Только лишь гости

Елена смотрела на врата крепости цвергов — чёрный провал пещеры. Думала: все мы здесь, потому что четырнадцать лет назад Орден послал Элая разбирать стену. Или потому что двести лет назад мы поселилась там, где нам было не место?

Или потому, что все мы — лишь побеги от одного корня, корня Шоны. Если бы не было её, не было бы ничего. Лишь чёрные головешки бродили бы по дорогам мира. Что бы делали альвы, не появись после них люди? Что они делали здесь до людей?

Говорили с троллями. Да, говорили с троллями.

Головешки и тролли. И цверги, в своих крепостях. Не осталось бы ни одного человека, как бы не корень Шоны.

Проклятье, которое лежит на детях Елены тоже.

Чёрный провал всколыхнулся, покрылся мурашками света. Дрогнул, отступая. У цвергов свои стены. Родственницы Жёлтым, та же технология — тот же корень, другая ветвь. Эти корни везде.

Елена понимала: устала от… всего. От пути по старой дороге, от тоски по ускользающей, оставленной позади цивилизации — она в диких краях, где бродят дикие цверги, где альвы спят посреди степей, сложив из самих себя огромные соцветия — сердцевинка, лепестки, всё будто прогорело насквозь. Это не её борьба и не её мир, она отказалась от Ордена годы назад. Почему последствия до сих пор наползают, как тени на закате?

Стена, ограждающая врата, наконец-то расступилась, искусственный голубой свет вырвался изнутри крепости, мешаясь с солнечным. И всё стало белёсым, первичным, как при рождении мира, когда ни преступлений ещё не случилось, ни бед.

— Идём, — сказала Меланья; её поджатые губы, слегка сощуренные глаза, натянутая на скулах кожа — всё говорило, что Меланья готовится к важному делу. У неё всякое дело было важным, у Орденской укротительницы — а потом уже и наставницы. И от этого Елена устала тоже, она хотела просто жить рядом с ней, сколько уж доведётся и как можно спокойнее. Постараться забыть все потери, держать в фокусе лишь то, что Ордену забрать не удалось.

Но он сделал ещё один, последний ход. Будто стереть счастье Елены в пыль и было его вечной целью.

Они вошли в преддверье крепости, проследовали мимо чёрных камней, что держались в воздухе магнитными полями. Альвы остались снаружи, неподвижные, будто утратившие цель. Может, так они и лягут у склона горы, заснут, пока не случится ещё что-то, стоящее их внимания.

Голубой свет потрескивал и шипел, уничтожая на вошедших то, что цверги считали грязью. Внутри крепости до сих пор они старались сохранять память о родине, как её понимали. Воспроизводили искусственную среду небесного дома. Его микроклимат и микрожизнь. Но и Меланья, и Елена, да и все люди, кто давал себе труд о цвергах задумываться, не верили, что это всё тот же климат и та же жизнь. Искажения — это неизбежность. Каким бы злым голубой свет ни был, даже ему не под силу сохранить первозданность небесного дома на поверхности новой планеты. Планеты, которая им домом так и не стала.

Когда свет погас и открылась внутренняя переборка, жёлтая, как жирное масло, они увидели Тайра. Грета нахмурилась и ступила вперёд, заслоняя свою укротительницу и её подругу.

— Нет, — сказала Меланья, её лицо на глазах теряло напряжённую сосредоточенность, оплывало облегчением, — это наш старый друг, Грета. Он друг и тебе. Да?

— Всё так, — ответил Тайр, позволив себе даже кротко улыбнуться. На нём была мантия до колен, чистенькая, новенькая, с белым кругом на левой стороне груди. Из-под мантии торчали знавшие лучшие дни рабочие брюки из хрусткой металлоткани. Он был брит налысо, и Елена вспомнила: рыжеволосый вихрастый мальчишка по соседству — вот каким он был.

И с ним всегда ходил его тихий, такой серьёзный друг Элай.

— Так всё-таки это случилось, — заговорила Тайр. — Не верил я, что ты права окажешься в своих худших подозрениях. Но всё вышло так, как ты мне писала.

