «Маргарет Этвуд, ч. 1»

Цитаты. О творчестве как взаимодействии с миром

«Наше воображение совершенно некреативно. Оно не делает предсказаний и не исправляет ошибок. Мы ничего не творим у себя в голове. Мы творим, облекая наши мысли в форму набросков, штрихов и черновиков, позволяющих нам извлечь пользу из неожиданностей, которыми полна действительность.
Именно благодаря этим неиссякаемым неожиданностям взаимодействие с окружающим миром и приносит нам столько радости.»

Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир»

Цитаты. Телесность как основа

«Телесность человека проявляет себя как некий каркас, схема, рисунок сознания человека — его оценок и реакций на окружающий мир. Телесность в данном случае выступает в разных ипостасях — как физическая оболочка человеческой личности; как опыт, посредством которого человек входит в мир и вступает с ним во взаимодействие; и как видимая часть (а потому индикатор) сложнейшего образования, ведущей компонентой которой выступает сфера сознания».

М.Плохова «Квантовый подход к проблеме телесности»

Цитаты. О том, где начинается мышление

«Путь к сознательному мышлению в филогенезе (и онтогенезе) прошёл многие этапы, начиная с первых попыток распознавания и понимания волн ощущений, их различия и их использования как источника информации и средства самовыражения. И ныне любой творческий процесс, приводя к сознательно оформленному решению, начинается с этапа волнения — телесного ощущения проблемной ситуации. Замысел зарождается в первичном бульоне внутренних ритмов. …По существу, поверхностный слой сознания отражает и доводит до кристаллизации формы (грамматической, логической) волну вибраций глубинного уровня психики (бессознательного).»

И. Герасимова «Трансформация телесности в музыкальных практиках»

Снова Юнг

О том, где же живёт Тень, и о коллективном бессознательном:

«Необходимая реакция коллективного бессознательного выражается в архетипически оформленных представлениях. Встреча с самим собой означает прежде всего встречу с собственной Тенью. Это теснина, узкий вход, и тот, кто погружается в глубокий источник, не может оставаться в этой болезненной узости. Необходимо познать самого себя, чтобы тем самым знать, кто ты есть, — поэтому за узкой дверью он неожиданно обнаруживает безграничную ширь, неслыханно неопределенную, где нет внутреннего и внешнего, верха и низа, здесь или там, моего и твоего, нет добра и зла. Таков мир вод, в котором свободно возвышается все живое. Здесь начинается царство «Sympaticus», души всего живого, где «Я» нераздельно есть и то, и это, где «Я» переживаю другого во мне, а другой переживает меня в себе. Коллективное бессознательное менее всего сходно с закрытой личностной системой, это открытая миру и равная ему по широте объективность. «Я» есть здесь объект всех субъектов, т.е. все полностью перевернуто в сравнении с моим обычным сознанием, где «Я» являюсь субъектом и имею объекты. Здесь же «Я» нахожусь в самой непосредственной связи со всем миром — такой, что мне легко забыть, кто же «Я» в действительности. «Я потерял самого себя» — это хорошее выражение для обозначения такого состояния. Эта Самость (das Selbst) является миром или становится таковым, когда его может увидеть какое-нибудь сознание. Для этого необходимо знать, кто ты есть. Едва соприкоснувшись с бессознательным, мы перестаем осознавать самих себя. В этом главная опасность, инстинктивно ощущаемая дикарем, находящимся еще столь близко к этой плероме, от которой он испытывает ужас. Его неуверенное в себе сознание стоит еще на слабых ногах; оно является еще детским, всплывающим из первоначальных вод. Волна бессознательного легко может его захлестнуть, и тогда он забывает о себе и делает вещи, в которых не узнает самого себя. Дикари поэтому боятся несдерживаемых эффектов — сознание тогда слишком легко уступает место одержимости. Все стремления человечества направлялись на укрепление сознания. Этой цели служили ритуалы «representations collectives», догматы; они были плотинами и стенами, воздвигнутыми против опасностей бессознательного, этих perils of the soul. Первобытный ритуал не зря включал в себя изгнание духов, освобождение от чар, предотвращение недобрых предзнаменований, искупление, очищение и аналогичные им, т.е. магические действия.

