***
— Тьма накатывается на мир, поглощая страну за страною, — сказала Неона, глядя на своё отражение в чёрном стекле купола, накрывающего дворцовый квартал небесного города. Седая женщина с лицом как печёное яблоко, но всё ещё способная прямо держать спину. Она отвернулась от окна и посмотрела на сыновей и дочь: уже давным-давно взрослые, у всех свои дети, у старшего уже и внуки, но всё равно глядят на неё так, будто боятся упустить хоть слово.
Но она действительно собрала их на обзорной площадке старейшин, самой высокой точке города, не просто так. Дети чувствовали: она хочет сказать им нечто очень важное. Каждый из них старался скрыть волнение по-своему: старший уставился во тьму за спиной матери, средний нервно постукивал ногой по узорчатым плитам платформы, младшая не отрывала тревожного взгляда от лица Неоны.
— У нас здесь, наверху, в тысячах шагов от поверхности, в наших стеклянных домах с электронными сердцами… у нас ещё есть время. Но когда тьма поглотит всё тепло и весь свет внизу…
Она вздохнула:
— Дело в нашем страхе, дело в том, что на земле всё ещё есть жизнь. И мы должны спасти её. Я должна.
— Но мама… — не выдержала дочь, в её голосе были страх и слёзы.
— После смерти вашего отца два года назад я осталась в ответе за наш город. И это моё решение.
Неона указала на небо:
— Посмотрите на тьму. Вглядитесь в неё. Так не должно быть.
По ту сторону купола больше не было ни солнц, ни звёзд — осталась последняя, самая яркая, мерцающая синим звезда. Одинокий огонёк в полной темноте.
Неона оседлала птицу и спустилась вниз, на тёмную землю. Вода ушла, когда иссяк заряд кристалла, и теперь через огромную дыру можно было попасть в подземный город. Там царила непроглядная тьма, и, чтобы увидеть хоть что-то, Неона велела ткани костюма светиться.
Оказавшись на старой рыночной площади — на том, что от неё осталось, среди всё ещё сырых, поросших водорослями зданий, Неона отправила птицу домой. Понимая, что сама уже не сможет вернуться.
Она знала дорогу — не могла, правда, сказать откуда. Она проделала этот путь лишь однажды и то без сознания, но её вела не память, а чутьё. Зов незавершенного дела. Так что она легко нашла тюрьму — выдолбленную в скале кишку на двадцать четыре камеры, в стене которой зияла дыра, пробитая рекой.
Нужную камеру было найти ещё проще. То, что до сих пор находилось в ней, звало Неону обратно последние два года.
Вода не смогла повредить эту вещь — ничто не смогло бы её повредить, но вытащила из ниши в центр камеры. При белоснежном сиянии ткани Неона разглядела чёрный ящик на постаменте — всё такой же, как раньше. За гроб его можно было принять при желании или на ощупь, если дать волю воображению, но суть его была в другом.
— Надо было нам уйти тогда, — сказала Неона, обращаясь к тёмному окну. — И мне, и тебе. Таким, как мы, жадным и настоящим, не место здесь. Я понимаю, почему ты не дал мне погибнуть. Трижды спас меня. Но что бы случилось, позволь ты мне просто накормить этот мир… или сделай ты это сам?
Она говорила с пустотой без горечи, просто перечисляя аргументы. Так бы она говорила с мужем, будь он жив, и знала, что он бы не согласился. «Стремление — вот, что важно», — сказал бы он. Желание. Освобождение. Волшебство страны чудес.
Он не отрицал лежащей на них вины. Лишь думал, что может быть продолжение. Что они могут сделать что-то, прежде чем умрут во второй раз.
А она думала, что недостойна даже вернуться домой с поджатым хвостом. Что её путь — вечный круговорот скорби, лабиринт Забвения, откуда ей не выйти.
Здесь у её истории всегда один финал: она получила многое, время платить по счетам.
— Я вернусь, — произнесла она. — А всё, что я приобрела, останется здесь. Весь собранный свет.
Неона, ухватившись двумя руками, потянула крышку ящика на себя. И в тот же миг её отбросило в нишу слева от двери, где раньше ящик и размещался. Она ударилась спиной обо что-то и соскользнула вниз, но тут же развернулась, отползла прочь, с изумлением рассматривая металлическую клетку с толстыми прутьями.
Неужели она была там всегда? Разве мог ящик загораживать её, прятать? Или он просто занимал место, не давая клетке проявиться? Вопросы проносились быстро, нагоняя друг друга, и Неона не могла найти на них ответов.
