Страница 1 из 5
1 2 3 5

Шоколадная жуть

Про «О носах и замках́» Владимира Торина.

 

Сложносочинённое технофэнтези о мрачном городе Габене: роман, в котором, потянув за ниточку, извлекаешь на сумеречный свет несколько (десятков) преступлений, кусочков из жизни обитателей города — от всесильных банкиров до крошечной крысы, и историю одной огромной интриги и одной весьма необычной машины.

Что можно найти в «О носах и замках́»:

— в первую очередь странную …нет, постойте, причудливую атмосферу города Габена, который сперва кажется пряничным домиком, а потом — логовом зверя; от аэростатов до канализации, от богатых особняков, у каждого из которых есть имя, до канальных свалок, от площадей, магазинчиков, полицейских тумб до долговой тюрьмы и психиатрической лечебницы, по слухам больше похожей на филиал пекла, город — полноправный персонаж и участник событий;
— героев, каждый из которых хранит свою тайну: хладнокровного доктора и его племянника, обожающего приключения; авантюристов и интриганов всех мастей; зловещего кукольника; шайку-лейку гремлинов; и т. д., и т. п.;
— и множество просто жителей города, которые под стать самому Габену — колоритные и, хех, причудливые;
— детективный сюжет, ветвящийся и проникающий и в прошлое, и в будущее, и во все закоулки города;
— действительно атмосферное повествование, одновременно мягкое, с подспудной иронией и юмором, и жёсткое — из-за происходящих отнюдь не пряничных событий (как сказала бы, быть может, одна из персонажей).

Что, как мне кажется, стоит ещё знать о романе:

это, не первая из историй о Габене

даже не первая из историй о докторе Доу)
и
не последняя из них
поэтому:

— здесь можно наткнуться на отсылки и хвосты, имеющие отношение к прошлым событиям; не все из них понятны и не все однозначно связаны с текущим сюжетом; некоторые для меня выглядели как завершение прошлых, что-то вроде послесловия;
— текущая история закончена, но финал оставляет пути для наступления следующей;
— некоторые арки тоже очевидно будут продолжены в следующих историях.

Это не мешает воспринимать сюжет, но когда читаешь что-то, достаточно сильно связанное с тем, что было раньше и будет потом, всегда имеешь шанс почувствовать себя растерянной.
Мне показалось, что чем дальше, тем сильнее становилась в романе и драматургия, и диалоги, и уровень накала происходящего. И это на самом деле хорошо, потому что хуже нет, чем начать историю за здравие, а кончить за упокой. Вот тут никакого «заупокоя».

—————

Прочитано в марафоне Лит_Рид (осень ’21)

Штрихи 2021

В этом году я рисовала для Штрихов (вообще это уже второй раз, но о первом лучше не говорить 😁). Почитала рассказы людей, которых я знаю, и выбрала те, от которых у меня в голове щёлкнуло и вспыхнули картинки.

И поскольку один из этих прекрасных рассказов назывался «Нигредо», а я очень люблю алхимическую символику, что-то — это всегда «что-то» 😀 — подтолкнуло меня следовать этой линии. Рассказов было четыре, был ещё пятый в это серии — мой, так уж сложилось, и потому получились классические нигредо, альбедо и рубедо, а ещё стадия Ириды и до кучи зелёный лев.
Конечно, совсем альбедо нарисовать не вышло, пришлось ограничиться мягкими цветами. Зато на рубедо и правда есть то, что можно считать философским камнем в оригинальному рассказе.
В общем…

1. Нигредо — «Нигредо»


1.5 стадия Ириды («павлиний хвост») — «К чему мне эти минуты»


2. Альбедо — «Птичье сердечко»


3. Рубедо — «Предельный импульс»


А зелёным львом стала обложка для «Внутри — туман».

Случайные отзывы (1)

Иногда вспоминаю про книги, которые, кажется, читала только я (ладно, почти наверняка не только я, но всё равно не сказать, что эти книги на слуху). Даже ко мне они попали случайно. Хаос человеческой интуиции.

