Он снова замолчал и заговорил тише, так что Елена невольно сделала шаг вперёд:
— Мой друг… изменился из-за ваших сородичей. И всё равно я здесь. Вы знаете, что древние пытаются понять других, а мы… мы не все такие — и люди, и цверги. Мы не успели такими стать. Но кто-то всё-таки… Четырнадцать лет я стараюсь понять, какими мы были, что за мир мы покинули. И Орден — нынешний Орден — мы не за этим летели сюда.
— Что им до ваших распрей? — скрипучий голос альва озвучил вопрос Северного тролля.
— Орден теперь другой, — заговорил кто-то, Елена подвинулась ещё немного, разглядела: это посол цвергов.
Меланья быстро подхватила его мысль:
— Теперь это в нём сильные порабощают слабых. Чуть больше десяти лет — всего лишь — и вверх взяло то, что мы считали давно побеждённым. Жажда власти, деспотия. Лицемерие. Будто поднялась чёрная волна и захлестнула Орден, каким я его когда-то знала. И таких, как я, осталось меньшинство. Разделяющих старые идеалы.
— Так что… — она заговорила громче. — Вроде и ничего вам до наших распрей. Только они погубят и вас.
— Волны приходят и уходят, — снова Атананиэль, — одни плодятся, другие чахнут. Всё начинается снова.
Тролль им не верит, поняла Елена. Его мир — это гомеостаз. Мир регулирует себя сам. Но это нелогично, вдруг захотелось закричать ей, вы же ненавидите людей как раз за то, что они сдвигают баланс. Разрушают те волны, что приходят и уходят. А теперь не верите, что люди способны окончательно уничтожить его? Вы не знаете, что такое уже было…
— Вы увидите… — произнесла Меланья, но таким голосом, что Елена вздрогнула. — Сейчас. Я уже слышу их. Вы поймёте, о чём я говорю.
Елена бросилась вперёд, но несколько шагов не добежала: тролль сдвинулся, открывая площадку, Атананиэль шагнул вслед за ним. Наконец Елена увидела всех остальных — человека от Снежных племён, такого же невысокого, как и его жена, ниже Елены; замершего с открытым ртом посла цвергов; Тайра, сжимающего край куртки, будто спасительную верёвку. И Меланью, освещённую всполохами костра. Её пальцы стучали по браслету-инъектору, вбивая в тело всё новые порции стимулятора.
А где Грета, мелькнула у Елены мысль, но богатыриха уже выходила на свет, пятилась к Меланьи, шаг за шагом отступая от того, что двигалось в темноте.
В круг света выкатились три троллёнка. Два поменьше, один — уже по плечу взрослому человеку и с первой, едва заметной пока завязью складок наверху.
За троллятами показались и братья.
— Видите, — сломавшимся голосом проговорила Меланья, красный дым шёл у неё даже из глаз, смешиваясь со слезами и оставляя дорожки на щеках, — они нашли способ. Я говорила вам: теперь сильные порабощают слабых.
— Их всего двое, — с дрожью произнёс посол цвергов.
— Будет больше. Больше новый укротителей. Мутантов. Орден проголосовал за поход на троллей. Отлов троллят. Формирование новых сетей. — Голос Меланьи хрипел и свистел, связки разъедал дым. — Вот, что нас раскололо. Они будут властвовать над вашими детьми. И победят.
Тролль издал низкий звук. Троллята дрогнули — может быть, он пытался говорить с ними, — но остались на месте.
— Они подчиняются только нам, — сказал старший из братьев невозмутимо.
По телу тролля прошла волна, шерсть поднялась и опала, надулись мягкие наплывы тканей наверху шара, обозначилась огромная ротовая щель. Сейчас он сожрёт всех, подумала Елена. Но даже не испугалась.
Младший брат поднял руку.
Тролль вдруг обмяк. Медленно осел, растекаясь в стороны.
— Молодец, — с едва различимым одобрением произнёс старший.
— Они заперли его внутри сознания, — невозмутимо объяснил Атананиэль. — Не думаю, что это продлится долго. Я слышу, как он борется.
— Вот как… — протянула Меланья. — Вот как далеко зашло. Эти эксперименты.
— Да, тётя, — ответил старший, будто только заметил её.
— Они всё знали?
Братья быстро переглянулись. Елена услышала что-то вроде шёпота. Они едины теперь. Неразделимы до конца жизни.
— Они знали о встрече? — прохрипела Меланья.
— Да, тётя, — повторил старший. — Мы знали о заговоре. У нас везде глаза и уши.
— Вряд ли это правда, — Тайр отпустил куртку, сжал руки в кулаки. — Слухи. Наши приготовления. Немного везения. И…
— И то, что они уже были на границе, — Меланья тряхнула головой. — Несли службу на северных рубежах. Вот почему я не нашла вас в Загонах.
Братья не прокомментировали это никак. Однако троллята заворчали — жалкая пародия на низкий рык взрослого тролля — и покатились вперёд.
Грета бросилась им наперерез.
Она не могла быть одновременно в трёх местах, но очень старалась. Отбросила одного сильным ударом, так что троллёнок взвизгнул в воздухе, широко раскрыв пасть, и шлёпнулся где-то в темноте.
Младший брат от этого скривился, в его глазах вспыхнула злость.
Два других троллёнка развернулись к Грете. Её амулеты уже поднимались в воздух, гудели, стараясь прервать трансляцию приказов. Они были настроены на природную частоту троллей, и наверное Орден как-то изменил и её, когда привязывал детёнышей к укротителям. Так что амулеты сработали не до конца: на лицах братьев отразилось напряжение, троллята притормозили, но продолжали движение. А вот Грета вдруг покачнулась.
Братья пытались отрезать от мира и её, как сделали это с троллем.
Меланья шагнула вперёд, закрывая собою Грету. Нелепая сцена. Грету невозможно было заслонить человеку.
— Они не рабы, — прошелестела Меланья, и её голос был затухающими углями.
Кожа покраснела от дыма. Губы едва двигались.
Она тоже пыталась пересилить связь братьев, пробиться к их разуму. Или хотя бы вывести их из игры.
Но даже переполненной стимулятором её не хватало для этого.
Она медленно опустилась на колени, почти аккуратно легла набок и замерла.
Грета застыла каменным истуканом. А троллята снова обрели целеустремлённость.
Только тогда с Елены слетела оторопь.
Бросившись в круг света, Елена упала на колени рядом с Меланьей. У той из ноздрей ещё выходили крошечные порции дыма — она пока дышала.
Но всё тише и тише.
Что-то треснуло в воздухе, развалилось, как прогоревшая крыша.
Елена осторожно, почти не думая, сняла браслет с руки Меланьи и поднялась.
Обернулась к детям.
Троллята пока не двигались, ожидая приказа. Братья разглядывали мать, а она — их.
Может быть, что-то и шевельнулось в их головах, какое-то старое воспоминание, из тех, что Ордену не удалось вытравить своим огнём.
Но кто знает, почему братья на самом деле медлили.
Они были не только страшные — звучали одним голосом на двоих, а в нём не было человеческих интонаций — но и мёртвые. Мертвее альвов, мертвее камней.
В них не осталось того, что Елена могла бы узнать. Одинаковые движения, одинаковые поступки. Белые как бумага глаза.
Полностью стёртые и записанные заново, ходячие трупы с искажёнными лицами её детей.
— Мальчики, — произнесла она одними губами, — мальчики…
То, что отняло её детей, собиралось отнимать детей и дальше — у людей и троллей. У всех, до кого дотянется.
Она почувствовала, как братья потянулись к ней, прощупывая её волю. Не хотят убивать, хотят просто увести в сторону.
Она просунула руку в браслет.
— Мама, тебе это не нужно, — сказал один.
— Тебе это не поможет, — сказал другой. Она перестала их различать.
— Они вас выбрали не только из-за отца, — произнесла Елена, нажимая на браслет, — но и из-за меня, мальчики. Я ведь тоже — корень Шоны. Уникальная сигнатура. Они сказали вам об этом?
И замерла, разглядывая их в последний раз.
Они казались невозможными. От её детей только облик, разумы — просто стрелы, колчаны и луки, орудие с единственной целью. Ножом можно резать хлеб, стрелой — только убить.
Тело всосало в себя стимулятор, вспомнило былое. Откликнулось жаром и болью.
Троллята, вереща, покатились к ней, но Елена поймала их сигналы, их низкое, трогательное пока гудение. Пусть тролли своих детей ценят поменьше, чем люди. Троллят много рождается, они грызутся меж собой, до рождения истинного разума доживают единицы. Если вернуть этих троих в стаю, тролли может и примут их, может, будут изучать, как умеют, может даже съедят. Неважно. Елене они всё равно казались такими же похищенными, изувеченными детьми. И она хотела спасти их.
Она почти забыла, как это делается. То, за что её так хотели оставить в Ордене, но убедить не смогли. Потом надеялись, что мутация закрепится в её детях, но и этого не случилось. Елена тогда вздохнула спокойно.
А потом Орден всё равно нашёл способ забрать её детей. Забрать вообще всё, что было ей дорого.
Тоска смешалась со стимулятором, вышла изо рта белым дымом.
Елена заворачивала сигналы назад, ломая устоявшуюся сеть. Не только троллей, не только своих мёртвых детей, но и Греты, просто потому, что та попалась на пути. Елена нащупывала все эти крошечные заусенцы, занозы, торчащие нитки — следы воздействий. И выдёргивала — раз, раз, раз… распуская навязанные Орденскими мудрецами узлы.
Учёными. Учёными в их поганых лабораториях.
Заслоны, поставленные в разуме Греты, исчезли без следа. Орден всегда говорил, что без этих заслонов богатыри впадут в бешенство и уничтожат и своих, и чужих.
Это было неправдой.
Потеряв ориентиры, троллята скулили, сбившись в двойной комок. Где-то за пределами круга лежал и третий, тяжело раненый, перепуганный и одинокий.
Братья, лишившись опоры сети, бездумно вращали стеклянными глазами, их лица потеряли всякое выражение, челюсти отвисли.
Тролль и сам уже почти выбрался из ментальной клетки, и Елена протянула ему руку помощи, расширяя проделанную дыру и выламывая последние прутья.
И наконец выдохнула последнюю порцию дыма и уснула, даже не успев упасть.
Когда она очнулась, вокруг была тьма, что-то хрустело, что-то покачивалось. Кто-то тихо дышал рядом.
Ей было слишком тяжело двигаться, хватило только на то, чтобы на миг приоткрыть глаза — в эту живую темноту, и снова закрыть, лишившись сил.
Но стимулятор ещё был не истрачен весь, и сознание двигалось быстро, ощупывая всё вокруг, касаясь других.
Вибрация разума Греты — беспокойная, ненасытная, спустя столько лет наконец-то свободная.
Белый, едва теплящийся огонёк — Меланья.
Отзвуки человеческих и цвергских мыслей и натянутая струна сознания Атананиэля, уходящая к бескрайнему морю коллективного разума альвов.
И тролль. Гудение древних льдов. Шум волн под ними.
Там не было слов, но Елена услышала в этом гуле и благодарность, и согласие.
***
Они нашли общего врага.
А что будет, когда угроза Ордена истончится?
Найдёшь им что-то ещё?
Зачем, ведь враг там — огромный огненный тролль. Жизни никогда не будет покоя.
Если мы хотим выжить, ответил Атананиэль, мы найдём не общего врага, а общий язык.
Ты мечтатель, капитан.
Ты всегда им был.
Он отключился от Братства и остался один. Как всегда подумал о том, что не смог бы жить без этих мгновений отдельности. И не понимает тех, кто не возвращается сюда хоть иногда, чтобы вновь вспомнить себя настоящего. Побыть в одиночестве внутри ушедшего под землю их «небесного дома».
Зал стабилизации тонул в полумраке, горела только полоса над коконом Атананиэля. Он коснулся выбитого на полимере имени — совсем другого, утерянного в прошедших веках. Они стали подыгрывать тем, кто назвал их альвами. Не из озорства, озорство Братство утратило вместе с большинством эмоций. А просто из безразличия. Альвы — так альвы. Странные имена — что ж, раз люди этого ждут.
Они не видели толка сопротивляться чужим ожиданиям.
Огненный тролль, да? Вся суть биоцивилизации: тролли обречены, их пожрёт то, во что они так верят, — природное равновесие. Им нужна помощь людей, чтобы выжить. Можно ли втолковать троллям, что после старения солнца не будет нового круга? Не будет ничего?
Смогут ли тролли однажды по-настоящему увидеть в мыслях людей, цвергов, альвов, что именно за тем предки пришельцев и покинули родину — чтобы новый круг всё-таки был?
Может быть, программа гибридов наконец заработает. Один-единственный свободный гибрид у них есть. Посредница, какой даже альвам не стать. Атананиэль усмехнулся: в удивительно тугой узел связало этих людей. Спустя годы цверги будут рассказывать, что это был план альвов.
Цверги любят сочинять истории. Единственные неизменённые потомки людей, хранят свои архивы, свои сказки, думают, что альвы не знают о них ничего. Но альвы знают, у них вся память обитателей планеты — и людей, и автохтонов; когда потомки нынешних народов снова двинутся к звёздам с отжившей своё планеты, альвы будут с ними — помнить. Помнить о том, какими мы становимся в конце. «Всё забудется, всё исчезнет» — но некоторые вещи не растворяются во тьме.
Они поддерживают нас, какими бы мы ни стали, какими бы ни пришли к финалу витка, какими бы ни начали новый; не голоса в голове, не коллективный разум, не правила, не автаркия, не космополитизм — маленькие, личные чёрточки, крошечные искорки, отличающие одну особь от другой. Главный движитель эволюции.
Шону — её слова, изображение, путь, её детей и внуков — альвы помнили тоже. Отключая экранирующий кокон, Атананиэль улыбнулся.
Улыбка медленно меркла, покуда Братство принимало его разум назад в свои плотные, добрые сети.