С тех древнейших времен воздвигались стены, позднее ставшие фундаментом церкви. Стены обрушились, когда от старости ослабели символы. Воды поднялись выше, и, подобные бушующим волнам, катастрофы накатываются на человечество. Религиозный вождь индейцев из Таоспуэбло, именуемый Локо Тененте Гобернадор, однажды сказал мне: «Американцам стоило бы перестать теснить нашу религию, потому что когда она исчезнет, когда мы больше не сможем помогать нашему Отцу-Солнцу двигаться по небу, то и американцы, и весь мир через десять лет увидят, как перестанет всходить Солнце». Это значит, что настанет ночь. погаснет свет сознания, прорвется темное море бессознательного. Первобытное или нет, человечество всегда стоит на пограничье с теми вещами, которые действуют самостоятельно и нами не управляемы. Весь мир хочет мира, и все снаряжаются к войне согласно аксиоме: si vis расеm — para bellum — возьмем только один пример. Человечество ничего не может поделать с самим собой, и боги, как и прежде, определяют его судьбы. Сегодня мы именуем богов «факторами», от facere — «делать». Делатель стоит за кулисами мирового театра, как в больших, так и в малых делах. В нашем сознании мы господа над самими собой; нам кажется, будто мы и есть «факторы». Но стоит только шагнуть сквозь дверь Тени, и мы с ужасом обнаруживаем, что мы сами есть объект влияния каких-то «факторов». Знать об этом в высшей степени малоприятно: ничто так не разочаровывает, как обнаружение собственной недостаточности. Возникает даже повод для примитивной паники, поскольку пробуждается опасное сомнение относительно тревожно сберегавшейся веры в превосходство сознания. Действительно, сознание было тайной для всех человеческих свершений. Но незнание не укрепляет безопасности, оно, напротив, увеличивает опасность — так что лучше уж знать, несмотря на все страхи, о том, что нам угрожает. Правильная постановка вопроса означает наполовину решенную проблему. Самая большая опасность для нас проистекает из необозримости психических реакций. С древнейших времен наиболее рассудительные люди понимали, что любого рода внешние исторические условия — лишь повод для действительно грозных опасностей, а именно социально-политических безумий, которые не представляют каузально необходимых следствий внешних условий, но в главном были порождены бессознательным.»

Трикстер и Тень

Один из любимых моих образов в концепции К.Г. Юнга — это Тень.
Отпечаток самых древних представлений о мире, выражение самых примитивных реакций, тёмный проводник, никогда не оставляющий нас. Несмотря на кажущуюся негативную природу, Тень — не зло, не наша «тёмная сторона», он родился в то время, когда тьмы и света и их вечной борьбы не существовало (да, я, говоря о Тени, чувствую необходимость использовать мужской род). Тень — выражение нашей «доразумности». В нём действительно может быть нечто очень неприятное, «плохое», неодобряемое обществом (открыто), прячущееся в темноте алькова, желаемое, но запретное, и т.д. В него же вливается всё то, что мы отрицаем в себе, что стараемся заглушить и забыть.
Парадокс в том, что чем больше мы отодвигаем Тень в тень, чем больше стараемся закрывать на него глаза, отмежеваться от него, тем сильнее он становится.
Люди всегда интуитивно знали, как соединяться с Тенью с наименьшим вредом для себя. Как и многие другие вещи, мы делаем это в игре. «Давай поиграем», — это любимые слова Тени. Карнавал, колядки, ролевые игры — территория Тени. Там мы можем познакомиться с ним, а значит и с собой, поближе. Услышать ту часть себя, которая не меньше остальных имеет право голоса.
В конце концов, если не знать Тень в лицо, не смотреть ему в глаза, то однажды он выйдет наружу, и это окажется для нашей сознательной части крайне неприятным сюрпризом. Особо сильно подавляемые Тени, в конце концов, захватывают власть над хозяином.
И если вы не знаете Тень, что сможете ему противопоставить, когда, тщательно сдерживаемый и подавляемый, он однажды вырвется на свободу?

Кстати говоря, Юнг полагал, что в основе появления Тени лежит архетип трикстера. В этом смысле, я думаю, трикстера можно понимать как Тень, обитающего в коллективном бессознательном.

«…основная тема трикстера возникает не только в мифической форме, но проявляется так же наивно и достоверно у ничего не подозревающего современного человека, — всегда когда он чувствует себя во власти досадных «случайностей», которые с явной злонамеренностью препятствуют его воле и его действиям. Тогда он говорит о «порче» и «сглазе» или о «законе подлости». Здесь трикстер представлен противотенденциями бессознательного, а в некоторых случаях — своего рода второй личностью более низкого и неразвитого характера, наподобие тех личностей, которые вещают на спиритических сеансах и вызывают все те феномены непередаваемо ребяческих шалостей, столь типичные для полтергейста. Думаю, что я нашел подходящее определение для этого компонента образа, назвав его тенью. На цивилизованном уровне об этом говорят, как о личной «оплошности», «промахе», «ложном шаге» и т.д., которые потом берутся на заметку как недостатки сознательной личности. Мы больше не осознаем того факта, что в карнавальных обычаях и им подобных присутствуют пережитки коллективного образа тени, доказывающие, что личностная тень частью происходит от нуминозного коллективного образа. Под воздействием цивилизации этот коллективный образ постепенно разрушается, оставляя трудно распознаваемые следы в фольклоре. Но его главная часть внедряется в личность и становится предметом личной ответственности.»