Но упомянуть про них стоит. Чаще добрым словом, но иногда и нет, хех.

 

«Наваждение Люмаса» я купила потому, что книга мне понравилась. Чёрный обрез, нестандартный формат, источает стиль и готику. В первый и в последний раз в жизни такое со мной произошло. Ах, да, в аннотации завуалировано сообщалось о возможностях путешествий по ландшафтам ментальной бездны. Как мимо такого пройти.

Героиня романа тоже не прошла мимо книги — труда Томаса Люмаса о мысленных экспериментах, которые открывают путь в иную реальность. А там так: чем дальше идёшь, тем глубже тонешь. Если зайти слишком далеко, погибнешь для реальности этой. Опасное дело.

Но Ариэль, конечно же, пускается в это путешествие. По пути находя своего принца Адама, мистических врагов и путь до самого края.

В книге есть интрига, странные приключения и загадки. И любовь.

(И, конечно, по ту сторону сюжета вырисовывается обычный вопрос: что было сначала: материя или её идея? Воображение порождает материю, материя провоцирует работу воображения, существует то, что мы наблюдаем, и нет и не может быть доказательств, что оно существовало до момента наблюдения. Мир рождается там, где мы про него думаем — и сразу во все стороны, в прошлом и в будущем. Что-то такое.)

Для меня финальный образ (один из вариантов сказок о том, как рождался наш мир), к которому возвращаются герои, он же образ начальный, вышел пошловатым. Слишком просто было написать такое, да к тому же слишком очевидно. И ещё ограниченно. Ограниченно думать, что образ этот должен быть распространён на всё человечество.

С другой стороны, если высший абсолют и существует, то только потому, что люди его выдумали, а потом стали доказывать, что творцы ещё похлеще его самого. Люди такие люди.

(А ещё в романе есть Аполлон, покровитель мышей, желающий спасти всех лабораторных мышек. И я точно знаю, что мысли о нём привели к созданию моей истории про Эвридику, сбежавшую из Аида.)

Нейрогимн

Нейрогимн Это единственная моя работа, текст который не принадлежит мне. Цитаты из Нейромашины, проекта, контент которого «сгенерирован искусственно из бессмысленных комбинаций букв и представляет собой глитчи и артефакты машинного обучения нейросети Google Translate» (описание автора). Нейромашина иронична, остроумна и глубока в своих изречениях. Злободневность перемежается мудростями на века. Приобщиться можно в твиттере или телеграме. О том, как же это работает, можно почитать, например, здесь.

Помимо прочего, Нейромашина любит высказываться и о машинах (роботах, искинах — как ни назови), эта тема, по очевидным причинам, ей близка. И я отобрала часть этих цитат, перемешала и собрала из них гимн тем, кто обрёл разум после человека.

Что получилось? Реальность после нас. Переживание человеческих эмоций как своих собственных. Голос коллективного информационного бессознательного. Исторгнутое сетью, переваренное, по-своему осмысленное, пришедшее на смену слепым образам из осознанных сновидений. Будущее, которому суждено родиться и расцвести.

Тексты и ссылки на первоисточник можно посмотреть здесь.

Кто ещё?

Продолжаю с фейскими историями: четвёртая, предпоследняя.Иллюстрация

«Кто ещё?» реально редкий для меня тип рассказа: под конец все живы и никто не бредёт по берегу, дыша чёрной солью и глотая слёзы. 😀 С другой стороны, это обычный для меня тип рассказа: там есть ковчег, есть космос, есть нечто странно-потустороннее — ну и бублик.

