Господин Диогу ди Гиромо умирал мучительно. Дети, внуки, правнуки почтительно столпились вокруг его постели, не решаясь присесть. Господин Диогу ди Гиромо всегда отличался суровым нравом и ни старость, ни болезнь этого не исправили. Даже на смертном одре глава рода ди Гиромо вполне мог собраться с силами и ткнуть в непочтительного родича пальцем, что означало бы: «Лишаю тебя наследства!»

Принесли даже двухмесячную праправнучку; ребёнок на удивление спокойно спал на руках матери, а она старалась держать прямо уже давно ноющую спину и не шевелиться, опасаясь разбудить ребёнка и привлечь к себе внимание.

Кроме наследства, была и причина повесомее, почему все собрались вокруг постели господина Диогу ди Гиромо. Родичи ловили каждый всхлип и каждое бульканье, что выдавало горло умирающего. Увы, ещё два месяца назад он начал терять речь и сейчас не мог уже произнести ни одного связного слова. Но во всех ещё теплилась слабая надежда, что в последний миг он всё же что-то скажет.

Городской архивариус был уже здесь — вместе с последним томом родовой книги ди Гиромо. Книга была гордостью семьи на протяжении столетий; на протяжение столетий она всё прирастала новыми томами, но всегда занимала почётное место в «посмертной» комнате городского архива. Последние слова тысячи ди Гиромо были в ней, и так продолжался древний благородный род.

В отличие от родственников умирающего, архивариус мог позволить себе сидеть, что и делал — и с весьма самодовольным видом. Он был совершенно уверен, что последних слов господин Диогу ди Гиромо не произнесёт.

— Умер, — прошептал кто-то. Остальные поддались вперёд.

— Умер и ничего не сказал?

— Как же… что теперь будет?!

Архивариус вздохнул, готовясь к неприятной сцене. Но что делать, работа есть работа.

— Граждане Гиромо, — произнёс он, и все замолчали и обернулись, поражённые тем, как непривычно и унизительно прозвучало это обращение вместо «господа ди Гиромо». — Я сожалею, но…

И бывшие ди Гиромо, не веря своим глазами, смотрели, как церемониальным ножом, аккуратно и ловко архивариус соскабливает с титула книги «ди».

Брат стал известным очень рано, и Хлоя посчитала это своим достижением.

— Когда мы лишились родителей, — щебетала она перед журналистами, показывая наши детские фотографии, — я стала заботиться о Винце и Касси, как могла. Было тяжело…

На самом деле нас зовут Винцент и Кассиопея, но Хлоя очень любит сокращать всё, не только имена. Если бы аббревиатур не существовало, она бы их придумала.

Она действительно была нашим опекуном, но её забота сводилась к закупке еды раз в неделю. Иногда я купаюсь в приступах жгучей ненависти, вспоминая, как она могла не показываться дома сутками, а иногда понимаю её, ведь в то время она сама была совсем юной.

Гениальный разум Винцента создавал удивительные вещи. Когда они появлялись, люди вздыхали: как раньше мы могли жить без этого? Через десять лет он вдруг параллельно с наукой занялся музыкой. Ноты казались ему такими же элементами и реагентами, и он собирал из них тревожные, бередящие душу мелодии. Его способность быть и умницей, и артистичной натурой завораживала людей. Все его любили.

Хлоя купалась в его популярности. Она сопровождала Винцента везде, где могла, мелькала в светской хронике, оттирала на задний план всех его женщин. Не гнала, но не давала им ухватить и толику популярности.

читать дальше «01. Восход Кассиопеи» →