И одновременно он не верил даже в эту теорию. В реальность происходящего — не верил. В перфоманс — не верил. Да что там, даже в волшебный кваркод не верил тоже.
И шёл за Поэтессой, понимая, что вообще-то стоит бежать прочь.
— Можете снять маски, здесь безопасно, — прошелестел голос и из дымного мрака протянулись две руки, обе правые, и Тимур вложил свою маску в одну, а Поэтесса в другую.
И да, это в самом деле была она, женщина из двенадцатого окна.
Без фильтра у воздуха в зале был сладкий привкус кальяна. Что-то подмешано в дым, понял Тимур. И снова — надо бы бежать, но он двинулся вперёд, и вскоре из дыма проступили контуры круглого стола с голограммой игры, трёхгранным столбом в центре. «Вскоре»? Какого размера был это зал для особых гостей? Сколько Тимур сделал шагов? Он не мог вспомнить. Но много, не меньше пятидесяти.
И стал зачем-то считать площадь круга. Так мозг был занят, но тело принялось дрожать: страх проступал мурашками, по́том и холодом.
Остальные пятеро из второй группы были уже здесь. Настя, Мразик, Ездок и Хикки без масок, но в балахонах, сидели за столом, Туз прогуливался рядом, затянутый в серый смокинг, с расстёгнутым воротником и повисшим галстуком-бабочкой нежного, сиреневого цвета. Чем ближе подходил Тимур, тем ярче становилось освещение над столом. И тем больше погружался во тьму остальной зал, полный, кажется, людей. Блестящей и безликой толпы в сумраке. Разве что оббежит их камера, как зрителей на «ЧГК». Они и есть зрители, свидетели, наблюдатели. Всё, что произойдёт вскоре, станет действительным благодаря их вниманию.
Кто наблюдает за наблюдателем? Они.
Одно свободное место было между Настей и Хикки, второе — между Хикки и Мразиком. Тимур обошёл стол и сел рядом с Настей.
Настя тут же положила ему руку на колено. Он обернулся: Настя, приоткрыв губы, смотрела на него нежно.
— Что ты увидела? — спросил Тимур. — Какой выбор дала тебе игра в конце?
— Романтика, — ласково ответила девушка. — Против расчёта. Я всегда выбирала расчёт. Романтика приводит только на дно Зимней Канавки.
— Все в сборе, — провозгласил приятным, оперным голосом Туз, нет, Прохоров, теперь можно было называть его так.
И тут же затих едва различимый шёпот, зрители придвинулись ближе, взяв стол в кольцо.
— Вы… — Тимур вдруг охрип. — Игорь… Владленович, вы и есть мой заказчик?
— Заказчик. Владелец игры, — кивнул Прохоров и лукаво улыбнулся. — Автор сего спектакля.
Настя потупилась и закусила губу, вроде бы смутилась. Ездок глядел на столб игры невозмутимо, Хикки и до сих пор молчаливый Мразик опустили головы. Поэтесса нетерпеливо стучала пальцами по столу и поглядывала, развернув голову вправо, на Прохорова.
— Не вините их, юноша, они все несвободны, — произнёс тот. — И не обижайтесь на нас за спектакль. Почти пять веков питался я от моего величайшего изобретения, игры простой, но столь заманчивой для людей особого склада. Свойство её таково, что раз в два сатурианских года требовалось проводить ритуал обновления, — Прохоров поморщился, — однако вам такие подробности вряд ли будут интересны. Довольно знать, что к две тысячи тринадцатому игра моя слишком ослабла, в новом вашем человеческом мире потеряла былую притягательность, да и как собрать людей, как высмотреть подходящих для великой Партии, коли все казино вы решились прикрыть? Мне нужен размах, свобода, чтобы выбор был из разнообразного человеческого материала…
— Зато мобильные игры и вообще видео… на подъёме, — произнёс Тимур очевидное.
— Точно так-с, — ответил Прохоров, щёлкнув ловко каблуками. И тут же бросил кривляться:
— Конечно, для нового Великого Делания пришлось семь лет ждать от последнего срока, по году за металл иль, коль угодно, планету, и творить колдовство в год Мора, первую из последних годин. Но вот, юноша, посмотри, как был я вознаграждён за терпение: не пришлось мне далеко искать нужного человека. Среди моих разработчиков и сыскался достойный кандидат.
— Я не играл, — с нарастающим ужасом ответил Тимур, слова проходили сквозь горло, как острые каштаны, у слюны стал привкус железа и меди.
— Ты смотрел, — был ответ, — и этого достаточно.
Туз махнул величественно рукой, и на голограмме высветилась пара: два имени, два человека, один из которых давно погиб, а вторая… знать бы, где она. Сердце Тимура рухнуло на пол и забилось там умирающей рыбой.
— Просто доказательство, — смягчился Туз. — Сей выбор ты уже сделал. Игра изучила тебя, ты был с ней так долго, так внимательно создавал её, так хорошо смотрел.
Хикки сжалась(-лся) в комок, втягивая голову в плечи. Последние два слова явно предназначались ей (ему): мол, не думайте, что я не знаю, что вы делаете, мои верные слуги. Неужели теми словами про встречу Хикки пыталась(-лся) предупредить Тимура? И что теперь, её (его) накажут? Штраф, хлыст, развоплощение — чем карается предательство у Прохорова?