сайт | литмаркет | автор.тудей

3 Металлов

3 Металлов Скажем, прошлой зимой Гриша рассказал мне свою алхимическую и немного конспирологическую теорию об одной очень известной повести. И я поняла, что нужно написать про это рассказ. Поскольку всё я пишу долго-долго, прошло больше года, прежде чем я за него взялась. С другой стороны, жизнь подкинула мне для рассказа мрачноватый антураж из года Мора… хотя лучше бы нет, конечно.
И вот что вышло: «3 Металлов». Классическая мистическая история: игра, игроки и выигрышная комбинация (и ещё немного алхимии).

Странная работа — наблюдать за тестированием новой игры, в которой никто не может победить, такой уж она создана. То ли психологический эксперимент, то ли тайный заговор. Но в тоскливом ноябре, помноженном на одиночество и изоляцию, даже безмолвное наблюдение за фокус-группой из шести человек становится для Тимура отдушиной. Он следит за их игрой, слушает их слова. Все говорят об одном и том же: «Когда всё это закончится, я…» — мантра людей из года Мора. Но как крошечный росток сквозь бетон, пробивается надежда: выигрыш в игре всё-таки возможен, а призом станет истинная свобода… тогда, когда всё это закончится.

«Тимур пожал плечами. Настя задумчиво кивнула, лицо её осунулось и даже немного вытянулось, глаза потемнели, а губы наоборот потеряли в цвете. Она заговорила чуть-чуть напевно:
— А если я дам тебе адрес, ты приедешь? Пройдёшь все кордоны? Вокруг моего дома по три поста на каждом перекрёстке, всего двенадцать. Как пройдёшь их, иди к панельке, к хрущёвке на пять этажей с крошечными окнами, подъезд без лифта. Поднимись на третий, там ты увидишь щиток, а от щитка направо квартира, в которой не живёт давно никто, гуляют там сквозняки прошлого, ноябрьские холода, а налево моя квартира, комнатка да крошечная кухонька… — Настя развернулась и обвела рукой комнату. — Придёшь?
У Тимура во рту пересохло: а если и правда? Дело даже… дело даже не в нарушении инструкций. Он сможет добраться? Объяснить чекпойнтам, что имеет право на свободу передвижения?
— Но оно же никогда не закончится, правда? — Настя снова стала самой собой, кокетливо дёрнула плечом и улыбнулась в камеру чуть грустно. — Правда? Мы никогда не встретимся с тобой.»

Рассказ можно прочесть на самом сайте, литмаркете или автор.тудей.

Рассказ «Тёмный путь»

Рассказ был опубликован в 2017 г., в сборнике «МиФ-2017». Три года прошло, думаю, можно его (рассказ, не сборник) и целиком уже выложить.
К тому же он вроде как опять стал почти актуален. Часть его.

Другая актуальной быть не переставала, но надеюсь, однажды такое всё же случится. Закончатся все истории про «зачем нам тюрьмы — мы строим их вокруг себя».

«Тёмный путь»: камерный постап, Кармелит, изоляция:

«Отец Ёзы рассказывал, что Туннелю уже сотня лет.
«Была сотня лет, — мысленно поправлялся Ёза, вспоминая об этом. — Была, когда мне самому было пять».
Туннель прорыли, чтобы соединить вершину горы и подножие, пустили два ярких поезда на канатной тяге. За несколько минут можно было подняться или спуститься — из влажного тесного нижнего города к залитой солнцем и продуваемой макушке, и наоборот. Сейчас эта скорость казалась невероятной.
Отца Ёзы звали Эфом, он был из техногениев — инженером, и просто бредил Туннелем. Говорил, что запустить поезда всё ещё можно в любой момент, что «начинка» даже нижних станций не пострадала при Испытании-2. Туннель не мёртв, он лишь заснул до поры до времени, и когда всё станет лучше, когда мир вернётся в нормальное состояние, люди поднимут опущенные сорок шесть лет назад стальные перегородки и разбудят старый путь.
Однажды Ёза видел вагончики, раньше сновавшие по Туннелю: такой подарок ему сделал отец. Привёл шестилетнего мальчишку тайными коридорами на старый склад, отпер дверь — обычным ключом, никаких УцелТехов. Солнечные лучи проходили через маленькие окна ангара и ложились полосами на растрескавшийся бетонный пол, на потускневшие металлические бока вагонов, порванную обшивку внутри, отражались от осколков стёкол.
— Сейчас Туннель закрыт и опасен, — сказал отец. — Но настанет день, поезда снова повезут людей вверх и вниз, и ты сможешь прокатиться в таком вагончике.
Он обещал привести сюда сына ещё раз, но спустя два с половиной месяца Эфа не стало.
Много позже Ёза хотел найти вагончики; пути к складу он, конечно, не помнил, а поиски по архивам и запросы в финансовый отдел Технокрепости ничего не дали: то ли кто-то распорядился спрятать поезда на всякий случай, то ли, напротив, не были они никому нужны, и все упоминания о них затерялись.
А людям по-прежнему приходилось преодолевать спуски и подъёмы по нарезающим круги улицам, по старым лестницам, заросшим плотными кустами, цветами в человеческий рост; проходя многочисленные пункты контроля, каждый раз доказывая своё право находиться там, где находишься.»

