Тезис «В онтогенезе повторяется филогенез» для биологии работает с (большими) оговорками, зато отлично подходит для описания формирования мышления. Маленькими мы видим и понимаем мир примерно так же, как видели и понимали его древние люди. И даже инструменты для его поэзиса используем те же. Постепенно мы усваиваем культуру на её современном этапе развития, проходя через всё те же стадии, от мифов к фантастике.
И знаете что? Удивительно похожи от того первые, самые старые из дошедших до нас историй и истории, которые дети сочиняют на ходу, рассказывают друг другу, вплетая туда все впечатления, что подкидывает им жизнь.
Этих впечатлений ещё маловато, поэтому и идёт в дело всё подряд и без разбору.
Типичная детская история — это как в местном Доме культуры Терминатор боролся с Перчаткой бесконечности (именно так, без носителя перчатки, такие вещи в носителях не нуждаются). Если ребёнку в принципе повезло, то сюда вплетётся и кто-то уровня Кащея.
(На самом деле, я видела подборку этих прекрасных историй, но а) видела давно, б) разумеется, так же давно её потеряла.
Ещё у меня была очень старая скандинавская сказка, но её я потеряла тоже.
И я не нашла никаких сохранённых файлов ни со старой сказкой скандинавской или ирландской, ни тех историй про кинотеатр и «Терминатора», а гуглить «фильм, где карлики несут кольцо в вулкан» я не хочу. Так что буду вспоминать (и немного выдумывать) тоже на ходу, в духе темы.)
Эта смесь всего — одно из свойств детских историй. Вот два других: эти истории бесконечные и повторяющиеся.
В своей бесконечности они, в лучшем случае, имеют завязку. Забудьте о трёхчастной структуре, развитии, кульминации и т.п. Это вовсе не интуитивно понятное и естественное состояние рассказа, это то, что мы вывели за века сочинения и осмысления историй. Так что повезёт, если в детской истории будет финал, обычно она просто обрывается там, где в неё вмешалась жизнь: рассказчику или слушателям надоело или же мамы-папы увели их по домам.
(Да, если вы взрослый и рассказываете / снимаете / как-то ещё создаёте истории без структуры и смысла, то не жалуйтесь потом, что вас пропесочили в интернетах.)
В своей способности повторяться эта история будет рассказана снова, и снова, и снова, какие-то детали останутся, другие изменятся, третьи добавятся, что-то, конечно же, будет отринуто как негодное и потеряно навсегда. Новая итерация — это новая история. И та же самая. Это Бесконечное возвращение.
Старая скандинавская сказка тоже не имела никакой приличной структуры. Какие-то повороты — мотивы — в ней повторялись. Завязка была условной (просто начало, ведь надо же начать хоть откуда-то), по ходу действия менялся герой (может быть, больше одного раза), в финале решался совсем не тот конфликт, которому уделялось больше всего времени.
Это была типичная детская история, не подходящая под определение того, что мы понимаем под историями сейчас. История того времени, когда культура была ребёнком.
Насчёт Бесконечного возвращения есть другой пример, мало свойственный западной культуре (хоть зараза бесконечных «перезагрузок» как бы говорит об обратном, но тут корни разные: «перезагрузки» берут начало не в западных представлениях об историях, а из отчаянья и безысходности эпохи карго-культа): восточные представления о продолжениях — это, в реальности, уверенность, что продолжение = история, рассказанная заново, но немного иначе. Как сто тысяч историй про кайдзю или множество «Последних фантазий». Заново, заново, заново. И это архетип, который в восточных традициях историй остался с давних времён (тогда как на Западе он постепенно сдал позиции, а то и вовсе исчез — скорей всего, с расцветом Галактики Гутенберга).
Есть ещё одна вещь в детских историях, она, вроде бы, нигде полностью не сохранилась, кроме как в них: мечты о рае.
Мотивы рассказов о Беловодьи или Островах Блаженных, воспоминаний о Потерянном рае всегда одни и те же (только в случае Потерянного рая ещё даётся объяснение, почему теперь всё не так): это истории о стране и/или времени, где и когда а) люди не болели и не умирали, б) людям не приходилось выживать таким адским трудом. Не вообще работать, а именно работать на износ. Реки в том времени текут в обе стороны, деревья дают плоды круглый год, урожаи тоже круглогодичны и изобильны, одежда не изнашивается, инструменты не тупятся, холодов не бывает и т.д., и т.п. Природа добра к людям в той стране.
И вот этот мотив: «входишь, а там конфетное дерево!» — он есть в детских историях. Мечты, чтобы у тебя было то, что тебе так нужно.
Людям очень хочется, чтобы мир был изобильнее и добрее. Чтобы хотя б не убивал их просто так и ни за что, если уж совсем не умирать не получится.