— Интересно то, что земляне, способные думать, так боятся тех, кто на это неспособен. То есть — мёртвых.
«План 9 из открытого космоса»
Однажды Вампир, Оборотень, Мумия и Зомби собрались на вечеринку. Сели на коней и поехали. И ехали они именно в такой последовательности.
Потому что зомби — это тема не Первого всадника, как могло бы показаться, и уж точно не Второго, и даже не вечного голодного Третьего, а Четвёртого. Это Смерть, забирающая своё. По крайней мере, так было изначально, когда Джордж Ромеро придумал живых мертвецов.
Джордж А. Ромеро и живые мертвецы
1968 — Night of the Living Dead
1978 — Dawn of the Dead
1985 — Day of the Dead
2005 — Land of the Dead
2007 — Diary of the Dead
2009 — Survival of the Dead
Фильмы ужасов про живых мертвецов — уже давно отдельный жанр. И все эти фильмы готовы напугать вас тем, что, завернув однажды за угол, вы можете столкнуться с ходячим и агрессивным мертвецом. Все, кроме фильмов Ромеро.
Его последователи редко разделяют его версию о том, в чём на самом деле ужас происходящего. Они говорят либо о физической опасности, древнем ужасе перед хищником; либо об опасности заражения, древнем ужасе перед болезнями. Это достойные трактовки, но они упрощают изначальный замысел.
Ромеро пугает вас тем, что, завернув однажды за угол и столкнувшись с живым мертвецом, вы можете не узнать его. Фильмы Ромеро тоже включают в сонм фильмов ужасов, хотя в строгом смысле слова они не страшные — не страшные до того момента, до какого это возможно для социальной сатиры.
«Мёртвые пожирают живых» — это страшно, «Выхода нет» — это страшно, «Причина неизвестна» — это страшно… Люди не способны меняться — это страшнее. Каждый из нас носит в себе «живого мертвеца», гниль, которая не даёт мёртвым оставаться в могиле; каждый может стать таким же; и только разрушение мозга — разрушение того, что делает нас людьми, спасает от этой участи. Ну как спасает… даёт забвение. Пока же ты жив, то вынужден балансировать на грани, где каждый шаг может стать роковым: ты или останешься живым, или станешь живым мертвецом.
Фильмы Ромеро не только не страшные, порой в них почти пропадает экшэн, особенно в ранних. Фильмы не столько действия, сколько наблюдения за происходящим. Фильмы об эгоизме, ненависти и глупости. И, да, ни разу ни в одном фильме не прозвучало слово «зомби». Это не зомби, это — Мертвецы, the Dead.
«The Dead», кстати — «фирменный знак» Ромеро. Напомню, что в английском языке так образуются названия национальностей или общностей (чаще без артикля, но при определённом условии — с ним). Есть ещё два фирменных знака: нет никакого объяснения происходящему; и поднимаются после смерти все, кто когда-либо умер. Если героев кусают, они просто умирают быстрее; но был ли герой укушен или нет, после смерти он всё равно поднимется. Большинство существующих фильмов на эту тему исходят из совершенно других принципов: они ищут объяснение, и чаще всего это болезнь; как только всплывает тема болезни, вслед за ней появляется и тема заражения; и мертвецы чаще всего (но не всегда) не маркируются как нечто отдельное, новое, это просто шевелящаяся биомасса.
Эти акценты не кажутся значимыми, но по факту меняют очень многое.
Старая трилогия
«Ночь живых мертвецов» (Night of the Living Dead) — чёрно-белый фильм времён войны во Вьетнаме и детей цветов. Первый фильм о восставших из мёртвых, добившийся значимого успеха и положивший начало расцвету жанра.
Здесь мёртвые по неясной причине «оживают» и пожирают живых. Несколько человек оказываются в доме, где проводят ночь, отбиваясь от мертвецов. К утру остаётся в живых только один, которого на рассвете, не разобравшись, убивает команда из местных стрелков во главе с шерифом. «Совершенно случайно» последний выживший — чёрный, а бравая команда напоминает нам о суде Линча и ККК.