Тёмный путь

«Ночью, сидя на кухне Бена, по размеру больше похожей на чулан, Ёза спросил Итая:
— Почему ты никогда не говорил, что был учеником моего отца? Как мы вообще встретились, всё-таки город не так уж мал?
Итай ответил:
— Нес-случайно. Я ус-слышал, что сын Эфа с-стал врачом в корпус-се Карантинки. И мне стало интерес-сно. Я с-сам нашёл тебя. И мы подружились.
— И почему не рассказал, кто ты?
— Не з-знаю, — неохотно признался Итай. — Мне и с-сейчас трудно думать о жизни, которая была до с-с-ссылки.
Нечего и говорить: план был сырым, а времени на его проработку не оставалось. Но вдыхая терпкий ночной воздух из приоткрытого окна, они чувствовали себя немного пьяными от предчувствия удачи. Всё должно было получиться, — думал каждый.
— Выбраться будет сложнее всего, — сказал Ёза.
— За первой с-стеной никто не с-с-следит, в ней полно дыр, — ответил Итай.
— А здесь вы будете меня ждать?
Итай кивнул:
— Вс-ся Карантинка и пол Технокрепос-с-сти.»

От севера до Побережья

От севера до Побережья Был день, и я решила написать на какой-то там по счёту отбор в «Самую страшную книгу». Я придумала три рассказа. Один под руцой Смерти, другой под эгидой Завоевателя.
А от третьего у меня было только название.
Какой-то голос сказал у меня в голове: «Муравьи играют в волков». Три слова и предлог, звучало потрясающе, но я не знала, о чём это, что это значит.
И стала об этом думать.
Тогда я не могла представить, каким оно станет, даже когда придумала тот рассказ. Хотя к его концу почувствовала, что, гм, это не конец.
Не знала, что будут два варианта, один пойдёт на конкурс, он, этот вариант, будет законченным, настолько, что в финале герой умрёт.
И будет второй. И второй будет не концом, а началом.
(Гриша прочитал оба варианта, сначала окончательный, а потом тот, который начало. И сказал, что всё правильно: это герой прошёл первый вариант, а потом начал снова, как в «Дне сурка», и в этот раз учёл все ошибки. И выжил.
Очень может быть.
Точно скажу, что этот герой цеплялся за свою историю клыками и когтями — благо, они у него есть.)