«Трикстер — предтеча спасителя, и подобно последнему является Богом, человеком и животным в одном лице. Он — и нечеловек, и сверхчеловек, и животное, и божественное существо, главный и наиболее пугающий признак которого — его бессознательное. По этой причине его покидают товарищи (очевидно, люди), что, по-видимому, указывает на отставание его уровня сознания от их. Он настолько бессознателен по отношению к самому себе, что его тело не является единым целым; две его руки бьются одна с другой. Он отделяет от себя свой задний проход и поручает ему специальное задание. Даже его пол, несмотря на фаллические признаки, не определен: он может стать женщиной и выносить ребенка. Из своего пениса он создает всякого рода полезные растения, что указывает на его исконную сущность творца, так как мир создан из тела Бога.
С другой стороны, он во многих отношениях глупее животных и раз за разом попадает в дурацкие переделки. Хотя на самом деле он не злой, он совершает ужасающе жестокие поступки просто из-за бессознательности и покинутости. Его заточение в животном бессознательном подтверждается случаем, когда его голова застряла внутри черепа лося, а следующий эпизод показывает, как он вышел из этого положения — засунув голову сокола себе в прямую кишку. Правда, почти сразу же после этого он возвращается в прежнее состояние, упав под лед; его раз за разом обманывают животные, но в конце ему удается провести коварного койота, и это возвращает ему его свойство спасителя. Трикстер представляет собой первобытное «космическое» существо, обладающее божественно-животной природой: с одной стороны, превосходящее человека своими сверхчеловеческими качествами, а с другой — уступающее ему из-за своей неразумности и бессознательности. Он также не ровня животным ввиду своей чрезвычайной неуклюжести и отсутствия инстинктов. Эти недостатки свидетельствуют о его человеческой природе, которая не так хорошо приспособлена к окружающей среде, как животные, но взамен этого обладает перспективой значительно более высокого развития сознания благодаря огромной тяге к знаниям, что должным образом подчеркивается в мифе.»

«Так называемый цивилизованный человек забыл о трикстере. Он помнит его лишь образно и метафорически, когда, раздраженный своим собственным неумением, он говорит о судьбе, сыгравшей с ним шутку, или о заколдованности вещей. Он вовсе не подозревает, что его собственная скрытая и на первый взгляд безвредная тень обладает свойствами, опасность которых превосходит его самые необузданные мечты. Как только люди собираются большими группами, что ведет к подавлению индивидуальности, тень приходит в движение и, как показывает история, может даже персонифицироваться и найти свое воплощение.
Именно губительная идея о том, что в человеческую душу все приходит извне и что она рождена tabula rasa, ответственна за то ошибочное убеждение, что при нормальных обстоятельствах индивид находится в полном порядке. Ибо тогда он обращается за спасением к государству и заставляет общество платить за свою неумелость. Он думает, что, если бы еда и одежда доставлялись бы бесплатно к порогу или если бы все имели автомобили, ему бы открылся смысл существования. Это — детское недомыслие, вырастающее на месте бессознательной тени и оставляющее ее неосознанной. Из-за этих предрассудков личность чувствует себя полностью зависимой от своего окружения и теряет всякую способность к интроспекции. Тем самым ее этический кодекс замещается знанием того, что позволено, положено или запрещено. Как при таких обстоятельствах можно ожидать, что солдат будет оценивать приказ, полученный от старшего, с этической точки зрения? Он ведь еще даже не знает о том, что способен к спонтанным этическим порывам и к их осуществлению, — даже тогда, когда этого никто не видит.
С этой точки зрения мы можем понять, почему миф о трикстере сохранился и развился: как и многим другим мифам ему приписывали терапевтическое действие. Он удерживает более ранний низкий интеллектуальный и моральный уровень перед глазами более развитого индивида для того, чтобы тот не забывал, как дела обстояли вчера. Нам нравится думать, что то, чего мы не понимаем, нам никогда не пригодится. Но это не всегда так. Человек редко понимает одной только головой, а первобытный — и подавно. По причине своей нуминозности миф непосредственно воздействует на бессознательное независимо от того, понятен он или нет. И то, что традиция его постоянного воспроизведения прервалась не так давно, объясняется его полезностью. Однако объяснение затруднено двумя противоположными тенденциями: это, с одной стороны, — желание избавиться от более раннего состояния, а с другой — не забыть его. Очевидно, Радин, как следует из его слов, также почувствовал эту сложность: «С психологической точки зрения можно утверждать, что история цивилизации в значительной степени является описанием попыток забыть о трансформации из животного в человеческое существо». Несколькими страницами ниже он говорит (указывая на Золотой век): «Таким образом, упорный отказ забыть — не случаен». И так же не случайно то, что как только мы пытаемся сформулировать парадоксальное отношение человека к миру, мы вынуждены противоречить сами себе. Даже наиболее просвещенные из нас поставят рождественскую елку для своих детей, не имея ни малейшего представления о смысле этого обычая, и постоянно пресекая еще в зародыше все попытки объяснения. Просто изумляешься, когда видишь, как много так называемых суеверий царит в наше время как в городе, так и в деревне, но если взять человека и спросить его громко и четко: «Вы верите в привидения, в ведьм, в заговоры и колдовство?», то он будет с негодованием отрицать. Сто против одного, что он никогда не слышал о таких вещах и считает все это вздором. Но втайне он все равно верит в это, так же, как и обитатель джунглей. Наша публика о таких вещах знает очень мало — все убеждены, что в нашем просвещенном обществе этот тип суеверий давным-давно искоренен; и вести себя так, как будто вы никогда не слышали о таких вещах (о вере в них не может быть и речи), является частью всеобщего молчаливого соглашения.
Но ничто никогда не исчезает бесследно, тем более кровавая сделка с дьяволом. Внешне это забыто, но ни в коем случае — внутри. Мы ведем себя как жители южных склонов горы Элгон в Восточной Африке, один из которых сопровождал меня половину пути в буш. На развилке тропинки нам попалась новенькая «ловушка для привидений», прекрасно устроенная в виде маленькой лачуги возле пещеры, где он жил со своей семьей. Я спросил его, сделал ли он это сам. Он отрицал, обнаружив при этом сильнейшее замешательство и утверждая, что только дети занимаются такими «заклинаниями». После этого он пнул лачугу ногой, и она рассыпалась.»

