—
Вход в чашу, где время пожирало остатки Кальдеры, принадлежал на равных цвергам и Ордену. Так было ещё несколько дней назад, а теперь сторожа покинули Жёлтую стену. Раскол в собственной столице стал важнее присмотра за сооружением, которое справлялось и без людей. Их там и было-то трое: три человека, проживающие по полгода в этой глуши. Сходя, должно быть, с ума и ссорясь по мелочам.
Или по важным вещам, вроде того, кто съел последнюю горбушку.
Меланья вздрогнула: вечер обдал её холодом.
Два пика горной гряды смотрели здесь друг на друга, один принадлежал Центральной крепости, второй Северной. Их соединяла гладкая новая дорога. Цверги стали строить здесь, когда ушли люди.
Электромобиль, больше похожий на поставленный на колёса ящик, неспешно катил по этой дороге, справа лежали безлюдные степи, слева можно было разглядеть вдали жёлтый лоскут — великую стену, а на его фоне — неровную линию заброшенной Кальдеры. И ещё чёрные точки, крошечные и побольше, как будто усеивающие остальное пространство.
— Дома альвов, — вдруг произнесла Елена. Грета повернула голову — без приказа, просто из любопытства, и быстро ощупала взглядом чашу. Он был почти материальным, таким цепким, что Меланья почему-то вздрогнула.
Хотя давным-давно привыкла к богатырям.
— Они поселились здесь после вас, — подал голос Тайр. Он трясся рядом с водителем, держась подальше от рычагов. Архивариус, а не инженер, хмыкнула мысленно Меланья.
В поезде она проспала дольше, чем за предыдущие два дня, это было приятно.
Четыре пятых пути позади, остался только переезд по туннелям Северной крепости, это ещё восемь часов.
А потом путь от гряды к месту встречи, туда, где начинается территория Северных троллей, её самый южный выступ.
Всё ещё далеко от северных сияний, но уже на плато, где даже в середине лета ещё иногда лежит снег.
— Я знаю, — запоздало откликнулась Меланья. — Знаю, что они хотели сюда вернуться.
Как бы они ни изменились, всё равно жалели людей. И тянулись инстинктивно к ним — или хотя бы к их бывшему поселению.
А ещё здесь построенная ими Жёлтая стена.
Когда она искала брата, то пришла на плато впервые. Не одна, с богатырём — для охраны.
Нашла не только брата, но ещё и собеседника. Элай — Меланья не могла называть его новым именем, даже не запомнила этот набор букв, — привёл её к тому, у кого были ответы.
На вопросы, которые после истории с Жёлтой стеной роились в голове Меланьи как злые пчёлы.
«Плато…» — сказала она, думая польстить альву… Сейчас Меланья на миг задумалась, восстанавливая воспоминания, и нашла имя: Атананиэль, вот так его звали.
«Плато — хорошее место для посадки, — сказала она Атананиэлю, — лучше болот». Он ничего не ответил. Ему было всё равно, одобряет ли она их выбор. И альв был прав, в тот же момент поняла Меланья. Какая теперь разница, кто где посадил свой корабль?
«Ты ведь небеснорождённый? Ты был на ковчеге?» — прямо спросила она тогда. Атананиэль кивнул: «Вместе с другими. Многие из нас ещё здесь».
Непонятно как, но Меланья вдруг почувствовала: можно спрашивать обо всём. Именно в этот момент, именно у него.
Может, он сам ей подсказал. Орден никогда не признавал, что коллективный разум альвов имеет ту же природу, что и связь укротителей и богатырей. Наследие Шоны — редкий комплекс генов. Был редким, когда вылетал первый ковчег; поэтому из всех пассажиров только у Шоны и оказались те маркеры. Но когда старый дом отправил следующий корабль в путь к той же планете, признак уже распространился. Укрепился.
Изменил привычки и культуру людей.
Общее мышление, процесс стабилизации и техническое превосходство. Но вот они прибыли, новая волна человечества, раньше, чем первый ковчег. Вышли на эту планету.
И тут их встретили тролли.
И ничего не помогло — так было учили в Ордене. Альвы проиграли и приняли нынешнюю низкую форму.
В общем, может быть, четырнадцать лет назад, в том разговоре Меланья услышала какой-то отзвук мыслей Атананиэля. Может быть, альвам она была интересна из-за брата. Или потому что задавала вопросы — кризис веры, такое случается, когда твой маленький братик вдруг больше не человек, а Орден даже сожаление выразить забыл семье.
