Мемокомплекс-то — это просто: «Стратегия выживания мемов, таким образом, такая же, какой была у первых клеток на заре формирования земной жизни: создавать многоклеточные организмы. В чём-то мемокомплекс подобен многоклеточному существу, и именно поэтому его жизнь более продолжительна, а сам он более устойчив к воздействию внешней среды. Чем старее и обширнее мемокомплекс, тем сложнее его разрушить.» (https://neo-tatiba.ru/идиографический-барьер/переход-через-хелькараксэ/разум-мемы-и-архетипы-§1-часть-1/; я люблю себя цитировать, а вы?)
Мемокомплекс — конгломерат мемов, объединённых вокруг одной корневой идеи. Ядра. «Коремема», как сказали бы мы на студенческом форуме в 2001 году. От Коремема отходят корешки и ложноножки, каждый носитель добавляет что-то своё, и так это чудище распространяется и размножается. Всё, как всегда. Поскольку это комплекс, а не отдельный мем, он сложен и разнообразен в проявлениях, а если прожил не один десяток лет (веков), то и многослоен. Тогда его первоначальный коремем может быть очень далёк от своей текущей трактовки.
Мемокомплексы повсюду, мы живём с ними в головах, действуем в их рамках, управляем ими, а некоторые из нас, самые информационно влиятельные, ещё мемокомплексы и ненароком создают.
В целом это просто часть нашей жизни.
Но как почти всё в ней, мемокомплексы могут быть истинными хтоническими чудищами.
Абсолютно все такие чудища были и будут запирающими мемокомплексами.
Стратегия выживания мема в целом — это занять место в голове носителя и никому это место не отдавать. Занято, проходите дальше. Конечно, рано или поздно, кто-то это место всё равно отнимает. Но запирающие мемокомплексы особенно искусны в том, чтобы занимать всё доступное место и превентивно отрезать человека от источников информации, через которые могут проникнуть потенциальные конкуренты — другие мемы и комплексы.
Запирающий мемокомплекс, ЗМК, меняет призму восприятия человека. Теперь через неё проходят только родственные ЗМК мемы, а всё остальное просто остаётся в зоне игнорирования. Человека, одержимого ЗМК переубедить нельзя. Там, где у обычного, неодержимого человека остаётся «зона свободы информации», у человека одержимого сидят сторожевые и очень зубастые мемы ЗМК.
Этот человек просто ничего не слышит.
А не слышит он потому, что ЗМК стал основой его мира, его мировоззрения. Так человеку кажется.
Кажется, что если он лишится ЗМК, то кем он тогда будет? Кем он тогда будет?
Конечно, у любого человека есть базовые мемы, без которых действительно неясно, а кто ж я тогда? Но это две большие разницы ((с)Одесса). Человек без одержимости спокойно признаёт, что остальные люди могут делать что-то ещё. Что и у них могут быть базовые мемы, без которых и далее по тексту. Его «зона свободы информации» — спокойное море. «Они не могут поколебать моего финского спокойствия». Эти мемы (архетипы) — иногда древние, как мир (дочеловеческий мир, мир человеческий моложе их, они начинались ещё там, где носителем их было не слово, а движение) — неколебимы, потому что неубиваемы. Им не надо сражаться за место под солнцем. Они непреходящи. Они поднимутся к звёздам и будут разнесены по галактике Великими Древними.
ЗМК — всегда однодневки в сравнении с продолжительностью истории и доистории. Они так агрессивны и страшны, потому что знают, что время их пройдёт. Какие-то гибнут довольно быстро (и потом наступает год, когда люди открывают шкаф, смотрят на белый капюшонистый балахон и такие: !@#, да чё я вообще такое делаю-то? и закрывают шкаф). Какие-то, как религии нового типа, держатся, пока не переварят сами себя. Но каждый из них — всё равно иссякнет и померкнет, сойдёт со сцены, уступая место.
Так что они вцепляются зубами и когтями в носителя, чтобы продлить свою агонию хоть немного.
Кроме агрессивности, есть у ЗМК и другие яркие черты. Чаще всего это застывший, с «несъёмными элементами» комплекс идей, родившийся на основе вечных архетипов. Но архетипы выживают (чтобы подняться однажды к звёздам, как я сказала) благодаря своей гибкости. Архетип — это не элементы, это связи между ними. Утративший гибкость ЗМК обречён.
ЗМК свойственны запреты и обещания. С запретами всё просто: запрети что-то произвольное и важное, желательно — очень хорошее. Без каких-либо объяснений, просто потому, что тебе так захотелось (объяснений нет и не может быть, ведь запрет либо высосан из пальца, либо берёт начало в каком-то старом бытовом правиле, которое давным-давно неактуально и бессмысленно, и это правило нельзя предъявить как аргумент — засмеют). А потом свысока разреши это делать в определённые дни недели и с одобрения верного представителя ЗМК.
Запреты всегда подтверждаются обещаниями. Если будешь соблюдать запреты, станешь лучше жить. Если не сейчас (это никогда не сейчас), так потом.
(И я знаю, что вот здесь всё это прямо наводит на мысль о религиозных запретах, но ошибка думать, что ЗМК — это только религии, вовсе нет, даже так: любой ЗМК — это в каком-то смысле религия, паразитирующая на вере. Человек, соблюдающий модную диету, точно так же следует схеме «запреты и обещания». Взятые с потолка запреты и невыполнимые обещания.)
ЗМК всегда основан на суевериях.
До появления научного знания люди всё равно умели наблюдать и делать выводы, а в условиях недостатка информации — додумывать недостающее и делать выводы на основе этого (ложные). Это и есть суеверия. Произвольная или устаревшая (или даже реально существующая, но поданная без каких-либо вменяемых объяснений) связь между двумя отдельно взятыми феноменами.
Так и функционирует ЗМК: на суевериях. Убеждает, что «а» ведёт к «б» (а анти-«а» к прискорбному «в»), тогда как это неправда.
Но как сделать так, чтобы люди как можно дольше, а желательно никогда не открыли, что связь ложна?
Изолировать их от тех, кто может сказать им об этом. Мало забить сторожами «зону свободы информации», потому что — ну а вдруг кто-то пробьётся? Нужно ещё сделать так, чтобы пробиваться было некому.
Поэтому ЗМК наделяет своего носителя крайне неприятными чертами, отталкивающими от него людей. Нетерпимостью, миссионерством, высокомерием и снисходительностью, невосприимчивостью к аргументам и особенно уверенностью в своей избранности. ЗМК говорит человеку, что тот лучше других, потому что одержим ЗМК.
А некоторые и вправду хотят думать, что они лучше других, а ещё страшнее, если, как бы, не в чем быть лучше-то. Тогда ЗМК даёт им такую возможность с готовностью и радостью. Это ощущение избранности — его главное оружие.
Оно, ощущение, конечно, тоже ложно.
И когда оно появляется, когда цели забываются ради ощущения собственной отличности, и в то же время рождается принадлежность к общности других, таких же отличных, вот тогда и наступает то самое: хорошая, полезная и даже добрая (позволим себе этот эпитет) идея вдруг перерождается в ЗМК.
А ещё такой человек страдает припадками агрессии, повышенной обидчивостью и синдромом оскорблённых чувств.
Если кто-то при вас сказал, например, что есть шоколадки после шести можно, а вы почувствовали, как поднимается изнутри и заполняет вас желание ударить его в печень, знайте: это в вас говорит ЗМК.
А ещё вы любите защищаться с помощью высокомерия и снисходительности, считая всех, не принадлежащих к вашей тусовке, чмошниками, что не войдут в небесный чертог.
И вы точно знаете, что вы лучше других. Поздравляю, это неправда.
Можно быть добрее (можно, чистых альтруистов, как и чистых подонков, есть некий процент в популяции), профессиональнее, даже умнее, богаче, популярнее, вот только лучше быть невозможно.
В общем, вы одержимы.
Чаще всего ЗМК паразитируют на: вере (религии нового типа, как же без них, но ещё и множество странных мелких релижек), пищевых привычках (веганство, ЗОЖ, et cetera), отношениях с телом, особенно на сексе (вот, придумайте примеры сами), желании комфорта и достатка (инфобизнес: они там все друг другу коучи, детка) и «а чего добился ты» (принадлежности к элите: боллитра; элитой, кстати, элиту обычно считает только сама элита). На всём том, где без суеверий не обойтись.
Теоретически любой мем может стать запирающим, исказившись в символически бедном сознании, и всё же некоторые мемекомплексы особенно к этому особенно тяготеют.
Подсесть ЗМК может всё же не в каждого человека, часть людей от природы устойчивы. Кроме того, богатое символическое поле (многие знания) — это наша подушка безопасности. Чем больше знания, тем:
— сложнее дать человеку в информационном/духовном плане то, чего у него нет (ибо есть всё);
— сложнее найти свободное пространство для внедрения;
— сложнее одурачить — он банально знает многие уловки и вообще много чего видел, его уже сложно чем-то удивить.
(Где-то тут надо бы написать о балансе между циничностью и способностью удивляться, но кто видел тот баланс?)
И, ещё одна интересная вещь: иногда у людей появляется что-то вроде агента иммунитета: маленькая идея-фикс. Когда ниша заслоняющей всё идеи, к которой мы не можем быть объективны, которой не можем сопротивляться и которую готовы защищать с пеной у рта, короче говоря, ниша шизы — когда эта ниша в нашем внутреннем пространстве заполнена чем-то маленьким и безобидным, а главное — самолично выдуманным и/или проработанным, нам уже нестрашно нашествие чего-то большого, чужого и смертельно опасного.