Нелинейность работы сознания

Последняя цитата из этой серии — о диалектике и нелинейности времени внутренних процессов.

«Нелинейность — коренное свойство сложных систем мира, в том числе человека и феноменов его тела-сознания. Природа, по выражению создателя теории катастроф Яна Стюарта, «безжалостно нелинейна». Нелинейность работы сознания, его когнитивной и креативной активности проявляется в следующем.
Во-первых, в порогoвости его чувствительности, что указывает также на квантовые свойства сознания как сложной системы. Известно, что существуют пороги восприятия человеческого глаза, человеческого уха и т.д. Сознание человека становится более чувствительным (порог его восприятия) к тем мыслям и идеям в тексте или услышанной речи, к которым сам человек уже приходил, о чем уже сам размышлял.
Во-вторых, процессы быстрого роста развиваются нелинейно, они проходят две стадии: длительную квазистационарную стадию и стадию взрывного роста с характерными скачками, эмерджентными явлениями. На квазистационарной стадии, казалось бы, ничего не происходит, идеи лишь вызревают глубоко в сознании, обучение трудному предмету, например иностранному языку, как будто ни к чему не приводит. На стадии сверхбыстрого, взрывного роста новые идеи рождаются внезапно, происходят прорывы в изучении предмета. Вдруг пишется, и вихрь вдохновения сам выводит на нужные образы, слова, идеи. Ребенок вдруг начинает говорить на иностранном языке, вдруг начинает понимать тесты, а не гоняться за каждым словам в словаре. Это фазы озарения, инсайта или качественного изменения уровня знания какого-то предмета. Такого рода качественные перестройки в сознании и теле, подобные катастрофическим явлениям в природе (извержению вулкана или сходу снежной лавины), сравнимы с качественными переходами в диалектике Гегеля. В синергетике они называются фазовыми переходами.
В-третьих, имеет место смена темпа развития: периоды активного творчества (такие, как болдинская осень в творчестве Пушкина) сменяются периодами отдыха, спада активности. Периоды коммуникации, активного общения, выхода творческого человека в мир сменяются периодами погружения в себя, ухода от мира, уединения. Вообще говоря, всё самое интересное и важное в мире человек делает один.
В-четвертых, существуют резонансные возбуждения, когда наблюдается известный эффект «малые причины больших исторических событии». В периоды неустойчивости, или кризисные периоды, социальная ткань обретает чувствительность к малым изменениям, она рождает инновации. Сознание человека проявляет способность к прорывам к новому. В периоды кризисов может осуществиться радикальная ломка мировоззрения личности, кристаллизация его таланта, кристаллизация или перекристaллизация его чувств, его любви. Человек становится другим, происходит перестройка ядра его личности.»
Е. Князева «Телесная природа сознания»

О термине «embodied mind»

На русский можно перевести примерно как «воплощённое сознание». Речь идёт, во-первых, о неразрывности, неразделимости тела и сознания (граница между ними условна и нужна лишь как инструмент для формулировки идей, например), во-вторых, о том переживании целостности, который, я думаю, знаком многим, практикующим ТОП.

«В современной философии сознания появляется новое представление о телесной природе сознания (embodied mind). Телесность сознания отнюдь не означает отрицания идеальности его продуктов, но указывает на необходимость учёта телесных детерминант духовной деятельности и познания. Необходим целостный подход «тело-сознания»: сознание отелеснено, воплощено (embodied mind), а тело одухотворено, оживлено духом. Подвижность духа означает подвижность тела, и наоборот. Сила и здоровье тела поддерживает силу и здоровье духа, верно также и обратное. Дряхление тела сопровождается истощением духа, и наоборот».

«Если раньше гносеологии говорили, что познание теоретически нагружено (т.е. то, что мы видим, во многом определяется имеющимися у нас теоретическими представлениями), то ныне, в рамках современных эпистемологических представлений, можно утверждать к тому же, что познание телесно нагружено».