В клетке что-то было: живое, тёмное, испускающее запах сырого осеннего утра, ворочающееся, не показывающееся пока на глаза.
«Освобождение, — услышала она в голове знакомый шёпот. — Расплата — это лишь страх. Иллюзия, что мешает счастью. Но я не отступлюсь от тебя. Мы встретимся вновь».
Тёмное существо в клетке заворчало в ответ — и эти звуки напомнили ей о горячем летнем ветре. Неона страшилась увидеть, кто там, в клетке, даже задаваться таким вопросом боялась.
Может быть, она ошибается, и нет никаких счетов? Просто…
Клетка всегда была открыта?
Это напомнило ей о чём-то давнем. О времени, когда она начала вспоминать. О дне, когда ступила на дорогу возвращения. Когда к ней пришло что-то вроде эха, отражение: жар в крыльях, её собственные, не совсем человеческие глаза.
Может быть, она… она может найти путь к нему. Сможет хотя бы в этот раз поверить…
Дрожащей рукою она потянулась к засову на клетке, но пальцы всё никак не могли ухватить его, лишь удлинялись, растягивались, как пространство и время, и вот уже Неона падала внутрь распахнувшегося за её спиной чёрного ящика, где заблудился один-единственный синий огонёк.
Фокусник распахнул дверцу, и Неона почти вывалилась из него — живая и здоровая.
— И нечего было так кричать, — прошептал Веамм ей на ухо, когда раздалась песнь флейты. Он подмигнул Неоне и провозгласил:
— Вот наша героиня, пережившая чудо воскрешения! Искупайте же её в овациях!
Зрители — все восемь человек — энергично захлопали.
…Она шла прочь от шапито, не совсем понимая, что случилось. Как именно маг проворачивает этот фокус? Она ничего не почувствовала и не заметила, лишь вошла в чёрный ящик и потом из него вышла. А зрители видели какое-то чудо, надо же…
Когда она миновала тир, работник снова заставил плюшевого зайца запеть. Она замедлила шаг и прислушалась: странно, что полчаса назад эта хриплая песня показалась ей замечательной. Мелодия запинается, половину слов не разобрать, остальные — слащавая псевдоромантическая мешанина. О том, кто спускается в подземным мир за любовью и не оборачивается в конце. О станциях в пустоте космоса, о старой формуле, скольжении и возвращении, о том, что ещё не было даже начато, не то чтобы рассказано до конца. Что это всё значит? Она раздражённо мотнула головой, и в тот момент… то ли порыв ветра принёс запах воды, то ли всё-таки что-то в песне розового зайца разбудило смутное чувство, но ей показалось, что она слышит совсем другие слова: идём со мной, клетка открыта.
Необязательно оставаться в ней. В клетке, созданной из вины и потерянной памяти, клетке, в которой ты заперла себя сама. В месте, где снова и снова повторяется этот цикл: серый дождь в мире без радости, путь на волю — и отступление. И страх и отчаянье в сердце той, кто когда-то сияла жар-птицей. Иди на мой голос, я здесь, чтобы пройти этот путь с тобой. Прости себя, дай себе шанс. Здесь всё ненастоящее, это просто клетка, а мир — совсем другой. В нём бьются волны Непреодолимого пролива, светят два маяка, связанные незримым мостом, стынет пустыня Лета и жуткой раной сияет Преддверье. В нём множество причудливых земель, куда мы можем вернуться. В нём случаются приключения, откровения и путешествия. В нём жду тебя я. Покинь эту клетку. Иди на мой голос.
Она споткнулась, ощутив дурноту, мир поплыл перед глазами, а в голове под звуки барабанов мелькали воспоминания, которым неоткуда было там взяться.
Клетка открыта, и крылья уносят прочь.
Неона резко развернулась, почувствовав чей-то внимательный взгляд. Но рядом никого не оказалось. Ветер тащил по асфальту кусок обёртки от мороженого, хрипло пел розовый заяц, работник тира смотрел на неё во все глаза, накрапывал дождь.
Истории вечной пустыни и башня вокзала, птица и ветер, буря и с ней пилигрим, мост над проливом, дорога к воротам, всё это возможно, раз я знаю твоё новое-прежнее имя…
Нет. Нет… Но, может быть, в следующий раз…
«Лето кончилось, — подумала она на выходе из луна-парка и посмотрела вверх, на бледно-серые тучи. — Уже».
И кончился отпуск. Завтра рабочий день, а нужно ещё выспаться.