— Хуже, — коротко ответила Меланья. Но не сдержалась:

— Ты бы видел, что за силу они родили. Какой мощи сделали голос. Сделали его настоящим, а не метафорой. Голос долга в каждом из человеческих разумов. Раньше-то не все его слушали, а теперь как спрячешься? Каждый нанизан на него, как на нить бусина.

— Кроме членов Ордена, разумеется, — кивнул Тайр. Меланья усмехнулась.

Елена перестала их слушать.

Меланья рвалась в путь в тот же день, и Тайр понял: отвык от этого огня. Что ни говори про людей, про Орден их, а огонь горел в людях по-настоящему. Цверги в холодных пещерах и жили иначе, двигались по своей судьбе со скоростью камня, копались в архивах, как в шахтах, на всё было отведено своё время, и время немалое.

Огонь Меланьи был виной и отчаяньем. И острым желанием, чтоб этот момент зависания закончился, чтобы ясно стало наконец, кто явится на совет и что скажет. Смогут ли они впервые за два века сложить свои устремления в одну общую цель.

И только этот огонь и помогал Меланьи не замечать, как она устала. А со стороны то было видно: даже мешки под глазами показались. И Тайр уступил тому огню, повёл Меланью со спутницами через крепость, огибая невероятных размеров общий зал — искусственную каверну в десять этажей. Вмещающую и озеро (а посреди того озера — остров, где на Порог года сходились Бригадиры всех крепостей), и широкую дорогу вокруг него, и линию каменных домов вокруг дороги. А уже за теми домами поднимались стены каверны — а в них были прорезаны жилые уровни со смотровыми галереями. Туннель от врат крепости впадал как раз в десятый, верхний, разумеется, этаж. Меланья неслась вперёд, не замечая ничего; богатыриха двигалась за ней, не шла, а будто перетекала, повадками похожая скорее на зверя, чем человека; а Елена замерла у решётки перил.

Плеск озёрных волн поднимался по стенам и на потолке сходился, утроенный. Гул голосов с десяти этажей и дна каверны вторил ему. Воздух здесь был холодным, влажным, он пах тиной, которой в озере не водилось, и цветами, что нигде в каверне не росли.

— Откуда там волны, Тайр? — спросила Елена тихо. Она вглядывалась вниз, щурилась. Морщинки на лбу и щеках становились заметнее.

Тайр помнил её девчонкой, а потом молодой матерью. И молодой вдовой помнил тоже.

— Вентиляционные короба пускают воздух по дну. Как будто над озером всегда ветерок.

— И запахи вы тоже сделали специально?

Он улыбнулся:

— Цверги воспроизводят, что получается. Небесный дом. И дом, который у нас был до него.

Меланья наконец заметила, что кто-то отстал, остановилась, но назад не пошла. Тайр бросил на неё быстрый взгляд: она ждала с каменным лицом, ни недовольства, ни усталости. Ещё не сдалась.

— Ты говоришь «цверги», — заметила Елена. — Не «мы».

— Хм… — он задумался. — Иногда. Да, десять лет прошло, и я больше цверг, чем человек. Но иногда прорывается, ты верно подметила.

— Этот круг на тебе — он ведь означает какое-то место в иерархии? Я не могу вспомнить, давно уже… много прошло лет, как я учила обычаи цвергов.

— Право печати, — ответил он. — Уже два дня, как у меня новая должность. Я подтвержу союзный договор, если он будет заключён.

— Поздравляю, — искренне сказала Елена.

— Эй! — Меланья не выдержала. — Тайр!

— Идём, — громко ответил он.

Но теперь они двигались медленнее. Елена шла рядом, и Тайр сдерживал шаг. Меланье оставалось лишь следовать за ними. Богатырихе было, разумеется, всё равно, она шла туда же, куда её укротительница, с той же скоростью, без эмоций и раздумий.

— Я давно их не видел, — произнёс Тайр, глядя на Грету и сам не зная, что за чувство в нём пробудилось. Точно не сожаление, но и не страх, как раньше. О, в былые времена к богатырям он, как и все, испытывал смесь благодарности с ужасом, и последнего было намного больше. Даже служа на побегушках у Ордена и потому встречая богатырей чаще, чем обычный человек, Тайр не научился быть спокойным рядом с ними. А теперь — ничего? Он не боялся Греты, хотя она могла бы переломить его пополам, если бы ей приказали. Или если бы, наоборот, она вдруг вышла из-под контроля Меланьи.