«Телесное сознание не просто активно, оно энактивировано (enacted): сознание выполняет свои конгнитивные функции в действии и через действие. Через действия, двигательную активность формируются когнитивные способности живого организма, как в онтогенезе, так и в филогенезе.

Сенсомоторный смысл телесного Я раскрывает Д. Легранд. Телесное Я не просто наблюдает за действиями со стороны и даже не просто является зачинщиком действий, оно само и есть чувствование и действие. Тело есть «та точка, в которой конвергируют действие и восприятие… На телесном уровне иметь дорефлексивное самосознание означает испытывать на опыте когерентность действия и восприятия».

«Сознание является операционально замкнутой системой, т.е. одновременно и отделённой от мира (фильтры сознания), и соединённой с ним (открытость миру). Оперциональная замкнутость является условием когнитивной и креативной активности сознания.»

«Автопоэтичность работы сознания – это его непрерывное самопроизводство, поддержание им своей идентичности через её постоянный поиск и её становление. В автопоэзисе всегда есть не только сохранение состояния, но и его преодоление, обновление. Можно, пожалуй, говорить и об автопоэзисе мысли, что означает наличие в ней вектора на самодостраивание, изобретение и конструирование, достижение цели и построение целостности. Познание автопоэтично в том смысле, что оно направлено на поиск того, что упущено, на ликвидацию пробелов.»

Е. Князева «Телесная природа сознания»

Рефлексия (или осознанность, что, на самом деле, здесь одно и то же), проявляется и умственно, и телесно — одновременно и нераздельно.

Границы и галлюцинации

Большая цитата о том, что бывает, когда границ телесности осознание сдвигается в ту или иную сторону.

«Объект может быть более или менее «реальным», более или менее «объективированным». Даже наша мысль может быть для нас объектом (если мы начинаем её замечать, спотыкаемся об неё). Мысль может превратиться и в галлюцинацию.

Наибольшую степень реальности мы склонны приписывать тому, что в нашем представлении обладает наибольшей ясностью и отчётливостью и вместе с тем обнаруживает свою неподконтрольность нашей воле, как бы «само себе показывает».

[…]

В психопатологии именно с проблемой реальности был связан старый спор о связи галлюцинации с восприятием. Как оказалось, встречающиеся при ясном сознании «бредовые галлюцинации» в меньшей степени, чем нормальное восприятие, обладают свойствами непосредственности, исключительности, «агрессивности», что позволило П. Жане приблизить эти галлюцинации скорее к воспоминаниям или убеждениям, чем к восприятию. Они возникают, считал Жане, когда собственные представления больного как бы перемещаются в сторону наибольшей реальности. То, что ранее принадлежало субъекту, объективируется и становится неподконтрольным, «сверхреализуется».

…В топологической модели [восприятия] объект действительно может более или менее внутренним (что определяется степенью его реальности). А в семиотической модели объект всегда раздвоен на внешний и внутренний. Как это понимать?

В первом случае «передвигалась» граница в континууме между субъектом и объектом, а здесь механизм опредмечивания определяется качеством раздвоения самого объекта (точнее, субъекта/объекта). Я могу не отличать себя от объекта, переносить субъективное содержание мысли на сам объекта (так возникает миф). А могу – отличать. Причём это уже не будет зависеть от того, на каком уровне шкалы реальности находится объект, т.е. насколько он реален (хотя, конечно, я всегда имею дело прежде всего с самыми реальными, с самыми  «объективированными» объектами). Даже на свою мысль (малореальную) я могу посмотреть мифологически, т.е. не разделяя её и мысль о ней. Точно также и с «внешним» объектом (здесь даже проще): я мог бы смотреть на дерево, не отделяя содержание своей мысли от него самого (как первобытный человек).

В любом объекте, который мне только доступен…, казалось бы, может происходить, а может и не происходить удвоение – но правильнее сказать, что удвоение есть всегда, но оно имеет разные степени. В мифе субъективное и объективное уже разделены, но это разделение не рефлексируется, и поэтому субъективное как бы вливается в объект. …миф состоит в перенесении индивидуальных черт образа, долженствующего объяснить явление, в само явление.

…Таким образом, в континууме реальности могут выделяться более или менее реальные объекты… Но каждый объект, если он только существует, обязательно удвоен семиотически.

…каждый такой объект сам раздвоен на идеальную часть и реальную часть. И смутная мысль…, и предмет восприятия…, т.е. любой объект на шкале реальности, имеет разделение на идеальную и реальную часть, на образ и понятие, или, по Соссюру, на означающее и означаемое.

Но, конечно, в действительности нам всегда дан сам знак (как и сам предмет). Даже когда я говорю: вот дерево, а вот моя мысль об этом дереве, — даже тогда я не имею дело по отдельности с образом и понятием, так как это деление для меня всегда «уже в прошлом». Разделяя образ дерева и понятие дерева, я уже имею дело с двумя разными объектами, каждый из которых в себе опять раздвоен семиотически, но это раздвоение я никогда не смогу схватить. Так что семиотическое деление мы вытаскиваем из себя искусственно — и, однако, нам необходимо это сделать, чтобы увидеть, в частности, механизм развития психических расстройств. Опять видоизменим наш рисунок (рис. 5).


