— …мы никогда не заходили далеко, — Фостер закончил фразу, поднял голову и увидел Зака. Демонстративно отвернулся. — И вот, доктор, однажды — а мне было шесть лет, я спрятался в каком-то крошечном отсеке. Размером разве что с большую коробку, ей-ей. Может быть, это была кладовка. Она оказалось отличным укрытием. Мне с тех пор часто приходилось там прятаться, потому что мой брат любил водить, и я сидел в той коробке, и он как будто нарочно забывал меня находить… А я ведь всегда боялся темноты. Там могут водиться чудовища… А когда я думаю о чудовищах во тьме, я могу такого сотворить! Лучше, когда я вообще ничего не думаю…
Он снова остановился, развернулся и побрёл обратно, бубня уже так тихо, что слов было не разобрать.
Зак принюхался: в запахе грибов появились какие-то новые нотки. Не такие отвратительные, как раньше. Или это начинается обещанное привыкание? И скоро запах будет и ему казаться приятным? Лучше бы нет.
Он бросил взгляд на ближайшую полку, потом подошёл к ней, внимательно разглядывая «грибы», может быть, впервые за два с лишним месяца. Чем ближе, тем сильнее запах, и новые нотки уже не чувствуются. Только прежние — отвратительная сырость, перегной и добавки, которых ещё полно на складе. Однажды Зак имел глупость понюхать пакет с ними и потом до ночи ощущал на языке привкус железа и горечи.
Ему показалось, что «земля» под «грибами» немного поменяла цвет. Хотя наверняка дело было в дёргающемся и тусклом освещении.
Над полкой трепетала в воздухе прозрачная склизкая полость, внутри которой висел перевёрнутый «гриб» — тонкая ножка и широкая шляпка, и множество, множество тончайших живых розоватых волосков, ощупывающих полость, не прекращающих шевелиться. Будто блуждающие капилляры самой странной кровеносной системы в мире. Свет застревал внутри этого пузыря, запутывался в волосках, а иногда поверхность вздувалась и раскрывалась, выпуская что-то наружу. В быстро затягивающемся отверстии мелькали пытающиеся вырваться на свободу волоски.
Полость была искусственной, иначе бы «гриб» протягивал свои волоски не туда, куда нужно было Иде.
— Эти существа интереснее, чем кажутся. Ты знаешь, как сильно здесь все связаны между собой? Всё ко всему присоединено.
Он вздрогнул, услышав за спиной голос Иды и буркнул в ответ:
— Куда уж интереснее, а?
— Всегда есть, куда двигаться, — ответила она. — И в чём искать новые возможности.
— Зачем эти штуки вообще нужны?
Она не ответила. Прибыв на базу и увидев «грибы», он сразу же спросил о том же. И тогда она назвал ему номер параграфа в контракте: тот самый, где говорилось о «научной тайне». Он до сих пор не знал, что же такое помогает выращивать.
— Трое суток прошло уже, как твоя нога?
— Всё в порядке.
— Боль, краснота, опухоль, повышенная температура?.. — мерно перечисляла Ида, а он, развернувшись, следил, как двигаются её тонкие губы. Он и сам знал симптомы воспаления, что уж тут сложного. Ничего такого у него не было, но ему вдруг стала нравиться забота Иды.
Он вспомнил о её прикосновениях, скосил глаза на её руки. Потом снова уставился на губы, хотя она уже замолчала.
— Если почувствуешь хоть что-то необычное, — заговорила Ида мягко, — пожалуйста, скажи мне. Нас тут не так много, чтобы терять кого-то из команды, так ведь?
Это его почти убедило, и он уже собирался с мыслями, чтобы поточнее описать странное ощущение, что иногда появлялось в колене, но Фостер вдруг крикнул так громко, что эхо сошло с ума:
— Доктор, а концентрация-то выше нормы!
Подтверждая его слова, запищал терминал, и Ида побледнела и бросилась к нему.
Она просматривала данные, а Фостер ходил вокруг неё, шевелил пальцами и о чём-то шептал сам себе.
— Неправильно, нет, нет, — бормотала Ида — Как давно? Почему? Это может помешать…
Если что-то и могло вывести её из себя, так это вещи не на своих местах, нарушенные условия эксперимента или какая-то неточность.
— Я собирался проверить вентиляцию, — сказал Зак, видя, как сильно она занервничала. — Я как раз пришёл сказать это. Мне не нравится ночной сбой, нужно всё проверить.