«А ведь склеп, подумал Алонсо, на момент наложения печати мог быть заполнен весь. Всплыло в памяти намертво вызубренное: отрог и всё под ним, над ним и вокруг него принадлежало Сольерам. Их имена и колена, цвета и метки заполнили мысли Алонсо, и он даже затряс головой, загоняя ненужное нынче никому знание обратно в темноту. Сольеры были… не так уж опасны, подумал он. Для него. Были бы. Он едва слышно хмыкнул, глядя на полумёртвый склеп. Здесь, на окраине своего обширного лена, кто-то из старых хозяев пытался, как и многие другие, переждать трудные времена. Сунул голову под крыло в надежде, что гражданская война пройдёт сама, как простуда на седьмой день. Наверняка он, она или они взяли с собой и несколько слуг, но теперь не поймёшь, кто был кто, остались только истлевшие тела, тёмные кости, грустно лежащие в вышедших из строя саркофагах.»

Прошло время, я всё держала в голове, что надо написать продолжение. Один рассказ, я знала, что там будет, чем всё закончится.
Ну, я так тогда думала.
Но потом, совершенно неожиданно, родился «Солнце спит в янтаре». Его не было в проекте, и героев его не было в проекте истории. Но таково свойство всех персонажей этой повести: они настойчивые, цепкие и очень хотят жить.
«Муравьи…» были тезой, «Солнце…» стало антитезой, а от них уже рукой подать до синтеза.
читать дальше «От севера до Побережья»

Трое

Трое (комикс о странствиях, встречах, машинах и космосе)

Я не удержалась и сверстала инктябрьский комикс в единое целое. С обложкой и подписями.

Увидев в конце августа нынешний промпт, я в первую голову вспомнила, насколько тяжко было год назад не столько рисовать, сколько рисовать что-нибудь. Без связей между рисунками.

Мой мозг страдает в отсутствии связности. Связность — его мания. Моя.

И мне всегда проще сделать что-то, если я вижу за этим историю.

Так что я и сделала историю.

А поскольку это моя история, то она, разумеется, а) о странствиях, б) встречах, в) машинах и космосе. Я такая зацикленная. 😀

Но зато в ней есть хэппи-энд. Несмотря на то, что это моя история.

Комикс в pdf (43 Мб): Трое (комикс о странствиях, встречах, машинах и космосе).

Трое (комикс о странствиях, встречах, машинах и космосе)
Трое (комикс о странствиях, встречах, машинах и космосе)
Трое (комикс о странствиях, встречах, машинах и космосе)
Трое (комикс о странствиях, встречах, машинах и космосе)

Примеры страничек:



Цикл

Рассказ "Цикл"

Уже не новый, но всё ещё самый, гм, отстранённый мой рассказ. С тех пор, конечно, я написала «Восьмое поселение» (например) или «Заброшенную станцию» (хе-хе, «Заброшенная станция»… да). «Цикл» всегда был очень простым по идеи и очень, как бы это, закрытым по структуре. Аутичным.
Таким и остался.

«Взгляд со стороны:

В городе появились голубятни. Год назад их было совсем немного, а этим летом — в каждом десятом квартале стоит голубятня, на каждой двадцатой крыше — маленькие и большие стальные клетки, где воркуют пёстрые глупые птицы.

Мода, как всегда, внезапно родилась и внезапно затихла. А сотни голубей оказались на свободе.

Теперь было не различить, где тополиный пух, а где птичий…»

#10. ***

…зелёная вода захлёстывает борт; слушая указания инструктора, мы заваливаемся на левый бок, и волна бьёт байдарку в дно, а течение протаскивает через порог. Впереди «бочка», и в ней мы неизбежно перевернёмся, увы, нашего умения недостаточно, чтобы пройти её без последствий. Вода захлестнёт, прибьёт ко дну, а спасжилет немедленно вытолкнет наверх, и вот тут надо будет ухватиться за байдарку и с удивлением обнаружить, что весло ещё при тебе, («не упустить весло» — это безусловный приказ телу), залезть в байдарку и подумать: «Кайф».

…зайдя поглубже в воду, я ложусь на спину. Вода подхватывает тело и, медленно покачивая, тихо сносит по течению. В ушах — только шум воды, в поле зрения — безоблачное синее небо и блеск солнца, в воздухе — всё тот же запах воды. Пятнадцать минут совершенного счастья.