[S — субъект, О — воспринимаемый объект (объективный мир), точки — моменты восприятия предметов, каждый из которых раздваивается — на образ и понятие, т.е. на означаемое и означающее]

Здесь мы видим, что семиотическое удвоение объектов может быть дорефлексивным и рефлексивным. Мы прекрасно знаем, что объекты, которые мы видим, — это не мы сами; мы знаем также, что наша мысль о дереве, какой бы плохой она ни была, никогда самому дереву вреда не принесет. Если же мы начинаем в этом сомневаться, мы приближаемся к состоянию дикаря. А что происходит в случае психоза?

Допустим, объект как бы сжимается, коллапсирует по вертикали. По идее, здесь должно возникнуть несоответствие между вертикальной организацией объекта и его горизонтальным положением, т. е. положением на шкале реальности. Объект становится менее «семиотичным», т.е. теряет, между прочим, свою передаваемость другому. Может быть, в этом случае начинает работать «компенсаторный» механизм гиперобъективации, и объект как бы смещается по шкале реальности вправо? Или коллапс объекта по вертикали сопровождается смыканием шкалы реальности по горизонтали? Оставим пока эти вопросы (и то, и другое правильно) и скажем следующее: в самом деле, когда возникает галлюцинация, объекты, соответствующие разным точкам на шкале реальности, действительно перестают различаться.

Что получилось? По идее, если в мифе различие между субъективным и объективным не сознается из-за слияния идеального и реального, то в психозе идеальное и реальное тоже начинают сближаться, но при этом возникает несоответствие между семиотической организацией объекта и степенью его объективации, и тогда появляется галлюцинация. Но нам все-таки нужно подробнее рассмотреть эти два механизма: семиотический и объективирующий, соответственно — вертикальную и горизонтальную организацию объекта.

Любой объект на шкале реальности всегда удвоен. Но, может быть, качество его семиотической удвоенности зависит от его положения на этой шкале? Если смутная мысль менее «объектна», чем предмет отчетливого восприятия, то, может быть второй и более тонко удвоен, чем первая? Допустим, я воображаю цветок. Можно ли сказать, что он «менее семиотичен», чем воспринимаемый цветок? Какие трудности я испытываю, когда мне нужно передать воображаемый цветок другому, например — обрисовать его, назвать? Очевидно, этих трудностей здесь больше, чем при передаче другому реального цветка. Реальный цветок я в большей степени способен описать словами, чем воображаемый. Я могу на него даже просто указать, сказав: вот это. Он как бы сам «семиотичен»: чтобы быть разделенным мною с другими, он не требует каких-либо особых усилий с моей стороны. Значит, наша шкала получается такой (рис. 6).

Чем дальше к объекту, тем он «семиотичнее». Между прочим, это напоминает разбегающуюся вселенную. А субъект здесь — это, действительно, «чёрная дыра»…

Когда возникает несоответствие между горизонтальным положением объекта и его вертикальной организацией, то он не выталкивается в сторону большей объективации, а, скорее, переживается как более реальный, чем должен быть, и тогда возникает галлюцинация. Разумеется, это очень упрощенный механизм. Но, в любом случае, мы можем утверждать, что галлюцинация имеет семиотическую природу. Если же, наоборот, растянуть объект вертикально, т.е, сделать его более «семиотичным», то он будет переживаться, соответственно, как менее реальный (что характерно для деперсонализации-дереализации).

Можно было бы сказать, что и для первобытного человека мир объектов менее «семиотичен», а потому является более «реальным» — причем это касается и внутренних объектов (воображение трудно отличить от восприятия). Это вполне приемлемое объяснение, но надо всё-таки уточнить, что полюса шкалы реальности там тоже находятся значительно ближе друг к другу, т, е. там нет несоответствия между горизонтальным положением объекта и его вертикальной организацией.

Я всё же должен ещё раз предостеречь читателя от неверного и упрощенного понимания того, о чем мы здесь говорим. Раздваивание предмета на идеальный и реальный, разделение субъекта и объекта и так далее — всё это лишь рефлексивное изображение того, что на самом деле пребывает в нераздельном единстве. Мы всегда имеем дело не с представлением или понятием, не с образом и значением самими по себе, но исключительно с предметом; это правило выполняется даже тогда, когда мы изолируем отдельные его стороны в целях своего исследования: ведь в этом случае мы все же делаем из каждой из них предмет.

Поэтому я специально брал термин «семиотичность» в кавычки, используя его скорее в метафорическом, чем в традиционном для семиотики значении. Удвоение объекта, т.е. разделение реального и идеального, вовсе нельзя уподобить растягиванию резинки: речь идет единственно о том, что такое удвоение может осуществляться качественно различными способами. Кроме того, неверно полагать, будто бы вместо одного объекта (или одного мира) человек получает два (нет ничего более нелепого, чем это утверждение: ведь в действительности не предметы «попадают» в сознание или кочуют из одного сознания в другое, а наоборот, сознание с самого начала находит себя в предметах), да и сами структуры отношений «реальное — идеальное», «вещь — мысль», «образ — значение», «означающее — означаемое», конечно, не могут быть выведены одна из другой и не сводятся одна к другой: все несколько сложнее.

Во всяком случае, мы можем здесь сформулировать фундаментальное положение, раскрывающее самую сущность удвоения объекта как бы изнутри. Любая вещь, представленная (данная) в сознании, с необходимостью содержит не только «саму себя» (даже если мы трактуем ее как образ или феномен), но и само сознание, т. е. знание, разделенное человеком с другими людьми. Субъект-объектные отношения оборачиваются отношениями между вещью (предметом) и обществом. Одно без другого невозможно. Именно поэтому в любом предмете мы воспринимаем наш сознательный образ этого предмета: сознание предмета и есть, как говорит Гегель, сознание самого себя в своем инобытии. Семиотичность есть всегда социальность; знак, используемый существом исключительно ради общения с самим собою, невозможен… Все это делает совершенно очевидным и ещё одно важное для нас положение: психическое и физическое «соединяются» в предмете, а совсем не в голове

«…соединение чувственности и рассудка (если пользоваться терминами Канта), соединение физического и психического (говоря словами Декарта), означающего и означаемого и т.д. – всё это было бы невозможным без чего-то третьего, без совокупности условий или правил соединения. Любое такое соединение возможно только в социальном явлении или в деятельности социального существа.

…Каждый из нас в любой момент времени может иметь в себе весь набор описанных выше состояний, всю эту «разбегающуюся вселенную». Когда же возникает несоответствие между степенью «реальности» предмета и степенью его «семиотичности», человек начинает смотреть на мир более субъективно (менее «семиотично»), и тогда он, во-первых, уже не может разделить свой взгляд с другими, а во-вторых, начинает одушевлять этот мир, наделять его продуктами своего воображения. Чем более субъективен взгляд, тем больше человек привносит в мир от самого себя – это ведь простая и общеизвестная мысль, вот только добраться до неё было очень нелегко.

Здесь получает обоснование и ещё одна очень простая идея: чем ближе мы к объекту, тем мы дальше от него. Наша познавательная деятельность направлена на объект, но он при нашем приближении становится всё более и более сознательным, всё более реально-идеальным. Чем пристальней мы смотрим на мир, тем больше отражаемся в нём (однако отражаемся по объективным законам сознания/мира!). Именно в этом ключе только и следует понимать старую идею о том, что первобытный человек был гораздо ближе к самим вещам, чем вы сейчас. Ведь эта идея, как теперь становится ясным, верна только наполовину: и ближе к вещам, и одновременно значительно дальше от них был первобытный человек. К тому же это были ещё не совсем вещи…»

«Психосемиотика телесности» (под общ. ред. и с предисл. И. В. Журавлёва, Е. С. Никитиной. Изд. 2-е)

Невиртуальность

А вот это во мне сопрягается с тем понятием невиртуальности, которое я придумала:

«Наиболее креативная часть сна — это сон со сновидениями, называемый парадоксальным сном, который регистрируется как сопровождающийся быстрым движением глаз (стадия REM — rapid eye movement). В этих фазах сна «создаётся пространство, которое можно использовать не сразу и не непосредственно, но где можно тренировать воображение, переосмысливать, переформулировать. Это — форма повторения, которая позволяет испытывать новые возможности»… Возврат к старому есть способ прорыва к новому, способ активизации креативных потенций сознания».
Е. Князева «Телесная природа сознания»

Некое пространство — виртуальное в том смысле, что существует лишь моментно, до той поры, пока ему уделяют внимание, становится невиртуальным, становится самосуществующим, поддерживаемым памятью и наблюдением тех, кто его создал.
Со снами это работает: у меня лично существует пространство снов. Достаточно единое, в котором я могу назвать и выделить несколько «местностей». Проще всего возвращаться в него в момент засыпания, более того, оно всплывает само. Но при желании я могу обратиться к нему и наяву.
Меня очень интересует, возможно ли создание, разделение и поддержание такого пространства группой людей (видимо, очень хорошо взаимодействующих друг с другом).

Про изменения

«Человек в сопряжении тела и сознания, как и всякое живое существо, отличается от мёртвого тем, что оно всегда может быть иначе. По М.К. Мамардашвили, «быть живым — это быть способным к другому».

Е. Князева «Телесная природа сознания»

Закон сохранения…

«[в пост-неклассической картине мира] Происходит осознание того, что владение отчуждаемыми ценностями для каждой личности неизбежно оплачивается в невосполнимой «экзистенциальной валюте», расход которой истощает потенциал личностного роста. Время и усилия, затрачиваемые на управление собственностью (материальными активами), вычитаются из личностного ресурсного потенциала.»
«Психосемиотика телесности» (под общ. ред. и с предисл. И. В. Журавлёва, Е. С. Никитиной. Изд. 2-е)

Вот это моя любимая часть. Много лет назад мы с Инной обсуждали то, как талант перетекает в деньги и/или влияние. Как будто чего-то человеку в голове или душе отпущено ограниченное количество, некоего ресурса. И не получается охватить этим ресурсом вообще всё, нужно выбирать, чему уделять внимание.

Количество отпущенного нам внимания — даже не времени или сил, а именно его, — ограниченно. Ты либо держишься за одно, либо за другое. Никак не выходит иначе.

«Эффект наблюдателя» и «воплощённое сознание» («embodied mind»)

Сегодня — интересная цитата из статьи В. Будинова «Как возможна квантово-синергетическая антропология (синтетические миры телесности)» (по «Телесность как эпистемологический феномен» / Отв. Ред. И.А. Бескова. — М.: ИФРАН, 2009).
Краткая напоминалка: эффект Энштейна-Подольского-Розена, или ЭПР-эффект, или «эффект наблюдателя» заключается в следующем. Квантовые частицы возникают попрано — положительно заряженная и отрицательно заряженная. При этом изначально, до момент проведения измерения (наблюдения) неизвестно, какая из частиц какой имеет заряд. Частицы со временем могут разлететься далеко друг от друга. Если однажды найдётся наблюдатель, способный провести измерения, то пронаблюдав одну из частиц и, таким образом, переведя её из суперпозиции в определённость, он одновременно переведёт в определённое состояние и её пару, как бы далеко последняя не находилась (то, что называется «квантовым эффектом»).
Нечто похожее существует и в отношении взаимодействия сознания и телесности.

«Например, вспоминание/осознание/усмотрение в себе эмоции, сильного переживания, той или иной реакции в психо-когнитивном пространстве автоматические перестраивает не только психику, но и телесность человека. При этом неявно, невербально, постепенно меняется отношение к происходящему и восприятие в целом себя и мира, происходит измерение, пусть не всегда существенное, оценок и реакций. В какую сторону — это уже другой вопрос. Важно, что измерения происходят.»

«ЭПР-эффект продемонстрировал тот важный факт, что понятие реальности в квантовой физике существенно иное, чем в классической, и что в квантовом мире до акта измерения частица не находится ни в одном из тех состояний, которые получаются при измерении. Данное обстоятельство вынудило физиков признать, что свойства системы возникают/творятся при/в акте измерения/наблюдения.
Вернёмся теперь к пространству внутренних состояний (включающих и телесное, и психическое) человека. Можно сказать, что акту измерения в квантовом мире в мире психического и телесного соответствует акт осознания, фиксации результата, само обстоятельство направления внимания на происходящее, сопровождаемое оценкой, т.е. определённым образом интерпретированное.»

«Такой путь оценок собственного состояния — можно ещё именовать его путём движения мысли — на языке квантовой теории представим как коридор движения частицы, иначе говоря, траекторию её движения, выявляемую в целой серии последовательных измерений.
Итак, в чём отличие ЭПР-эффекта от обычного измерения? Всего лишь в том, что в ЭПР-случае отслеживается взаимосвязь двух сознательно скоррелированных частиц. При обычном измерении такая задача не ставится. Однако для нас важно, что ЭПР-эффект означает как минимум целостность мира, а в нашем использовании модели — целостность человеческого внутреннего мира, представимого диадой «сознание-телесность» в частности.
…Всякая оценка создаёт эмоцию, которая, в свою очередь, рождает, запускает, разворачивает телесные реакции. Но любая оценка характеризуется дуальностью: любо плюс, либо минус, либо хорошо, либо плохо. Наполнение может различаться, но рисунок остаётся тем же. Оценивать, интерпретировать — функция сознания. В квантовом пространстве очевидна дуальность — заряды плюс и минус — неотъемлемая характеристика парных частиц, которые не только рождаются и аннигилируют парами, но и сохраняют связь между рождением и аннигиляцией вне зависимости от расстояния (ЭПР-эффект).
Возвращаясь к внутреннему миру человека (уровень телесности-сознания), мы можем сказать, что всякая оценка неустранимо содержит / подразумевает свою противоположность. В каком-то смысле, идеи рождаются в паре и исчезают тоже… И что существенно, всякая оценка сопровождается определённой реакцией тела: даже если оценка остаётся незамеченной, она закрепляется в телесности человека.»

«…исследования проблематики телесности неразрывно связаны с исследованиями сознания. Не может быть плодотворным изучение телесности без и вне изучения сознания. Опыт измерённых состояний сознания одновременно является и опытом особых телесных состояний. Поэтому правильнее говорить о психосоматической проблематике: о телесности-осознавании, сознании-телесности, понимая их как взаимосвязанные, взаимозависимые и взаимодополнительные феномены, а возможно, как единое целостное образование, которое подлежит разделению только из методологических соображений».