Мертвецы в фильме отличаются своей фирменной походкой, застывшим взглядом и покоцанностью. Живые выбраны наугад, кажется, что для их выбора нет никаких причин, так же как нет причин для того, чтобы мёртвые восстали. Естественно, каждый из героев в итоге показывает нам свою суть: кто-то сходит с ума, кто-то дрожит за свою шкуру, кто-то забивает окна. Ну а снаружи находятся те, кто собирает «лихих стрелков» и отстреливает мертвецам головы.
Говорят, фильм снят ради финальных кадров, весьма напоминающих военную хронику. Говорят, зрители, посмотрев его, чувствовали себя так, будто «их лишили всякой надежды». Безнадёжность — основной мотив всех фильмов Ромеро. Мир без надежды, мир без будущего, реальный мир за вашим окном.
Вы считали их мертвецами, но они вернулись. Вы забыли о том, что и у мертвецов есть права, теперь они съедят вас. Но самое печальное, что и когда опасность вымирания угрожает вашему виду, вы всё равно будете убивать друг друга. С этой мысли Ромеро и начал свою долгую историю.
«Рассвет мертвецов» (Dawn of the Dead). Дети цветов завяли под «Ледяным ветром» и стали лейблом, на дворе бум общества потребления, которое перемалывает всё.
Мёртвые повсюду. Ещё работают радио и телестанции, ещё существует государство, но люди уже бегут, хотя бежать по сути некуда. Беременная журналистка, её парень-пилот, его друг-дезертир и товарищ последнего крадут вертолёт телестудии и тоже бегут непонятно куда. Они садятся на крыше торгового центра (который в старом переводе мило назван универсамом), чтобы пополнить припасы. Центр полон мертвецов, «он манит их; они помнят, что в их жизни он занимал важное место». Сначала четвёрка остаётся на несколько дней, потом месяцев, потом двое из них остаются здесь навсегда.
Центр притягивает всех — и живых, и мёртвых, он кажется обетованной землёй, островом, в нём есть всё, чтобы жить спокойно долго, очень долго. Когда к торговому центру приходят мародёры, люди внутри защищают его, как средневековый замок. Центр — это ловушка, тупик, конец пути.
Мертвецы, вдобавок к предыдущим признакам, обзаводятся жуткими зелёными лицами (уж не знаю, намёк ли это на цвет денег или нет). Видимо, от долгого пребывания в закрытых помещениях. И ещё: если раньше это были самые что ни на есть трупы, без опознавательных знаков, ныне это «бывшие люди» — от полицейских до кришнаитов, от детей до стариков. По крайней мере, раньше они были кем-то. Они кружат по торговому центру, ходят друг за другом, откликаются на рекламу, разве что не машут кредитками и зелёными портретами американских президентов.
Если в первом фильме живые были выбраны случайно, то ныне избраны те, на ком держится общество, — «промыватели мозгов» (журналисты) и «охрана скреп» (военные), «пряник» и «кнут». Те, кто чаще всего отделял себя от «остальных», ставил себя выше «населения», внезапно сталкиваются с этим населением — без мозгов и тормозов. Т.е. они получают людей такими, какими всегда их представляли; они имеют дело с толпой, доведённой до абсурда.
В конце концов, оставшиеся в живых девушка и один из военных улетают неизвестно куда на вертолёте. Если у первого фильма финал был закрытым и совершенно безрадостным, то «Рассвет мертвецов» заканчивается полной неизвестностью и очень слабой надеждой на спасение.
«День мертвецов» (Day of the Dead). Время серьёзных изменений в мировой политике, и время поколения Икс.