— Ты ушёл, чтобы не встречаться с ними больше, — резко сказала Меланья.

— Одна из версий, — невозмутимо ответил Тайр. — Когда меня спрашивали, почему я хочу покинуть Орден, иногда я называл её.

— Тебя много спрашивали? — удивилась Елена.

— Да, меня отговаривали. Тебя разве нет?

— Нет… и в каком-то смысле я никогда не уходила. Так они думали.

— Этот разговор у вас на долгие годы запоздал, — фыркнула Меланья. Вынужденное промедление раздражало её, и Тайр знал, что так будет. Но скоро она успокоится, а потом поймёт, что ей нужен отдых.

Странно, что он, оказывается, неплохо её знал. Впервые это пригодилось.

— Они так и не поняли, почему я ушёл. Не только из Ордена, но и от людей. Сюда. А я просто хотел понять, какими мы были. Хочу до сих пор. После Кальдеры…

Он не закончил фразу, и повисла тишина — надолго.

В молчаньи они миновали общий зал, и Тайр повернул к транспортным туннелям.

— Вам подадут вагон, — сказал он. — Отдельный, вне расписания.

Меланья одобрительно проворчала что-то.

— Десять часов до пересадки у Чаши, — сообщил Тайр. — Сможете отдохнуть. Поспать.

— День на дворе, — ответила Меланья.

— Здесь всегда ночь, — улыбнулся он, — даже солнечные кабели не спасают.

Только в вагоне, когда, наращивая скорость, поезд миновал перроны и нырнул в непроглядную тьму старых туннелей, Меланья наконец спросила о том, что её мучило:

— Они согласятся, как ты думаешь?

Тайр перестал ёрзать в жёстком кресле и ответил:

— Тролли?

Она кивнула.

— Мы, цверги, — он бросил ехидный взгляд на Елену, но та, опустив голову на спинку, не отводила взгляда от темноты за окном, — через посредничество альвов, больше века пытаемся объяснить троллям про огненного тролля в небе. Однажды он станет таким огромным, что сожрёт… сожжёт планету. Высохнут болота, равнины покроются коркой, растают, а потом вскипят северные снега. По той же причине мы покинули и свой прежний дом и пустились в странствия — чтобы сбежать от безумия родной звезды.

— Так они слушают?

— Трудно сказать, — неохотно ответил Тайр. — Они верят только в равновесие. Если одно пожирает другое, значит, так было до́лжно. Но хотя бы не трогают нас. Мы слишком… глубоко, чтобы оставить заметный след в местах обитания троллей. Нам на руку то, что они не могут проследить сложные связи, видят лишь… видимое. Но по той же причине они вряд ли верят в то, что солнце — это огненный тролль. Или того невероятнее — невозможно огромный шар радиоактивной плазмы.

— Откуда им знать такие слова, — пробурчала Меланья.

— Поэтому мы и говорим об огненном тролле.

Тайр продолжал думать о троллях, когда остальные уже уснули. Постепенно и сам он погрузился в дрёму. Ему привиделся Старый путь — бегство второй волны поселенцев с запада на восток. От болот, от речной поймы — сотни крошечных притоков, от низких деревьев, среди которых бродили живые буро-зелёные холмы — позже его народ прозвал их Болотными троллями.

Бегство к горам.

К туннелям, которые пришлось выкопать, чтобы скрыться от непобедимого врага. Люди превратили часть строительных машин в оружие, но тролли смяли их, едва ли потеряв хоть одного из своих вожаков. Мелочь они не считали, она всегда гибла почти подчистую, лишь самые злые и сильные доживали до дня, когда в них просыпалось индивидуальное сознание.

Туннели шли всё глубже и дальше — и вот они вывели людей на другую сторону, в безопасные сухие степи. Тролли не жили там.

