Погас свет, замолчали вентиляторы. Тут же навалилась духота, сырой запах через ноздри проник в горло, разъедая слизистую, и Зак шумно закашлялся, шаря руками вокруг в надежде поймать безумца. Но тот всё время уходил, шепча: «Я защищу тебя. В темноте живут чудовища, там они принимают свой истинный облик. Иначе их не узнать».
Фостер всегда боялся темноты, вспомнил Зак, но если уж оказывался в ней… его было не удержать. Он совершенно сходил с ума.
Теперь будет то же самое.
В голове Зака что-то треснуло — будто захлопнулась дверь крошечного и тёмного отсека. И он внезапно увидел всё глазами Фостера.
Зажглось аварийное освещение. Слишком тусклое, чтобы по-настоящему рассеять тьму. Так что чудовище не могло скрыть свой истинный облик.
Тёмные глаза Иды теперь блестели серебром. Она стояла к Фостеру спиной, с беспокойством рассматривая Зака. Кажется, она что-то сказала, что-то о том, что нужно сделать тесты, наверное, он не рассказывал ей о чём-то, всё не так уж хорошо с коленом, да? Зак не слушал, ведь он видел то же, что видел сейчас Фостер: как родинка на её шее вновь запульсировала, растягивая края, выгибаясь и выпуская наружу тонкие розовые волоски. Они тянулись во все стороны, и колыхались, и щупали воздух, ища что-то живое, что можно будет пожрать изнутри, орган за органом, замещая его нервы и кровеносные сосуды, соединяясь с тканями, повторяя формы, но меняя суть. Они ощупывали кожу, протыкали её и выходили чуть дальше, как нить, следующая за иголкой. Они добрались до одежды и разодрали её, не чуя в ней жизни, только помеху на пути.
Обнажилось тело Иды — уже всё покрытое розовыми щетинками, мерцающее, как слюдяные осиные крылья, вибрирующее и жужжащее, источающее сладкий грибной запах, влажный, возбуждающий, притягательный. Её волосы расплелись, в них блеснули розовые искры. В её глазах дрожали слёзы, а изо рта, когда она пыталась что-то ему объяснить, сыпалась тонкой струйкой сухая земля.
В ней ничего не осталось от человека. Фостер задрожал и занёс планшет над головой.
Зак закрыл глаза.
Фостер сказал, что нужно отдать Иду «грибам», что так будет справедливо: «Грибы к грибам». Зак согласился.
Он всё ещё был не в себе, и каким-то образом и понимал это — очень отчётливо и ясно, и одновременно ничего не мог с этим сделать. Он перетащил тело — кроваво-синий кусок плоти, не понять, где лицо, где затылок, руки согнуты под неестественными углами — на «пасеку», и Фостер принялся нарезать круги, озабоченно заглядывая в контейнеры. Наконец, он выбрал один, смело, ничего не опасаясь, раздвинул пузыри руками, освобождая место, потом Зак перекинул тело через борт, и оно соскользнуло вниз, мягко качнуло «землю». Пузыри вздрогнули, нити в них затрепетали.
Зак смотрел, как медленно тело Иды погружается в эту странную почву, будто тонет в болоте. Он подозревал, что оно просто разжижается там, очень быстро становясь частью питательной среды для «грибов». Его утешало только то, что она уже была мертва, и ей не придётся, как несчастному пауку, ощущать медленное растворение мышц, желудка, печени, кишечника, яичников, ощущать, как тело превращается в пустой кожаный мешок, и только нервы ещё пульсируют, пропуская болевые импульсы и сигнализируя: мы проиграли эту битву, мы исчезаем, нас больше нет.
— Идём отсюда, пока они не поняли, — бормотал Фостер, заглядывая ему через левое плечо. — Они не любят мертвечину, им не впустить туда свои отростки.
Зак позволил себя увести. Он всё ещё слушался Фостера, потому что тот как будто знал, что нужно делать. У самого Зака в голове вертелась только одна мысль: с базы ему уже не выбраться. Как он будет выживать в чужом мире, ведь вода здесь годится для питья только после фильтрации, а есть вообще нечего? Да о чём это он? Здешний воздух убьёт его раньше, чем жажда. И он остался один, никто не потратится на полёт сюда ради него.