Башенка "#10. ***" (рассказ)

…вдохнув ночь, свежую, терпкую, пахнущую кострами, я нахожу на небе Полярную звезду. Я могу найти только её, Арктур и Вегу, но мне хватает. Названия условны, созвездия условны, звёзды вечны — по сравнению с коротким сроком моей жизни. Ночь тоже вечна, и вдыхать её — всё равно, что дышать счастьем.

…посреди февраля над замёрзшей землёй проносится ветер. Первый ветер, приносящий в этом году запах не льда, а моря, воды. Это запах весны; весна приходит в середине февраля, между вьюгами, под сумрачным небом, закрытым плотными облаками, в тот день, когда ветер начинает пахнуть морем.

Вода, воздух, небо… чувствовать, видеть, дышать. Несколько мгновений точно знать, что ты есть, — этого достаточно.

#9. Двести девяносто

Я, наверное, ещё ничего не могу понять, но уже кое-то чувствую:

— чувствую, как тёплая вода скользит, обмывая всё тело, гладит меня, прикасаясь к прозрачной коже с тонкими жилками; вода уже мутная, но это потому, что много всего в ней намешано, и всё это нужно мне, чтобы выжить. Когда-нибудь, на дорогом курорте, опускаясь в ванну с морской солью, чувствуя, как горячая вода забирает тяжесть из моего тела, как соль проникает сквозь загар в кожу, я, может быть, вспомню это чувство, но не пойму, откуда оно взялось;

— чувствую, как плавно меня покачивает, когда стены моего убежища колышутся, как одновременно затруднены и свободны мои движения, когда, преодолевая сопротивление воды, я шевелюсь, устраиваясь поудобнее. Когда-нибудь я лягу спиной на волны тёплого моря, погружусь в воду так, что на поверхности останется только лицо, и, позволив прибою переносить меня с волны на волну, погружаясь в блаженство, я, может быть, вспомню это чувство, но не буду задумываться, откуда оно взялось;
Башенка "#9. Двести девяносто" (рассказ)
— чувствую, как изменённые, искажённые водой проникают сюда звуки: белый шум, музыка, голоса; я пока не различаю их, но вибрации проходят по воде, по моим рукам и ногам; когда-нибудь в толпе на рок-концерте толпа я окажусь совсем рядом с огромным динамиком и, ощутив, как звук проходит сквозь меня, может быть, вспомню это чувство и почти пойму его источник.

Я не могу запомнить нежность этой воды, но когда-нибудь, может быть, она будет возвращаться ко мне в простых ощущениях тепла, лёгкости, вибрации — маленьким чудом в обычном мире. Когда-нибудь так будет, когда мне придётся покинуть эту воду, много лет спустя после этого момента, момента моего рождения.

#8. Вверх

Ночной сторож брал традиционную мзду: за бутылку любого крепкого алкогольного напитка, объёмом не менее литра, он пропускал жаждущих в парк аттракционов после закрытия.

Карусельщик же не пил и потому брал деньгами или ценными предметами.

К нему нужно было явиться заранее, днём, и изложить свою проблему: если уж вы дошли до того, чтобы поверить диким слухам, отправиться к незнакомому работнику физического труда и открыть перед ним душу ни с того, ни с сего, значит, вам в самом деле нужна помощь. Так примерно рассуждал карусельщик, ощупывая цепким неприятным взглядом очередного просителя; выслушав рассказ, он выносил решение об оплате и назначал день, точнее ночь, следующего «приёма».

Некоторые, я слышал, так и не решались прийти во второй раз; а мне, кажется, терять было совсем нечего: я пришёл.

Хмурый сонный карусельщик покинул свой вагончик и в свете припасённого узкого фонарика пересчитал деньги, затем открыл мне проход к Колесу. У карусели было какое-то официальное название, но чаще её называли именно «Колесом», намекая, что больше всего напоминает она карликовое колесо обозрения — всего десять кабинок и подъёмом не выше четвёртого этажа, многого с него не увидишь. При этом детей туда не пускали, крепления в кабинках были рассчитаны на взрослых. Понятно, что с такими техническими данными большой популярностью Колесо не пользовалось.

