Машина спала, и во сне мурлыкала тихонько. Белый кокон колыхался, обещая избавление.
Она прикоснулась к кокону, провела пальцами по поверхности ложемента: силикон был тёплым, внутри него светились тонкие жилки, по которым бежала машинная «кровь».
— Первый раз это немного пугающе, — предупредил доктор, когда она устроилась в ложементе, и тот сжал её тело несильно, но надёжно. Она чувствовала холодок в солнечном сплетении; как ни убеждала она себя, что все рано или поздно через это проходят, всё равно волновалась. Когда «поздно» — это всегда тяжело.
— Смотрите в центр круга, — сказал доктор, запуская установку. — И слушайте мой голос.
…Первый раз это было вот как: сильные руки засовывали её в мешок; но помешать им — искалеченная, в ожогах, с порванными мышцами, она не могла. Так что мешок с ней был завязан и брошен в реку. Вода ещё доносила искажённые бессмысленные слова людей на берегу, но сама шептала совсем иное: «Не бойся, я буду нежной…»
…В другой раз это была доска — скользкая от солёной воды. Сначала, правда, был грохот пушек, потом… провал, чернее их флага. Однако, кажется, она им не понравилась и потому оказалась на доске. Вода ударила её по барабанным перепонкам, но шёпот про нежность она успела расслышать.
…На третий раз она ничего не поняла: ей было несколько часов от роду. Зато сейчас она уже знала: так поступают с незаконнорождёнными младенцами. И только теперь, в другой век, в другом месте, она расслышала, что и тогда вода шептала ей опять: я приму тебя, я нежна, я благодарна.
…На четвёртый раз она проснулась, разбуженная гулом машины. Холодок пропал, и исчезло тёмное пятно, что — как казалось ей — застыло позади сердца и не давало дышать, не давало даже думать иногда, давило и тянуло в темноту, в глубину внутреннего, зловещего и беспощадного моря.
Вместо того пятна на её руках выступили три других — три синяка от трёх уколов, три выходных отверстия, через которые машина высосала душевный яд.
Она благодарила доктора и машину, хоть той было всё равно.
И в следующие выходные она уже качалась на тёплых волнах южного моря, и чайки кричали у берега, и тихо шептала вода: «Я буду нежной с тобой, всегда, всегда… Не бойся, я буду нежной…»