Начинается фильм практически с того, чем заканчивается предыдущий: с вертолёта. Однако прошло уже достаточно много времени. В городах не осталось живых, одни мертвецы. На забытой военной базе группа учёных пытается продолжить исследования и найти выход, исцелить мир. Новый командир военных, почти спятивший от безысходности тип, требует от них реальных результатов, а «доктор Франкенштейн», глава проекта, вместо поиска средства для уничтожения мертвецов проводит опыты по их приручению. Для начала он объясняет агрессивность мертвецов наличием у них мозга и ловко доказывает это, удаляя у парочки некую часть головного мозга (мертвецы при этом продолжают двигаться, естественно). Поскольку для дальнейшего развития сюжета это открытие имеет небольшое значение, мы можем воспринимать его как толстый намёк на то, что «населению» — с точки зрения некоторых товарищей — мозги не нужны. Оно должно перемещаться на работу и с работы, производить продукт и самовоспроизводиться. Иногда требовать зрелищ.
Доктор приручает мертвеца, которого называет Бапом, в честь отца; воспитывает его, заново учит обращаться с вещами, помогает Бапу вспомнить, кем он был при жизни. Интересно, что одна из первых привычек, которую вспомнил Бап, было военное приветствие. Бап узнаёт «папочку», теряет агрессивность, не бросается на людей… единственно, что не ест ничего, кроме человечины. Кстати, только здесь впервые прозвучало, что мертвецы едят живых не потому, что нуждаются в пище, а чтобы насытить какой-то иной голод, инстинкт, требующий уничтожения людей. Убийство ради убийства. Будь ты тысячу раз живым, мертвецы съедят тебя, если ты не научишься одной вещи…
Бап — не самый плохой мертвец: сумев отпереть замок и шатаясь по базе, он набрёл на труп доктора, и его горе было вполне человеческим. В итоге он вспомнил также, что люди делятся на своих и чужих.
Толпа мертвецов всё менее безлика, всё больше они кажутся похожими на людей. И всё умнее они становятся. Например, в какой-то момент они уже не лезут в загон, откуда военные добывали для доктора «образцы», так как понимают, чем это для них заканчивается.
Военные и учёные: снова люди, любящие ставить себя по другую сторону. Они ведут себя не лучше мертвецов, продолжая выполнять программу (в прямом и переносном смысле), ненужную никому, и сидя в бункере, где в том числе собраны свидетельства существования ушедшего мира (вроде таких, как архивы бюджетов всех государственных учреждений США). Нынешний мир кажется им дурным сном (фильм начинается и заканчивается кошмарным сном героини), поверить в реальность которого… нет, уж лучше запереться в последней крепости старого мира, отгородиться от правды, закрыть глаза. Только два странных типа, неизвестно откуда взявшихся на базе, — пилот, но явно не военный, и технарь, кажутся свободными, даже будучи запертыми в ловушке. База неизбежно гибнет, оставшиеся в живых снова улетают на вертолёте. Последний кадр: пилот, технарь и девушка-социолог, вертолёт, белый пляж райского острова, прозрачное почти голубое море. Конец цивилизации.
Похоже, Ромеро именно так и думал, потому что фильма 90-х мы не получили.
Первый фильм нового века (венец всему)
«Земля мертвецов» (Land of the Dead). Отдохнув двадцать лет, Ромеро решил продолжить историю.
Запертые в центральных, островных районах мегаполиса несколько тысяч человек живут так, будто за рекой, за поднятыми мостами и колючей проволокой под напряжением нет никаких мертвецов. Ничего не изменилось, это наш мир: «золотой миллион», насчитывающий около сотни человек (и как хотите, но то, в чём они живут — это точно здание многофункционального комплекса, прямой наследник «универсама»); корпорация, мафия, безработные, нищие, азартные игры, притоны и полиция, официанты, продавцы, водители, кажется, даже «средний класс». И бунтовщики, чья цель не меняется со времён Спартака, когда рабы мечтали стать хозяевами, жить во дворцах и держать собственных рабов. Жизнь за счёт прошлых и будущих поколений — рейды в пригороды за едой, лекарствами и оружием. Ничего нового.