Фостер притащил его в техотсек, и Зак машинально опустился в кресло перед терминалом. Это было так привычно, что на мгновение он решил, что всё произошедшее ему приснилось. Но Фостер ходил взад-вперёд, бормоча, кряхтя и вскрикивая, теребил пальцами воздух и покачивал головой, так что сомневаться не приходилось: всё было правдой.
— Вот что, да, — Фостер заговорил громче. — Нужно отключить тут всё, чтобы пузыри на «пасеке» лопнули. Тогда «грибы» выйдут наружу.
— Зачем? — тупо спросил Зак. Он не понимал, почему Фостер ещё здесь. Раньше его всегда удавалось загнать обратно в коробку.
— Мы должны это сделать, — ответил Фостер. — Понимаешь? Им нужна свобода.
Зак кивнул, испытав странное сочувствие к этим существам, хотя у него в голове чей-то голос кричал, что это полная чушь. Но ведь они были в плену, в этих маленьких отсеках, зажатые в смешных ограничениях, которые сами не выбирали. Помочь им будет правильно.
Голос в голове причитал и стонал, но Зак сделал вид, что ничего не слышит. Он включил терминал, минуту всматривался в экран регистрации, пытаясь сообразить, чего от него ждёт система. Потом занёс руки над клавиатурой и снова замер.
Фостер потерял терпение:
— Ты забыл, что делать? Пиши имя, ну. Зак Фостер. Потом пароль.
— Точно, — прошептал Зак. — Набрать имя и пароль.
Но вместо этого уставился на свои руки. Собственные пальцы вдруг показались ему чужими. Двенадцать длинных, шевелящихся отростков, дрожащих над клавишами от нетерпения.
Он опять учуял грибной запах, такой сильный, что слёзы выступили на глазах. Он сморгнул, думая: готов поклясться, источник запаха где-то рядом. Может быть, решил он, это даже я сам или какая-то часть меня. Моё колено, мой бок, мои руки. Как далеко добрались тонкие розовые волоски?
— Для кого ты это делаешь?
Фостер остановился, взглянул на него и заговорил, подтверждая свои слова игрой на невидимых клавишах:
— Мы одно и то же, ты и я, так? Мы неразделимы, так? Я всегда защищал тебя.
— Ты ревновал её, — пробормотал Зак. — Ты тогда в туннеле спросил, что у нас с ней. И ты подсматривал, когда мы…
— Ревновал её? — презрительно переспросил Фостер, кривя рот. — Сдалась она мне. Мне нужен только ты.
— Это была всего лишь твоя галлюцинация, а не чудовище! — закричал Зак, силясь встать, но не имея возможности шевельнуть хоть пальцем. — Ты убил её ни за что!
Фостер скорбно поджал губы и покачал головой.
Пальцы Зака сами набрали пароль. «Нет», — отчаянно подумал он. Сказать это вслух уже не вышло.
Фостер встал у него за спиной, глядя как Зак против воли отключает системы базы одну за другой.
— Я всегда защищал тебя, — повторил он убеждённо. — Но кто защитит меня? Эта паутина внутри… она чужая, очень чужая. Сначала я боролся с ней, я сказал: нам троим будет тесно в этом теле. Тут место только для меня и для него. Но потом я узнал, что она понимает, чего я хочу. А ты — нет. Я хочу убивать чудовищ, и она вовсе не против этого. Теперь я думаю, мы поладим.
…Они брели по переходу к шлюзу, к мягко шелестящему горько-солёному дождю, к лесу, затянутому туманом, мимо металлических поручней, слабо поблёскивающих в свете фонаря, под умолкнувшими кабелями и коробами; и Зак бился внутри собственного тела, пытаясь удержать дверь крошечного отсека, почти коробки, но кто-то давил на неё с той стороны, а ему было так трудно дышать, и ноги ползли по металлическому полу, а впереди ждала длинная чужая ночь, бесконечная темнота.
Темнота, которой Фостер больше не боялся. Теперь он твёрдо знал, что убьёт всех чудовищ, какие только могут в ней завестись.