3-й день
Экзо раскачивался, вцепившись «когтями» в ледяную поверхность. Костя уже чувствовал лёгкую тошноту, но никак не мог заставить машину стоять ровно. Не ладилось у него с интерфейсом, как будто экзо улавливал что-то, чего сам Костя про себя пока не знал.
В конце концов, ему удалось справиться — то ли с собой, то ли со скафандром, и закончить обход купола. Всё было тихо, никакой подозрительной активности, да и откуда ей взяться посреди ровной ледяной пустыни, просматривающейся далеко во все стороны? Зачем их посылают в эти патрули — непонятно. В порядках на базе его вообще многое ставило в тупик.
Прежде чем вернуться под купол, Костя задрал голову и посмотрел на изменчивое небо, окаймлённое широкой полосой чёрного, изредка подмигивающего космоса. Вверху крутились цветные вихри, ползли в разные стороны пятна и полосы, всё было совсем не так, как он привык. От этого неба укачивало не меньше, чем от дрожания экзо.
Уже опуская взгляд, краем глаза он уловил какое-то движение слева, метрах в пяти от купола. Повернулся: конечно, ничего там не было, но… вот снова мелькнуло что-то, но теперь впереди. Приборы экзо ничего не фиксировали, и Костя напряг зрение, всматриваясь в скольжение теней по льду. Что-то там двигалось, всё же, что-то ещё. Он сделал шаг, ещё один, а потом увидел: женская фигура замерла далеко впереди. Без скафандра, в лёгком тёмном платье, с распущенными волосами, повисшими безжизненно в разряженной атмосфере.
Невозможно.
Он пошёл вперёд: фигура приближалась. Он уже видел, что это девушка и что в ней есть нечто знакомое, очень знакомое, он только не может пока вспомнить откуда. Она подняла руку, приложила палец к губам, а потом выбросила ладонь вверх, указывая на что-то в небе. Он поднял голову: всё те же изменчивые пятна и полосы, ничего нового. А потом случилась с ним странная вещь: показалось вдруг на мгновение, что небо наливается синевой, что солнце становится ближе и ярче и что в его лучах блестит что-то, скользящее в вышине. Нечто знакомых очертаний, быстрое и опасное. Костя не успел сообразить, что же это такое, а тело уже среагировало — кровь застучала в ушах, сердце ускорило ритм, а следом отозвался и экзо, посылая сигнал тревоги на базу.
Дрон скользнул вниз, наверное, выпуская заряд, и часть купола сгустилась, потемнела, защищая свою целостность. Потом машина рухнула, кроша и подтапливая ледяную корку.
И всё стало как раньше — чёрное небо с зависшим посредине огромным газовым шаром, едва заметное солнце; Костя глянул вперед: девушки, конечно же, там не было.
…Условным вечером объявили об окончании расследования, и почему-то его результаты стали неожиданностью только для недавно прибывших. Оказывается, технологии противника значительно превосходят системы защиты «Ллойд и Немин», потому дрону и удалось подобраться так близко. Костя всё никак не мог взять в толк, как возможен такой технологический разрыв. Он даже хотел спросить об этом, да вот только было некого. Вокруг — такие же солдаты, им известно не больше, чем ему самому. Правда, пообщался он с усталым врачом в медблоке, куда Костю отправили зачем-то после «происшествия», но тому задал совсем другой вопрос; рассказал о видении и спросил: что это? Что с ним случилось?
Врач пожал плечами и предположил:
— Галлюцинация. Игра подсознания. Допустим даже, интуиция. Помнишь, что за девушка была?
Костя едва покачал головой, а сам подумал, что «галлюцинация» — не то слово. Он не мог вспомнить, почему не то, опять чуял, что вроде бы и знает смысл слова, а вроде и нет, всё куда-то ускользало. Врач посмотрел на его отрешённую физиономию, махнул рукой и отпустил восвояси.
Костя вернулся в казарму, уселся на койку, и тут его охватила дрожь. Именно сейчас и здесь, в этом полутёмном помещении, среди товарищей, которых знал целых два дня, он понял, что произошло настоящее чудо. А то быть ему байкой для новобранцев о невезучем бойце, и двух дней не прослужившем; пару таких историй им уже скормили. Вот же, вот же…
Ругательства вплывали в памяти, но потом лениво тонули, погружались обратно в темноту, а дрожь всё не прекращалась. Хуже всего было, что при этом он не чувствовал ни страха, ни радости, ничего, что должен был. Кажется, должен был… Вернуться, что ли, обратно в медблок? Пусть вколют ему что-нибудь, и он отрубится, проспит до следующей смены и, как обычно, без снов. Последний сон приснился ему перед выходом из анабиоза.
И когда Костя почти надумал сделать это, его хлопнули по спине, и раздалось:
— Эй, герой! Уже сумел выслужиться?
