Брюки опять за что-то зацепились, но в этот раз не выдержали и порвались по шву. Гена не обратил на это внимания, продолжая шаркать по жидкой грязи, заливающейся ему в ботинки, и тащить по земле тяжёлый брезентовый мешок, оставляющий широкий след на раскисшей дороге.
Впереди дорога сворачивала, там же заканчивалась высокая проволочная сетка, тянущаяся по обе стороны, и начиналась плотная промышленная застройка. К мелким ячейкам сетки на обратном пути по традиции прикручивали использованные пропуска — на удачу и скорое возвращение.
Гена добрёл до серых производственных корпусов, слепо глядящих на мир заколоченными, затянутыми плёнкой или просто пустыми окнами. На входе в третий цех ему выписали пропуск на обрывке картонки и выдали к нему скрепку. Внутри здания Гена отыскал свободное место, сел и, развязав мешок, поставил его перед собой, чтобы покупатели могли разглядеть товар: сорок отличных, отборных, полосатых бумбарашек.
Буквально через минуту к нему подошёл коренастый мужик и, пощупав товар, спросил:
— Сколько просишь?
Гене мужик не понравился, и он буркнул, заломив цену:
— Десять за всё.
Мужик поднял брови и уважительно взглянул на продавца:
— Дорого!
— Бумбарашки хороши, — мрачно возразил Гена.
— Хороши, — согласился покупатель и, вздохнув, полез в карман:
— Держи, — он протянул Гене десять махровок. Стараясь скрыть удивление и радость, Гена спрятал махровки и передал мужику мешок с бумбарашками.
На обратном пути весьма довольный Гена прикрутил скрепкой пропуск к сетке, бормоча: «На удачу».
Дома жена Маша спросила его насмешливо:
— Много наторговал?
И он помахал перед её носом махровками, довольно наблюдая, как в глазах жены загорается искорка уважения.
Брюки опять за что-то зацепились, и расползлись спереди, и холодный ветер неприятно задувал в прореху. Гена ёжился, но упрямо шагал вперёд, прижимая к себе мятую серую коробку.
На входе в первый цех ему выписали пропуск на обрывке газеты и выдали к нему булавку. Внутри ангара Гена легко отыскал свободное место, даже сидение нашлось — торчащий «пенёк» бетонного столба, кем-то заботливо накрытый обрывком старого ковра. Поставив на колени коробку, Гена открыл её и стал ждать.
Очень скоро к нему подошёл худощавый высокий парень с глазами на выкате, заглянул в коробку и сипло спросил:
— Почём махровки?
— Двадцать за всё, — осторожно ответил Гена.
Парень пожал плечами:
— Дохлые они какие-то… уже и чёрные по краям.
Это было правдой, и Гена насупился, но парень неожиданно скинул с плеча рюкзак, достал стеклянную банку, где бились о стенки огненные штурмпульки, и протянул Гене:
— Так и быть… беру. Вот — их тут двадцать как раз.
Через полчаса, поставив банку на землю и придерживая её ногами, Гена пристёгивал пропуск к сетке ограды завода — на удачу.
Дома жена Таня, поведя носом, спросила подозрительно:
— Что это ты притащил такое ароматное?
И он довольно улыбнулся, когда она ахнула, увидев банку со штурмпульками,
Брюки опять за что-то зацепились, вырвался целый кусок, и, повиснув на тонкой полоске ткани, волочился по грязи следом. Но Гена не обращал на это внимание.
На входе во второй цех ему выдали пропуск на обратной стороне пожелтевшей библиотечной карточки.
Место пришлось поискать, но в конце концов он протиснулся между стеной и замотанным полиэтиленом станком. Стоять пришлось вполоборота и тщательно следить, чтобы бродящие по цеху люди не задели банку с штурмпульками, которую он гордо выдвинул вперёд.
Покупатель подошёл не сразу: штурмпульки горели ярко, сразу видно было, что дорогие. Люди только поглядывали в их сторону и вздыхали. Наконец, к Гене подскочил плюгавенький лысенький мужичок, цокнул языком и пропищал:
— За сколько отдашь красоту такую?
Гена решил не жадничать:
— За сорок отдам.
Мужичок заметно обрадовался, сказал, что вернётся через минуту. И вскоре в самом деле притопал обратно, таща большой мешок.
— Сорок бумбарашек, как есть!
Гена заглянул в мешок: бумбарашки были хороши, и обмен состоялся.
На выходе с завода Гена примотал пропуск к сетке забора в надежде, что завтра удачи будет побольше. Продешевил, таки.
Но жена Нина дома посмотрела на бумбарашек одобрительно и подмигнула Гене:
— Добытчик ты наш.
Брюки опять за что-то зацепились, новые совсем, два раза надёванные. Но хоть не порвались, так, вытянулись слегка.
Тащить мешок по грязи было тяжело, зато удалось быстро от бумбарашек избавиться, да ещё и по хорошей цене: десять махровок Гена снял с какого-то коренастого хмурого мужика.
Прикручивая пропуск к сетке на выходе, Гена скользнул взглядом по сотням таких же картонок, бумажек, старых конвертов и чёрт знает чего ещё. Имя на некоторых ему показалось знакомым, но он решил не вчитываться. Мало ли что кажется?
Дома жена Маша взяла махровки, положила их в шкатулку и посмотрела на него задумчиво, морща лоб.
— Хорошая же цена, — сказал он. Она кивнула:
— Ну да, удачно.
Потом помедлила, в глазах её скользнуло что-то странное, недоумение или удивление, и спросила:
— Слушай… а ты не помнишь… а что ты три дня назад приносил?