— Да, — быстро согласилась Ида с видимым облегчением. — Возможно, газ не уходит с нужной скоростью. Осмотри всё как можно тщательнее.
Зак кивнул. У входа он бросил раздражённый взгляд на Фостера, всё ещё болтающегося вокруг Иды. И тот нехотя пошёл следом. Желанием лезть в технологический туннель он явно не пылал.
Зак этому не удивлялся. Никто не любит технологические туннели, но здесь они были хуже, чем где-либо ещё. Когда он первый раз туда залез, то проклял всё. С тех пор лучше не стало, наоборот — спасибо режиму экономии. Нынче коридор от входного шлюза напоминал ему технологический туннель, а технологический туннель напоминал о чистилище. Вот так в голове и всплывают старые сказки.
Зак шёл впереди, слегка пригнувшись — потолок здесь был низким, и слушая сопение Фостера, угрюмо шаркающего следом. Они останавливались у каждого узла, оживляли спящие дисплеи, снимали крышки и копались в начинке, проверяя, не прогнило ли что-нибудь, не слетел ли где-нибудь зажим, не сгорело ли какое-нибудь гнездо. Потом поднимали решётки и проверяли, живы ли вентиляторы. Простукивали стенку коробов справа и слева, хотя это было уже, пожалуй, лишним.
Работали медленно, а устали очень быстро. Слишком было жарко и душно, не только вечная влажность висела в воздухе, но и затхлый привкус; частички жирной пыли оседали на всём, и просачивался отовсюду знакомый грибной запах. Туннель шуршал, гудел и вибрировал, действуя Заку на нервы.
Во время очередной остановки, следя, как Фостер перебирает провода двенадцатью ловкими пальцами, Зак моргнул и вдруг понял, что ничего не видит. Перед глазами мелькали белые полосы и розовые волоски, но это не было настоящим, вовсе нет, настоящими были тёмные пятна с подвижными краями, липкие, как пыль, они окутывали его, проползали под одежду, налипали на глаза и рот, и ноздри, и уши. И из звуков остались только: шорох извивающих проводов, шуршание маленьких паучьих лапок и далёкая, убивающая Зака капель, паузы в которой были невыносимы. Он лучше бы сожрал всех этих невидимых пауков, что собрались опутать его, отравить и высосать из него живые соки, чем вечно ожидать: когда же, ну когда же упадёт следующая капля?!
Он соскользнул вниз и вытянулся на шершавом мокром полу, прижал лицо к земле и высунул язык. Земля была горько-солёной на вкус.
В колене задрожала слабая паутинка и потянулась вверх, стремясь добраться до чего-то важного, пробираясь между волокнами мышц, раздвигая их и пронзая — тонкое, изысканно-мерзкое ощущение.
Зак вздохнул глубоко, и боль во всей правой ноге всколыхнулась в нём, возвращая обратно в узкий грязный туннель.
Он закашлялся и приподнялся, опираясь на локти. Повернулся набок. Фостер стоял рядом на коленях, его губы дрожали, в глазах плескался ужас.
— Не оставляй меня с ней, — прошептал он.
— Что?! — Это отрезвило Зака даже больше, чем боль. — Что ты несёшь?!
Фостер всхлипнул и заныл:
— Не делай так! Не смей исчезать, ты!..
— Я не… я просто упал, — пробормотал Зак, не зная вовсе, что же произошло на самом деле.
— Доктор Эльдюрдоухтир сказала бы, что падать тут не к добру… — Фостер забубнил. — Так неправильно, вот что бы она сказала…
— Это тебе кто угодно скажет, — зло бросил Зак, пытаясь подняться. Фостер вскочил и протянул ему руку. Зак отвернулся от него и поднялся сам, цепляясь за короб.
— Ты видел картинки в её каюте? — продолжал бормотать Фостер. — Зачем они ей, как думаешь?
— А ты-то их когда видел? — окончательно разозлился Зак. — Что тебе вообще от неё нужно?
— А что у вас с ней? — возразил Фостер. — Почему ты спрашиваешь? Я вижу, как ты…
— Дурак! — заорал Зак. — Идиота кусок! Как тебя вообще сюда взяли?!
Фостер заткнулся, обиженно всхлипывая. Но глядя, как Зак качается и припадает на правую ногу, он как будто пересилил себя и сказал: