Рождение:
Шатающийся мир замер, и в сумраке раздался гул. Не сразу я понял, что этот гул — из меня, и темнота — из меня. И что я — кричу.
Миниатюра первая. Голубиное лето
Взгляд изнутри:
Пух и перья.
Тополя и голуби.
Потом — просто голуби.
Тополя — простые, их уже неинтересно менять. Они достигли совершенства.
Голуби — сложнее.
Тополя и голуби — это лето.
Они есть всегда, но сейчас — это лето. Вот так мне захотелось.
Моё желание закон, так как Слово — у меня.
Моё Слово — голуби.
Взгляд со стороны:
В городе появились голубятни. Год назад их было совсем немного, а этим летом — в каждом десятом квартале стоит голубятня, на каждой двадцатой крыше — маленькие и большие стальные клетки, где воркуют пёстрые глупые птицы.
Мода, как всегда, внезапно родилась и внезапно затихла. А сотни голубей оказались на свободе.
Теперь было не различить, где тополиный пух, а где птичий.
Канва:
Время: сорок один год назад.
Место: почти южный город с почти миллионным населением.
Идея: пух.
Тема: начало работы.
Результат: достижение поставленной цели.
Наполнение:
— Маленькие детки — маленькие бедки…
Я ещё маленький.
Что ты помнишь? Узор теней на плоти мироздания.
Всего лишь — лето.
Сущность и форма:
(сестра)
На день рождения Владика были приглашены его одноклассники — много, почти все, кроме отверженных. Про существование отверженных, думаю, мама не знала, а то заставила бы пригласить их тоже. В начале июня детей ещё не успели развести по бабушкам, лагерям и дачам; праздник получился шумным.
Мы подарили канарейку. Маленькая тёплая птица, роняющая пушистые перья; девятилетним мальчикам лучше дарить щенят.
Мне тогда было пятнадцать, а брату исполнялось девять. Мы жили в большом городе на берегу широкой реки. Его название менялось так часто, что я уже и не помню, как он звался поначалу. О таких изменениях все узнавали сразу, в один миг, и только я всегда запаздывала. Вести о том, что настали перемены, мне обычно приносил брат.
Полжизни, проходя глупые тесты, я выбирала вариант «В компании вы обычно узнаёте новости последним». Лишь позже я поняла, что моё запаздывание, во-первых, касалось только некоторых вещей (и со временем, я догадалась, что же их связывает). Во-вторых, оказало мне услугу, ведь ныне я отдаю себе отчёт в том, что происходило все эти годы, и помню большую часть изменений, тогда как остальные люди сразу же забывали, каким мир был раньше. Я хотя бы могу строить предположения различной степени правдоподобности о причине этих странностей. Я даже не исключаю, что моя память и восприятие мира — заслуга того, кто мир менял. Может быть, ему был нужен свидетель, может быть, сыграли роль его добрые чувства ко мне, а может быть, мне перепало чуть-чуть его силы.