Те, кто сидел поближе, засмеялись, но Костя понял, что смех у них был дежурным, не заразительным, как будто они знали, что так должны были реагировать на шутку, но не до конца понимали почему.
Он и сам знал, что должен усмехнуться хотя бы, но губы лишь сжались плотнее. Сквозь зубы он произнёс:
— Я едва не проморгал атаку…
— Да брось, — ударивший по спине сел рядом. — Проморгал тот, кто торчал за мониторами. А ты заметил, поднял тревогу, молодец.
— Это не я, — машинально ответил Костя и прикусил язык. Но было поздно: товарищ с интересом посмотрел на него.
— А кто же?
Костя взглянул на солдата: этот из тех, что здесь уже давно. Глаза не такие сонно-рыбьи, как у новеньких, на руке — старый ожог, а рядом с ним — родинка странной формы. Костя зачем-то посмотрел на свою руку — на тыльной стороне ладони, примерно в том же месте, у него тоже была родинка, большая, чем-то похожая, но всё же другая. Странно, он её не помнил почему-то.
— Так кто же? — настаивал «старик».
Костя вздохнул:
— Я. Мне просто померещилось…
Теперь ещё четверо посмотрели на него с ожиданием и любопытством, и он сдался:
— Мне померещилась девушка, там, за куполом. Без скафандра. И я пошёл к ней. А потом — она показала вверх…
Тут он запнулся: рассказать, как увидел земное солнце, а потом блик на хвосте дрона? Но «старик» закончил за него фразу сам:
— А там — невидимка как раз вышел из тени, — протянул задумчиво солдат. — Слышал про ангелов-хранителей?
— Да, — ответил Костя. — Такие сказки все слышали.
«Старик» кивнул:
— Это там, где небо голубое, а вода мокрая, это сказки. А здесь, когда под ногами лёд, над головой — газ, а вокруг — радиация, любая сказка может тебе жизнь спасти. Ладно, отдыхай.
Снова шлёпнул по плечу и ушёл. Костя медленно опустился на постель, поджал ноги и затих. Дрожь прошла, и то хорошо. Ангел-хранитель? В версию врача верилось как-то больше.
Он слышал, как ребята разговорились о чём-то, пару раз ему почудились слова про ангелов, а затем он заснул.
4-й день
Проспал до следующей смены, как и хотел, разбудила его только сирена, не смех, разговоры и топот товарищей — ничего не смогло, кроме неё. А чувствовал себя хуже, чем когда засыпал: сапоги он вчера так и не стянул, так что ноги теперь затекли, шея болела, под комбинезоном он весь пропотел. Плетясь в душ, а потом на кормёжку, он в который раз подумал: зачем мне всё это? Зачем я согласился? Память пока не вернулась, но до истечения обещанных пяти суток время ещё было. Скоро он вспомнит, за каким чёртом подписался на такую работу. А там, глядишь, разберётся и в том, что здесь происходит.
В столовой вяло ковырял пайку, пока ребята тихо обсуждали ту же тему — будто и не прошли уже почти сутки. Как засыпал, они болтали об ангелах-хранителях, проснулся — а они всё о том же. Бо́льшая часть товарищей были из «стариков», так что разговор вёлся достаточно живо. Вспоминали ещё байки о чудесных спасениях, о том, что кому-то мерещились фигуры человеческие и нечеловеческие, а Костя хотел только одного: чтобы они замолчали, наконец-то, несут же всякий бред. За время сна что-то в голове сложилось, и теперь Костя точно знал, что врач прав: так проявился инстинкт самосохранения. Видение было занимательным, ничего не скажешь, ну и всё…
Вскоре беседа перестала быть тихой, ребята в голос обсуждали, что у каждого, де, есть такой хранитель, надо только уметь его слушать, а потом раздался гневный окрик:
— А ну молчать всем!
И все замолчали, вжав голову в плечи. Рядом стоял лейтенант, такой же молодой, как и они все, но державшийся так, будто и старше, и опытнее, и лучше их во сто крат. Лицо его было багровым от гнева, хотя никто не мог понять, чем они провинились. Но тут лейтенант сам им всё объяснил, погрозив кулаком, затянутым в тонкую перчатку:
— Ещё раз услышу от вас, «мясо», что-то про ангелов, поставлю на самую грязную работу в две смены подряд! — Он был в ярости, но остывал понемногу. — Вы ещё про спасение души поговорите! У таких, как вы, ангелов-хранителей не бывает!
Сказал, будто плюнул презрительно, зыркнул на них ещё раз и пошёл дальше, в офицерскую столовую.
Костя думал: «Да что они сделали такого?», — и ему казалось, что его должны переполнять обида, гнев и злость, но ничего не было. Да и остальные, переглянувшись, просто вернулись к еде, руки ни у кого не дрожали, кровь к лицу не прилила, все оставались спокойны, будто так и должно быть: их оскорбляют, а они молчат. Почему?