Они появились позже, спустя годы. Не Болотные тролли, другие: ещё больше размером, покрытые красной глиной и того же цвета стеблями, тролли юга, Больших равнин. Молодняк нёсся по степи — живой плотоядный ковёр. Одно спасло людей в то время: уже выросли первые богатыри.

И первые их укротители.

Тайр ворочался во сне, вспоминая отчёты в архивах. В его сонном разуме прошлое превращалось в тревожные видения: запах нагретой земли, запах тролльской крови — она пахнет и металлом, как человеческая, и скошенной травой. Топот. Гул, идущий впереди орды.

Живые горы, что движутся, приближаются, раскрывают пасти размером с дом.

Поглощают…

…Во сне он вспомнил, что всё это случилось потом, много лет спустя, как первые туннели пронзили горный хребет. И люди, и цверги, и даже альвы зовут его Трёхлистником.

Это слово пережило тысячи лет разницы между первой волной поселенцев и второй. Не утратило значения.

Когда туннели прошли хребет насквозь, горы разделили человеческую волну. Те, кто остался под землёй, обратились цвергами. Те, кто поселился в степях, остались людьми.

А кто-то, конечно, ушёл к альвам. В их легион цвета горелого дерева.

Тайр вспомнил ещё, что даже обитатели первого небесного дома стали альвами не все… и проснулся, потому что на него кто-то смотрел.

Он вздрогнул, озираясь, и поймал взгляд Меланьи.

— Ты бормотал, — сказала она шёпотом.

— Что? — сонно переспросил он.

— «Туннели». «Тролли».

— Да, точно… — он зевнул и повернулся набок.

— Так ты нашёл, что искал?

— Что? — Тайр снова поднял голову.

— Ты говорил Елене, что хотел найти у цвергов ответы. Нашёл?

— Тебе не спится?

Она хмыкнула:

— Ломка от красного дыма. Нервы. За трое суток я спала часов пять. Меньше.

Тайр снова развернулся и сел повыше.

— Нашёл.

— Правда? — искренне удивилась Меланья, тоже выпрямляясь.

— Я нашёл её дневники, — ответил он, следя, как меняется выражение лица Меланьи: непонимание, догадка, изумление… — Дневники Шоны. Нашей с тобой праматери. Нашей общей, — поправился он, обведя взглядом салон, — всех четверых.

Меланья бросила быстрый взгляд на мирно спящую Грету:

— Так вы знаете, — протянула она.

— Цверги знают всё, — ответила Тайр без всякого пафоса, просто отмечая факт. — Им… нам, нам всё равно.

— И что тебе дали те дневники? — спросила Меланья, уже надев маску безразличия.

— Новые вопросы. «Какими мы станем в конце?» — вот что она спрашивала у себя самой. Она была бы разочарована, что мы даже не попытались жить в мире с ними. А ведь мы здесь — только лишь гости.

— А она была только лишь человеком, а не богиней. Человеком с уникальной особенностью. Какая разница, что бы она подумала о нас с тобой, Тайр? — Меланья опустила голову и закрыла глаза.

— Никакой, — ответил он. Но это не было согласием.

Потому что, конечно, Меланья была права: никакой разницы, что бы подумала о них давно мёртвая женщина, которая не увидела и не могла бы увидеть этой новой планеты, не знала, что здесь уже есть разумная жизнь.

Но. Но, повторил Тайр. Просто «но» и больше ничего, оно всплывало в его голове последние два года, с тех пор как он прочёл те дневники, забытые и ненужные никому. «Но».

Ни у кого из прежних людей не было бы прав судить нынешних. Они покинули планету, забывшую раздор. Они хотели, чтобы жизнь не скончалась тихо в уголке галактического рукава. Они, в конце концов, надеялись выжить.

Вот эта надежда и была тем «но». Не умирать и не убивать они сюда прибыли. А значит, должно быть что-то ещё, третий лепесток.

Тайр точно знал, когда впервые подумал об этом: вовсе не после дневников Шоны. И не когда принял решение покинуть Орден.

А в тот час, когда спустился с Жёлтой стены Кальдеры.

Страницы ( 9 из 11 ): « Предыдущая1 ... 78 9 1011Следующая »