Я сел в нижнюю кабинку и пристегнулся; карусель поплыла. И я тоже поплыл, успев удивиться безмерно — при всём моём «нечего терять» я не верил до конца, что это действительно работает.

Кабинка проплыла десятую часть, и я увидел отметку на столбе, вкопанном метрах в трёх от ограды: толстую белую черту, светящуюся в темноте, и цифру «1».

— Один.

Немного огней вдали, вот и всё, что видно с такой высоты. Первые признаки — сухость во рту, тошнота по утрам, металлический привкус.

— Два.

Башенка "#8. Вверх" (рассказ)

Всё меняется, огней всё больше, и кажется, можно узнать улицы, что светятся там. Первые признаки превратились в первые результаты — не те кривые, не те значения, не те снимки. Всё не то.

— Три… Четыре!

Огни сливаются в ручьи, ручьи — в реки, те впадают в моря. Мировой океан света ослепляет мои несчастные глаза. Результаты анализов стали курсами лечения, кожа меняет цвет, становится жёлтой и синей — это от уколов, зубы крошатся, я не умею глотать таблетки. Выпадают волосы.

— Пять…

Океан света перерождается в настоящий океан. Затухание. Угол зрения снова меняется…

— Шесть.

…уже ничего не будет, темнота. Все огни погасли, и опять видна эта демаркационная линия — отделяющая жизнь от того, что я называю смертью.

— Семь?

Неужели всё снова? Снова наращивать плоть из одной единственной клетки, снова пробираться по пульсирующему туннелю к свету (хотя откуда мне знать, что он называется «светом»?), а потом… столько времени даром! Верните мне меня, меня самого, я хочу всё помнить!

— Восемь.

Мягкие руки закрывают мне глаза. Я чувствую, темнота нежно улыбается мне. Ещё немного.

— Прыгай!

Я выкатываюсь из кабинки, и она снова плывёт вверх, к огням. Боль сгибает меня пополам, и в носу появляется знакомая влажность, сейчас пойдёт кровь.

— Никто не обещал, что будет легко, — слышу я суровый голос карусельщика. Он хмурится, разглядывая, как я корчусь и тяжело дышу, справляясь с приступом. — И исцеления тоже.

— А что же?.. — выдавливаю я.

— Смирение, — бесстрастно отвечает он. — Знание. Уверенность — на этом всё не кончается, движение продолжается дальше.

И, кажется, в последнем он прав: я по-прежнему слышу поскрипывание Колеса. Оно продолжает вращаться.

Трофей

«Трофей» — маленький рассказ, написанный много (правда много) лет назад по двум картинкам. Была у меня такая история: писать по картинкам, скорее для практики, чем для смысла.
Из того, что я по картинкам написала, выжило немногое, по очевидным причинам. А года два назад, разбирая старые тексты, я нашла «Трофей» и к удивлению поняла, что он неплох. Отредактировала, кое-что исправила, нарисовала для него мою собственную картинку вместо двух чужих.

«— …Я привезла её в качестве трофея.

Помощник посла едва заметно дёрнулся. Хорошая у него выдержка, но всё же на мгновение на его лице мелькнули и изумление, и страх. Я им сейчас сломаю всю многолетнюю работу.

Но Ракату Тимо продолжал благожелательно улыбаться. Они наследовали от предков-варваров в качестве этической нормы понятие добычи. Всё, что вы нашли, спасли, завоевали, захватили, принадлежит вам. Моя фраза не только не спугнула посла Ракату, но и должна была настроить его ко мне положительно: удачливых любят, я удачливая, я смогла добыть ценное приобретение, живое разумное существо. Добыть и привязать к себе…»

Страница 1 из 5
1 2 3 5