Таков мегаполис, живущий за счёт пригородов. А в пригородах обитают мертвецы. Мёртвые полностью «очеловечены». Со времён Бапа они далеко продвинулись; они трогают вещи так, будто помнят, для чего те нужны, ходят парами, они обучаются, собираются в группы. Смерть собратьев вызывает у них соответствующие эмоции — ярость, скорбь, желание отомстить. Они поднимают оружие против людей, они захватывают город, обходя препятствия и ловушки. И что-то странное происходит: ты начинаешь их оправдывать. Чёрт, временами они вызывают больше симпатии, чем живые.
Мертвецы штурмуют город; те, кто идут в последних рядах, движимы всё тем же странным голодом, необходимостью сожрать людей, но они просто идут следом, подчиняясь стадному инстинкту, который из них не выбила даже смерть. Те, кто ведёт их, идут не за едой, а за местью. Тот самый голод, что заставлял их разрывать людей на части, пропал или затих. Они делают своим оружием найденные инструменты — молоты, камнедробилки, бензин. Это фильм про пролетарскую революцию. Про восставшее «население», которому надоело терпеть богачей, преступников и подхалимов.
В городе нашёлся человек, который больше не хочет убивать мертвецов, как и видеть живых, которые никогда не меняются, хочет уехать туда, где нет людей, где нет и следа старого мира. В этом мире мёртвых, в который давно превратился город, может жить только безумный. «Земля мёртвых» — это не те края, что за рекой, это сам город.
Живые не меняются. Меняются мёртвые. Они как будто просыпаются, возвращаются к тому, какими были раньше, при жизни. Мёртвые больше не едят людей. А кто-то из живых научился видеть в мертвецах не только мишень. 20 лет назад доктор Логан впервые увидел в мертвеце бывшего человека и поплатился за это кощунство жизнью. Мораль общества мёртвого мира, которое никак не может «скончаться окончательно», не приемлет такого кривого зеркала. Всё это звучит очень глупо, если не помнить, кого вывел Ромеро под видом толпы мертвецов.
По правде говоря, мертвецы захватили город. Но, кажется, посмотрев на его жителей, они поняли, что побеждать некого. Люди победили себя сами. Даже мёртвые смогли измениться, а люди продолжают разрушать себя. Они пожирают себя сами, им не нужны для этого живые мертвецы.
То ли с возрастом Ромеро стал сентиментальным, то ли мир действительно куда-то сдвинулся, только у «Земли мёртвых» впервые появился финал, не лишённый будущего. Как будто у кого-то ещё есть шанс.
И хотя всё написанное выше — правда, я обязана сделать ещё одну ремарку относительно «Земли мёртвых». Относительно построения сюжета, банального до зубовного скрежета, гм, эстетики и стилистики, пошлых как незаконнорождённое дитя «Кривого зеркала» и «Аншлага», предсказуемых персонажей, примитивных диалогов — вот этого всего. Честно говоря, фильм очень, очень плох. В нём к тому же нет фирменного Ромеровского стиля, эта картина скорее похожа на стандартный ужастик категории «В». Кто знает, что на самом деле вызвало на свет появление эдакого уродца в дружной семье фильмов про живых мертвецов Ромеро. У меня есть две версии: Ромеро так или иначе снял этот фильм под давлением (что объясняет наличие соавтора); или же это гнусный и глумливый троллинг последователей жанра, авторов всех этих стереотипных, банальных фильмов, лишённых осмысленности, как глаза живого мертвеца.
Новая дилогия
«Дневники мертвецов» (Diary of the Dead). Я не до конца понимаю, как всё-таки называется этот фильм. На IMDB написано «Дневники мертвецов», на Википедии написано «Дневники мертвецов», голос за кадром в начальных титрах произносит «Дневники мертвецов», но надпись, появляющаяся на экране, выглядит вот так:
Что в довершении рифмуется с названием следующего фильма. Однако у меня есть версия: поскольку это фактически два фильма, один из них называется «Смерть смерти», а второй — «Дневники мертвецов».
И тут я напомню, что фильм Ромеро маскируется под любительский фильм — сборник записей с нескольких камер, роликов из сети и новостей о первых днях зомби-апокалипсиса. Этот фильм в фильме смонтировала и выложила в сеть Дебора, девушка главного героя, за несколько часов до… мы не знаем, до чего именно. Вероятнее всего — своей смерти.
Самого главного героя — Джейсона, отснявшего основную часть материала, мы почти не видим, кроме нескольких смутных кадров и финальной сцены его смерти, когда изо всех сил он тянется к камере, чтобы запечатлеть последнее событие своей жизни. Мы узнаём его как человека по закадровым репликам и тому, с каким упорством он пытается создать хронику умирания человеческой цивилизации, одержимый идей, что люди должны узнать, как же всё происходило на самом деле. Друзья не понимают его, называют сумасшедшим, думают, что эта его мания неуместна, оскорбительна, отдаёт социопатией. Но это просто ещё один способ пережить ужас окружающего мира: документировать его тщательно и по возможности беспристрастно, защищаясь от него стеклом объектива.
И ещё одна попытка — жалкая, как и все прочие, опробованные людьми за тысячи лет — смириться с собственной смертностью, удержать жизнь, перенеся её в цифровую форму. Мы всегда будем пытаться удержать жизнь и всегда терпеть поражение.
Фильм начинается со съёмок студенческого фильма ужасов («Я хотел всего лишь снять триллер. Не без элементов сатиры, конечно», — говорит Джейсон. И эти слова тут же делают его альтер эго Ромеро). Затем из радиопередачи герои узнают, что происходят странные вещи. Они пускаются в путь в надежде найти своих родных, а позже — хотя бы спасти свои жизни. Это их «роуд муви» (пустая больница, брошенные города, мёртвые родные, мародёры и т.д.), разбавленное вставными роликами, заканчивается в большом доме с видеокамерами и секретной комнатой безопасности, где фильм закукливается, приходя к тому, с чего начался: погоней мумии за красоткой и сползающему с груди платью. Герои исчезают один за другим. Кто-то мёртв, другие остаются в комнате безопасности с камерами в руках, окружённые толпами мертвецов, и лишь та самая красотка уезжает в неизвестном направлении. По крайней мере, у неё ещё есть шанс на спасение.
Благодаря своей структуре, это многоплановый и ироничный фильм. Помимо центрального конфликта во вставных роликах мы видим эхо и других: от нелегальной иммиграции до зверств военных.
В моих глазах это лучший фильм Ромеро в его знаменитой серии. Как минимум, он хорош саморефлексией и несколькими планами происходящего. У каждого из героев есть своя тема, которую они отлично отыгрывают: вера, любовь, одиночество и т.д. Кроме того, конечно же, этот фильм мне нравится больше всех по личным причинам: мне близка тема наблюдателя («синдрома свидетеля»), доставшаяся главному герою.
«Выживание мертвецов» (Survival of the Dead). События этого фильм происходят параллельно предыдущим. Герои «Выживания мертвецов» ограбили героев «Дневников мертвецов». Маленький эпизод, в котором они встретились, есть в обоих фильмах. Просто люди пересеклись на дороге, люди, максимально отличающиеся друг от друга: наивные студенты и прожжённые авантюристы.
Герои «Выживания мертвецов» — группа из четырёх наёмников, странный подросток, которого они подобрали на дороге, и главы двух враждующих семей одного небольшого островка. Рано или поздно они все оказываются на том островке, полном мертвецов и вооружённых людей. Одна из семей уверена, что все восставшие мертвецы должны быть уничтожены; глава второй сначала надеется, что будет найдено лекарство, потом вспоминает о Страшном суде, но в итоге скатывается к неизбежным вещам: жестокости, прикрывающейся необходимостью. Но до конца не оставляет попыток научить мертвецов есть не людей, а что-то другое.
Научить смерть убивать не людей, а всех, кроме них. Надо же.
