Занзибу

В моей голове поехали маленькие паровозики, издававшие жалобные и протяжные «ту-у-у-и! ту-у-у-и!»: если я — Занзибу, то мужик с одним глазом — Одиночка собственной персоной, иначе и быть не может. Я открыл рот, чтобы высказать это предположение, а может и выругаться, но тут меня стошнило зелёным желе.

Меня рвало и рвало, пока всё желе не покинуло желудок навсегда, а Одиночка невозмутимо наблюдал за этим. Под конец он одобрительно заметил:

— Хорошо. Твоё тело само избавилось от дивергента. Теперь охотник нас не отследит.

— Что? — спросил я, вытирая рот рукавом толстовки. — Кто? Да, Занзибу — это я.

Одиночка поразмыслил и ответил по порядку:

— То, что ты съел, чтобы попасть сюда, мы называем дивергентом, или «зелёнкой». Это вещество разводит человека с его реальностью в разные стороны, и тогда, расщепившись, человек может скользнуть в эту реальность.

Он огляделся, поворошил кучу хлама неподалёку и извлёк старую рыбацкую сидушку — тканевый стульчик.

— Садись, — сказал он. — Через пару минут ты придёшь в себя.

Я послушно забрался на сидушку и замер, прислушиваясь к желудку. Мне определённо уже становилось лучше. Одиночка остался стоять, и теперь я смотрел на него снизу вверх.

— Дивергент невозможно переварить, он остаётся в желудке человека, и так охотник выслеживает свою жертву. Он идёт на специфические эманации, которые испускает «зелёнка».

— Понял, — сказал я. — Допустим. А кто эти «вы», которые называют дивергент «зелёнкой», кто всё-таки такой охотник и куда я попал?

— Мы — жители этого места, — ответил Одиночка. Он, кажется, был обстоятельным человеком, не помню, чтобы я его таким придумывал. — Охотники — вид демонов изнанки мира, пожирающих человеческие сущности. У каждого своя специализация, вот и этого интересуют не все люди, только некоторые.

Он покачал головой, поджал губы и продолжил:

— А это место — свалка вокруг бездны воображения, или, если хочешь, Лимбо.

— Преддверье ада, значит, — прокомментировал я, оглядываясь на горы мусора вокруг. — Стоило ли ожидать чего-то иного?

Он пожал плечами:

— Тебе виднее. Вообще, выбор следующей жертвы охотника должен оставаться тайной, но иногда просачиваются слухи. Когда я услышал, что ты можешь быть следующим, рискнул спасти тебя.

— А ты не себя, часом, спасал? — поинтересовался я. Если он — продукт моего воображения, повлияет ли на него моя смерть?

— Верно, — кивнул Одиночка. — Себя тоже. И у меня в этом деле свой интерес. Ты всё понимаешь, ты же меня придумал.

— Прости за это, — искренне сказал я.

Он не ответил. Я же решил, что уже достаточно отошёл от дивергента, и поднялся:

— Ну что же, спасибо, и как отсюда выбраться?

Одиночка непроницаемо взглянул на меня и ответил:

— Пойдём, покажу дорогу.

И повёл меня меж мусорных куч по подобию узкой тропки.

Кроме мусора в Лимбо были серое нависшее небо без признаков солнца, но зато равномерно светящееся, сухая и пыльная земля и бесконечно расходящаяся во все стороны равнина, всё как надо, в общем, и всё — чрезвычайно унылое.

Шли мы по этой унылости, может быть, минут тридцать по моим внутренним часам, потом пейзаж всё-таки немного изменился: за ближайшим холмом мусора обнаружилась небольшая возвышенность, а в ней — белая узорчатая дверь, слишком радостная и чистая для этого места.

Одиночка потянул за золотую ручку, дверь распахнулась, и до меня донеслись звуки — голоса, звон, стук, музыка, и запахи — еды, цветов, специй, духов, и всё это вместе и одновременно, так что я даже отшатнулся.

Но Одиночка уже спускался по ступенькам в лаз за дверью, и я поспешил за ним.

К концу спуска я немного обвыкся и с запахами, и с шумом, но всё равно не был готов к тому, что увижу огромный яркий город, наполненный существами всех мастей и видов, раскинувшийся, как и Лимбо, на бесконечной равнине, но под нежно-голубым небом, по которому скользили несколько разноцветных солнц.

— Это она? — ошарашено спросил я. — Бездна воображения?

— Нет, — покачал головой Одиночка. — Это Город её Стражей. Пойдём дальше.

Страницы ( 4 из 6 ): « Предыдущая123 4 56Следующая »