«Я помню, как упал ваш ковчег, — заговорил Атананиэль. — Мы заглянули в своё прошлое.»
«Как вы уживались несколько веков с троллями? — быстро спросила Меланья. — Если так, значит, смогли с ними договориться?»
«Мы достигли паритета, — ответил древний. — Мы могли истребить их, пересчитать экосистему. Можем сделать это и сейчас.»
«Но пересчитали самих себя.»
«Здесь их родина. Мы уважаем это. Мы стали незаметными для них. Переработали процесс стабилизации и приспособили её для новой цели. Снизили своё влияние на планету до крайне незначительного. Потом изучали их. Научились со временем слушать. Они не хотели говорить с нами, хотели только, чтобы мы ушли. Это было справедливо.»
«Но вы не смогли. Некуда возвращаться.»
«В начале мы могли улететь, но решили остаться, чтобы дождаться вас, — сказал Атананиэль, и она вздрогнула всем телом. Никто никогда не говорил этого. Никто даже не знал причин, почему альвы оставались на планете. — Ведь вы продолжали свой путь сюда. И вот — упал ваш ковчег.»
«Вы ждали нас? — повторила Меланья. — И мы вас разочаровали.»
«Вы были из другой эпохи, и потому почти никто из вас не принял наш путь. И всё равно мы с вами одной крови. Мы хотели помочь вам… увидеть. Услышать. Я помню, как вы привели нам тех, кого зовёте корнем Шоны. Помню, как мы создали гибридов. — Он посмотрел на богатыря, неподвижного, с отрешённым взглядом и неживым лицом. — Синтез прошлого, нового и местного. Посредники для контакта с автохтонами.»
«Но богатыри не такие… они… — тогда она впервые назвала вещи своими именами. — Рабы.»
Атананиэль не стал спорить.
Меланья не признавалась себе даже теперь, что именно в тот день и с тем словом — «рабы» — зародилось в ней сопротивление. Кризис веры миновал — разрушив её фундамент. Камень, что держал стену, был выбит, и трещины пошли во все стороны.
По совету Тайра она попыталась поспать ещё, в поезде после пересадки, но сон был рванным полотном, Меланья просыпалась всё время, плясали мутные блики потолочных светильников, в окнах текла темнота туннелей, шипели двигатели на поворотах, хрустели колёса. Елена почти не двигалась, отвернувшись к стене, сжалась в комок, и Меланья чувствовала, что надо с ней поговорить, но что сказать-то? Да ещё и глухое раздражение шевелилось на дне: впереди самая важная из задач за всю жизнь, и все силы нужны для этого, отвлекаться на что-то… сил нет.
Разве чуть-чуть осталось, чтобы всё время на краю сознания удерживать связь с Гретой. Её разум движется медленно, в режиме экономии. Богатыри не спали, они инстинктивно могли контролировать те процессы, для которых людям (и их животным) нужно было отключаться на время. Тролли не спали тоже.
Не самый известный о них факт.
На снегоходах не смог бы уснуть никто, и Меланья, ощущая недосып последних дней уже каждой клеточкой тела, механически отмечала, как гипнотизирует её светлеющее небо. Из белого оно постепенно переходило в синий, поднималось маленькое и бледное северное солнце, ускользали мысли, оставалось лишь сияющее беспамятство.
В таком состоянии только переговоры и вести.
Чтобы не уснуть, она вколола стимулятор на последней остановке перед местом встречи. Поймала взгляд Елены — даже не осуждающий, усталый. Но Меланья и сама чувствовала, что дальше маячит по новой зависимость.
Зато как только красный дым поднялся по горлу, выполз из ноздрей и рта, Меланья почувствовала, что мысли собираются в кучу.
И вибрации сознания Греты стали громче, но это не так важно. Почти не важно.
Сила Греты на самый крайний случай, если посланника троллей вдруг сразит безумие.
Снегоходы остановились на подступах к городу Снежных племён. Самому южному и единственному крупному их поселению. Отсюда, как лучи от короны, тянулись пунктирные линии крошечных хуторов и заимок, встречаясь тем реже, чем глубже уходили на территорию троллей. Меланья издали услышала гул — неслышный для обычных людей, он шёл на частоте, на которой звучали только тролли и богатыри. Но сознание богатырей вибрировало или потрескивало, как настоящие поленья в настоящем очаге, а голос троллей едва удавалось вынести. Он сам был готов мять и ломать любого, кто услышит. Рядом со старыми троллями укротители по одиночке были ничем, только группой и могли спастись и удержать на поводке богатырей.