«Выживание мертвецов» ироничнее предыдущего фильма и слабее его, но всё равно производит впечатление. При этом самые страшные кадры, почему-то, — вот эта попытка найти выход через пожирание кого-то ещё. Честно говоря, поедание лошадей в конце фильма выглядит ещё более мерзким.
Этот фильм можно представить как зеркало самого первого — «Ночи живых мертвецов». Та же тема: глупые разногласия не погасит даже смерть. Надежда, убитая кровной враждой. Будущее, уничтожаемое бесконечными, глупыми и кровавыми спорами человечества. Людям нечего делить и всегда было нечего. Но они всё равно умудряются это делать.
Плюс попытка понять, ведёт ли терпимость к чему-то лучшему. И наконец, та самая мысль, что мучает Ромеро уже давно: а есть ли лекарство? Есть ли лекарство от этого ужасного бессмысленного существования, кроме истинной смерти?
По ощущениям, история двух последних фильмов так и не была закончена. Возможно, планировалась или до сих пор планируется третья часть, а может быть, мне просто хочется в это верить. Наверное, где-то есть неснятый третий фильм, где выжившие герои первого и второго встречаются снова.
А может быть, и нет его нигде, ни в какой из реальностей.[1]
В общем смысле мёртвые у Ромеро всегда выражают преследующие героев идеи или явления. То, что пожирает их изнутри. Это один из ликов экзистенциального страха и один из пороков.
Нетерпимость.
Потреблядство и привычка ставить себя выше других.
Научный и военный экстремизм.
Социальное расслоение.
Синдром свидетеля.
Бесконечные и бессмысленные конфликты.
И всё это — отрезает путь в будущее.
Мертвецы — это, что пожирает общество, не давая ему эволюционировать в светлое будущее. Таковы the Dead Ромеро.
Ближе всего к ним, как ни странно, несерьёзное «Тепло наших тел» (Warm Bodies). Там зомби тоже выражают некий порок, преследующий общество, — отчуждённость. Порок излечимый любовью, заботой и теплом.
Многочисленные последователи Ромеро, высмеянные в «Земле мёртвых», переводят этот конфликт в епархию Второго всадника, т.е. на более примитивный уровень. Этому всаднику вообще не очень везёт, он породил слешеры, а интеллектуальный слешер — это оксюморон.
Есть варианты с Первым всадником, такие, как «28 дней спустя» (28 Days Later…), «Обитель зла» (Resident Evil), «Нация Z» (Z Nation). Они обычно более интересны.
Есть версии, перешедший полностью на сторону социальной драмы, как сериал «Во плоти» (In the Flesh).
В итоге то, как исследует свою всегдашнюю метафору Ромеро, остаётся до сих пор уникальным явлением. Его интересуют несколько вещей: скотство, всегда вылезающее из редне… людей во время беды; феномен военной хроники, хроники катастроф; и тот печальный факт, что ничто не может погасить распри, и даже когда только от объединения зависит выживание, люди всё равно продолжают свои маленькие, но лютые холивары.
Фильмы Ромеро — не бодрые ужастики, а бесконечный, беспокойный, дурной сон, который ты контролируешь лишь отчасти. Всё пытаешься найти выход из предложенных муторных обстоятельств, но лишь только ты нащупываешь путь к спасению, сон подкидывает тебе новые проблемы. Я знаю такие сны.
Иногда мне удаётся их побороть, переиграть. Иногда я просто просыпаюсь.
Как и во всякой хорошей истории, в фильмах Ромеро есть неоднозначность. С годами люди стали жалеть даже ходячих мертвецов. Это отражение в общественном сознании присущих нам способности и потребности находить общий язык даже с абсолютно чуждыми формами жизни. Когда мы нащупаем этот путь, мы явно будем готовы к чему-то большему.
Мне кажется, Ромеро много лет мучает одна мысль: можем ли мы справиться с этими мертвецами? Ведь единственный способ выжить — это как-то их «вылечить». Уничтожить их невозможно. Можно только уничтожить самих себя.
