— Кто проиграет, — презрительно сморщился Жердь и сплюнул, дружбаны его при этом загоготали отчего-то, — тот на шухере будет стоять, пока мы на стройке шаримся. Поняли, мелюзга?
Федя тут же кивнул головой. Борька помедлил, почесал затылок, а потом махнул рукой: была не была…
Они тогда утёрли нос Жердине и его прихлебателям. Стоять на шухере не пришлось…
Медленно расступалась тьма, он, наконец, увидел очертания всех предметов в палате, не только тех, на которые падала лунная дорожка. Разглядел белую шторку на окошечке двери, две непустые кровати напротив, шкаф с одеждой, плафоны на потолке. Вспомнил, что иногда по вечерам лампы там дёргаются и журчат, стонут, хрипят и гудят, как будто им вот-вот придёт конец.
— Ты выиграл, — сказал Бен. Ни капли огорчения в его голосе не было.
Фёдор помолчал, понимая уже, что никакой это не сон. Нужно спросить что-нибудь, пока гости ещё здесь — Нео, уставившийся на луну, синяя лошадь, жующая простыню на одной из чужих кроватей, и кролик, снова беленький и чистенький, мирно спящий на тумбочке. А главное — этот последний, самый странный, неузнаваемый.
— Что я ставил всё это время? — собравшись с мыслями, спросил Фёдор.
— То, что ты не захотел бы вспоминать, — ответил Бен. — Выиграли бы они, ты бы вспомнил плохое.
— Но выиграл я.
Бен кивнул:
— Да. Нашёл дорогу в своих мыслях. Ну что ж, честная победа.
— Но как я это сделал?
Тот усмехнулся:
— А тебе не всё равно?
Фёдор кивнул и задал следующий вопрос:
— А у тебя я что выиграл? — и сам зашёлся от собственной наглости, но продолжал, пока высшие силы его не заткнули. — Я чую, что-то ещё, кроме детской игры. Что-то большое.
Он обвёл глазами палату: почему он здесь? Этого он как раз не вспомнил.
— Ты вылечишь меня? — спросил он наугад. — Таков мой выигрыш?
— Я не целитель, — медленно произнёс Бен. — Ты выиграл не это.
— Так что же? — резко произнёс Фёдор и почувствовал, наконец, как холод от кафельного пола проникает через босые ступни и поднимается выше по телу. Его уже всего знобило. Подобрав ноги, он заполз обратно под одеяло.
— Право умереть человеком, а не амёбой, — ответил гость. — У тебя рак мозга, неоперабельный. Сегодня твоя последняя ночь.
Фёдор понимал, что должен испугаться или прийти в отчаянье, но лишь принял информацию к сведению. Как будто она была отдельно, и он сам — отдельно. То ли дело вещи, о которых он вспомнил, вот они действительно что-то значили.
— Завтра случится невозможное, необъяснимое наукой чудо: когда твоя семья придёт к тебе, ты узнаешь их лица и сможешь попрощаться, — Бен глянул на него из темноты, глаза его теперь светились как у кошки.
И, помедлив, повторил:
— Я не целитель. Я ангел хосписов.
Четвёрка гостей вышла в коридор, спустилась по лестнице в гробовом молчании и выползла в больничный двор, залитый луной. Лошадь, Нео и кролик сбились в кружок и шептались о чём-то, пока ангел, вытянувшись в струну, смотрел в небо.
Тело Бена, что он получил после смерти, старело, но медленно. И лицо — лицо было другим. Но история коротенькой жизни как будто сохранялась где-то, перейдя и на это новое тело. «Метки» на нём оставались теми же — шрам над ключицей, ожог на левой ступне и незаживающая до конца рана в животе, из которой торчал призрачный металлический прут. Заметить его можно было только в свете луны, так что Бен при людях держался от неё подальше, потому и оставался тёмен лицом.
— Шеф, пора и честь знать, — напомнила лошадь, вдоль нашептавшись с остальными.
Бен и Нео уселись на неё верхом, а белый кролик решил спрятаться от ночного холода в кармане плаща Избранного.
— Ты смухлевал, — обвиняющее проржала лошадь, прядя ушами, отталкиваясь от бетонных плит больничного двора и взлетая вверх, к свету луны.
— Я же проиграл, — спокойно ответил ангел. — Где ты видела такой мухлёж?
— Вот я и удивляюсь. Ты смухлевал, чтобы проиграть. Он не вспомнил тебя.
— И что с того?
— Он не попросил у тебя прощения.
— Он не виноват, — медленно произнёс Бен, щурясь на полную луну, как иные — на солнце. — Я поскользнулся, он не смог удержать. Мы были детьми. Я сам пошёл на эту стройку, мог ведь и отказаться.
Лошадь фыркнула, но ничего не сказала.
— То-то он удивится, что лучший друг к нему не заглянул напоследок, — холодно произнёс Нео, обратив чёрные очки к луне.
— Не удивится, — ответил Бен. — В глубине души он знает, что друг не может прийти, пусть и не помнит, почему. И хватит об этом.
Белый кролик высунул голову из кармана и пропищал, не раскрывая пасти:
— Поступило сообщение. Летим десять километров на запад, вслед за последней звездой, а дальше — на юг.
— Вот и новое дело, — сказал Нео, и, кажется, впервые в его голосе промелькнула тень довольства.
— Гад ты всё-таки, — сообщила лошадь Избранному, а потом, сверкнув фиолетовыми глазами, поднялась ещё выше.
Её облик, как и остальных, постепенно таял, принимая новую форму. Вскоре она полностью обернулась огромной, источающей жар птицей, расправила широкие крылья и, застлав на миг луну, повернула на запад.