Меланья, как и все укротители, в юности служила на рубежах — южных. Тролли появлялись редко, ни раз не напали, но иногда будто проверяли кордоны на прочность. Давили своим гулом, прощупывали слабые места. Это не горы, на равнинах не протянешь одну огромную Жёлтую стену. Были такие планы у Ордена, да сил бы никогда не хватило. Пограничные отряды всегда оставались единственной защитой тех мест.
Гул Северного тролля звучал потише — и потому, что сами Северные тролли были поменьше и не такими злыми, это Меланья знала (знала, несмотря на политику Ордена всех троллей под одну гребёнку чесать). И потому, это она поняла, подойдя ближе, что тролль был ещё относительно молод, только-только поднялся на верхнюю ступеньку иерархии. Полководец без опыта, властитель, ещё помнящий, каково быть подчинённым.
Наступила короткая ночь, и место встречи обозначал разведённый костёр. Наверное, это было что-то вроде городской площади или общего пространства. Здесь вкруг стояли деревянные скамьи без спинок, в центре было устроенно каменное костровище. Людей поблизости видно не было; город вообще слишком тихий, вдруг поняла Меланья.
Тролль тоже прекрасно её слышал. Перекатился, когда она подошла, развернулся: на единственном глазном яблоке двигались зрачки, разглядывая прибывших. Редкая, жёсткая щетина, напоминающая жухлую траву, встала дыбом, перетекли туда-сюда мощные складки наверху. Изнутри тролля вырвалось короткое ворчание.
— Он приветствует вас, — произнёс сидящий рядом альв.
Только так люди и тролли и могли говорить — через сознание альва-переводчика. Альвы учли и это — возможность общения — когда изменяли себя.
Меланья пригляделась:
— Ата… наниэль? — неуверенно произнесла она.
Он кивнул, скрипнув шеей.
Елена вынырнула из своей отрешённости:
— Вы… это вы обратили моего мужа? — спросила она, разглядывая альва.
— Ты Елена? — спросил он. — Твой муж — брат Меланьи? Да, я обратил его. Я вспоминаю твоё лицо.
— Элай передал вам… все воспоминания?
— Я просил его об этом, когда Меланья приходила к нам. Мне нужно было знать, как говорить с ней. — Он поднялся, скрипя как старое дерево. — Это неважно сейчас. Вам нужно отдохнуть перед началом?
— Пятнадцать минут, — быстро ответила Меланья. — Освежиться.
— Мы подождём.
Он взглянул на Тайра, замершего на краю площадки.
— Архивариус с правом печати, — альв наклонил голову почтительно. — Тебя я помню тоже. Странная вышла встреча.
— Д-да, — согласился Тайр.
— Ваш посол уже здесь, вместе с представителем Снежных племён.
— Нас уже заждались, — нервно усмехнулась Меланья. И не удержалась:
— А город-то словно вымер!
— Жители дали нам время и место. Они недалеко. Они вернуться, когда мы закончим.
Альв поднял руку, указывая на большой каменный дом справа.
— Вы можете передохнуть там. Я провожу вас.
И правда показал дорогу, хотя им всего лишь нужно было обойти дом.
Внутри они нашли только цверга. Тот обрадовался, увидев Тайра, обнял и тут же принялся о чём-то шептать, поглядывая на Меланью. Почуял именно в ней главную.
— У них уже свои тайны, — хмыкнула Меланья.
Елена едва заметно пожала плечами.
— Останешься здесь? — спросила Меланья.
— Да…
— Оставайся. Я…
Она дотронулась до руки Елены.
— Мы поговорим позже, хорошо?
— Хорошо, — безразлично ответила та.
—
Елена и впрямь собиралась остаться здесь, в чужом доме, с незнакомыми запахами и грубой деревянной мебелью.
Переговоры? Что Елене до них, она… что бы ни случилось дальше, это ничего и никого не вернёт. Это игры орденцев, может и судьба мира решается там, только этот мир уже сожрал всё, что мог.
У неё мало чего осталось, да и то как будто прямо сейчас выскальзывает из пальцев.
Так что она устало опустилась на лавку и прижалась спиной к стене. Даже не скинула тёплую куртку, которую ей любезно дали цверги.
А потом вдруг откуда-то появилась маленькая женщина с морщинистым желтоватым лицом и глазами цвета снега. Елена не слышала, как та пришла, только увидела её перед собой. Машинально выпрямилась.
— Простите, я… думала, здесь нет никого. Что все ушли.