Настоящий ответ таков: нет.
У этого «нет» есть два аспекта: Смерть и будущее.
Смерть возвращает своё
Живые мертвецы — это Четвёртый всадник, Смерть, забирающая своё. Поэтому в изначальном варианте (т.е. у Ромеро) мёртвые поднимаются все, там нет феномена заражения. Если ты живой — ты в группе риска.
Это экзистенциальный страх, тот маленький «мертвец», которого мы носим в себе с той поры, как осознали в детстве, что такое смерть. Он выходит наружу разными способами, мы пытаемся бороться с ним, мы заглушаем его, рефлексируем его, смотрим ему в глаза.
Но в конечном итоге это борьба, итог которой заранее известен.
Вот что такое живые мертвецы, зомби. Это то, что всегда идёт за нами. И то, что в конечном итоге получает нас целиком.
Забирает своё.
В рамках этого дискурса хэппи-энд невозможен. Это первый аспект ответа «нет».
Но у него, этого дискурса, есть и другая сторона. Ещё одна вещь, которую выражают живые мертвецы… по крайней мере, теперь. Не тогда, когда Ромеро взялся впервые за эту тему, породив новую метафору и поколения её исследователей. Но теперь — да.
Теперь речь идёт ещё кое о чём.
Страх перед будущим
Из всех ликов экзистенциального страха ярче всего сияет страх перед будущим.
Есть такая забавная тема: пираты, ниндзя, зомби, роботы. И есть такая штука как этические системы (напр.: http://gest.livejournal.com/897814.html). И когда мы сложили их вместе, получилось, что «пираты-ниндзя-зомби-роботы» — это то, как видят каждую этику остальные три. Пираты — буйные, жестокие, непредсказуемые носители Южной этики, верные только своим, да и то не всегда.
Ниндзя — загадочные, непонятные последователи нелепого и нелогичного Восточного кодекса. Они вроде бы крутые, но их логика непостижима.
Роботы на Западе изобрели прогресс и науку, но главное — позитивизм, поглотивший всё природное. Вот эти всегда готовы опереться на логику, понятную, железную, непробиваемую и лишённую всего человеческого.
И зомби. Безмозглая толпа неотличимых друг от друга особей. Не имеющая своего мнения, поглощающая созданное другими, живущая за счёт живых, творящих существ. Массовая культура. Массовое производство. Толпа. Мёртвые люди, обращающие в себе подобных любого, кого смогут заразить. Белые ходоки. Таким видят Север остальные.
Всё это ложь, ложь примитивная, основанная на предубеждениях и неспособности встать на точку зрения другого. Самая большая ложь — насчёт Севера, и это понятно, ведь Север — наше будущее. Непонятное, небывавшее ранее, пугающее, странное будущее, которое неизменно сжуёт и переварит всех, как это постоянно происходит в истории человечества.
Умирающее прошлое всегда напугано будущим. Время прошлого закончилось и никогда не вернётся. Вас съедят те, кто придут за вами. Прошлое видит будущее как смерть, пришедшую пожрать его.
Но будущее будет прекрасным. Мы знаем это с той поры, как осознали в детстве, что мы — живые.
Вот второй аспект ответа «нет».
Потому что: можете ли вы договориться с будущим? Можете ли отменить будущее? Должны ли вы пытаться это сделать? И, в конце концов, есть ли что-то по-настоящему печальное в том, что жизнь продолжается, бесконечно поглощая и создавая заново саму себя?
Нет.
——————
P.S. Возвращаясь к самому началу статьи: возможно, в тот вечер третьим в дружной компании друзей-выпивох был Вендиго, а не Мумия (и да, это два разных аспекта Голода). Чего бы и нет? Свидетелей-то не осталось. Но как бы там ни было, Зомби точно ехал последним.
И зомби-апокалипсис следовал за ним.
—————————————————
[1] Планировался он или нет, теперь его не будет уже никогда: Джордж Ромеро умер 16 июля 2017 года.