— Все ушли, — согласилась женщина, садясь рядом. От неё пахло какой-то острой едой. Елена принюхалась: тот же запах потихоньку наполнял дом.
— Мой муж будет на вашем сходе. А потом я покормлю вас.
— Вы хозяйка этого дома?
— Да, — она улыбалась ласково, как ребёнку. Вряд ли была намного старше Елены, но этот инстинкт — заботиться о том, кто в заботе нуждается, — его не побороть. Елена и сама помнила, как он перекраивает всю твою жизнь.
От таких воспоминаний ещё больнее. А казалось, усталость и отчаянье забрали уже всю тоску.
— Ты правда не пойдёшь? — спросила хозяйка. — Послушать, как говорит твоя подруга?
— А вы? Вы же тоже здесь.
Но вместо ответа женщина поднялась:
— Пойдём.
Но повела не на улицу, а вглубь дома, на кухню. Запах приправ и тушёного мяса висел в воздухе как туман. Через щель приоткрытой двери тянуло холодом. Какое расточительство кухонного жара, подумала Елена.
Вместе с холодом с улицы шёл голос. Она узнала Меланью.
— Я всегда слышу, что муж говорит, — сказала хозяйка. — Даже если занята, я его слышу.
Елена подошла ближе к щели. Потом запахнула куртку и выскользнула наружу, даже не поблагодарив женщину.
Она пока ещё и не знала, зачем вообще вышла из дома. Не чувствовала ни любопытства, ни желания поддержать Меланью, ни трепета перед будущим. И никакого волнения.
Кухонная дверь выходила на другую сторону дома, и Елена подобралась к месту переговоров так, что оказалась за спиной тролля. Он заслонял всё, кроме редких отсветов костра. И почему-то Елена даже почувствовала себе спокойнее. Тролль был грязно-белым, огромным, надёжным шаром с редкими пучками жёсткого, травяного меха.
— Ты не боишься?
Оказалось, женщина вышла за ней.
— У вас мясо не сгорит? — спросила Елена в ответ.
— Нет, — женщина шёпотом засмеялась. — Не бойся, горелое есть не придётся.
— Думаете, в этих переговорах есть хоть какой-то смысл?
— Я? М-м… Думаю, в них есть надежда. Если правда то, что до нас дошло… про ваш Орден.
— Правда, — ответила Елена тяжело. — И даже больше того, что вы слышали, тоже правда. Хотя с точки зрения Ордена ничего вы не могли слышать, ведь вас не существует. Люди на равнинах о вас даже не знают. Никто им не рассказывает. Иначе пришлось бы признать, что общий язык с троллями найти можно.
— А ты, выходит, знаешь?
— Я выкормыш Ордена, — произнесла Елена непослушными губами. — Вся моя жизнь написана им. Но потому монахам пришлось рассказать таким, как я, чуть больше.
— Может, ты знаешь и кто мы? — с интересом спросила хозяйка.
— Благодаря цвергам, — кивнула Елена, — знаю. Родичи альвов, потомки тех, кто не смог пройти стабилизацию. И всё равно вы лучше нас.
— Это не так… — женщина принюхалась. — Мне пора обратно к плите. А ты слушай. Это всё-таки важно.
— Да…
Елена осталась, всё ещё не думая, что хочет этого. Просто стоять было сейчас проще, чем идти.
Решила, что вернётся в дом, когда начнёт замерзать.
Она сосредоточилась на голосах; теперь говорил Тайр, а Елена-то думала, он приехал только печати ставить.
— …был там, когда монах спустился с Жёлтой стены поглядеть на троллят. Видел, как загорелись его глаза. Впервые в руки Ордена попали живые тролли. Орден и задумал разбор лишь для того, чтобы выманить троллей из болот. Всё — смерти ваших детей, горе наших — было платой за осуществление последнего, самого страшного плана.
Крошечная пауза. Может, Тайр набрал воздуха.
— Орден не смог истребить хозяев этого мира, но всегда хотел. Цверги решили спрятаться, люди же ушли на равнины. У Ордена никогда не хватало сил победить троллей. Но если хватит? Для Ордена тролли — безусловное зло, сильные порабощают слабых, превращают в пушечное мясо.
Только когда я спустился с Жёлтый стены, я увидел другое. Отчаянье. И вдруг голос в моей голове на минуту умолк. Я видел кровь и крошечные тела, и мне показалось, что это мы зло. Мы прилетели туда, где нас никто не ждал. Мы не захотели жить по правилам этого мира. Мы почему-то решили, что можем устанавливать свои. И я подумал, что должен быть ещё способ. Я хочу найти его.