Нео-татиба: рассказы о настоящем, будущем и других странных вещах.
Материалы сайта предназначены для лиц старше 18 лет.
Движок сайта использует куки в своей работе. Продолжая использовать сайт, вы соглашаетесь с принятой на нём политикой конфиденциальности.
В этом году я рисовала для Штрихов (вообще это уже второй раз, но о первом лучше не говорить 😁). Почитала рассказы людей, которых я знаю, и выбрала те, от которых у меня в голове щёлкнуло и вспыхнули картинки.
И поскольку один из этих прекрасных рассказов назывался «Нигредо», а я очень люблю алхимическую символику, что-то — это всегда «что-то» 😀 — подтолкнуло меня следовать этой линии. Рассказов было четыре, был ещё пятый в это серии — мой, так уж сложилось, и потому получились классические нигредо, альбедо и рубедо, а ещё стадия Ириды и до кучи зелёный лев.
Конечно, совсем альбедо нарисовать не вышло, пришлось ограничиться мягкими цветами. Зато на рубедо и правда есть то, что можно считать философским камнем в оригинальному рассказе.
В общем…
Годы назад (ох) на свет родились четыре сеттинга, созданные бросками Кубика. Прямо здесь можно прочесть о том, как всё началось, и о том, как в то время выглядел Сеттинг №2 (в нашей внутренней кухне носящий тэг «некроальвы»).
Но достаточно знать, что в основе лежат тетраксис «люди-эльфы-гномы-орки», варианты общественного устройства в Мире без Героя и очень странная история про четыре типа цивилизации (рождённая Переслегиным уже в то время, когда он стал не торт).
И ещё то, что когда Гриша придумывает новый сеттинг, я его присваиваю, переиначиваю, как мне нравится, и рассказываю о том, что лично мне кажется важным. Кради у лучших, все дела.
Семь лет назад я написала первую часть истории про некроальвов, спустя год вторую. И только этой весной наконец-то закончила третью. Я держала в голове эту историю довольно долго, пока не поняла, о чём же она на самом деле. Ну, в конце концов, время пришло.
«Только лишь гости» — история о незваных гостях, поиске общего языка и о том, что, как говорит Орден, хуже смерти.
Когда люди прибыли сюда, здесь уже были не только автохтоны — совершенно иные, от мировоззрения до биологии, но и другие «гости», такие же пришельцы, будто вынырнувшие из людских кошмаров.
Пытаясь выжить в новом доме, люди разошлись в разные стороны: одни назвались цвергами и спустились в туннели и каверны, другие остались людьми и построили стены, реальные и ментальные. Альвы, пришедшие в этот мир ещё раньше, нашли третий путь: они не живы и не мертвы, стабилизированные и заключённые в коллективный разум Братства. А автохтоны, которых люди прозвали троллями, снова и снова пытаются изгнать из своего дома непрошенных гостей.
В очередной раз людской Орден планирует экспансию к северным морям, и первый шаг на этом пути приведёт обитателей планеты к последней возможности понять друг друга.
Вступление, часть первая, побольше: вообще, я злой человек, это правда, но нижеследующий текст никак не связан с моей злостью, обидой или чем-то таким, если вы вдруг, не дайте боженьки, так подумаете. Скорее это попытка посмотреть на ситуацию глазами Чёрного рыцаря, персонификации природного равновесия, — того самого персонажа, который приходит, если не сработала Невидимая нога рынка (а она приходит, когда бессильна Невидимая рука). Может, мне лично эта история не очень нравится, чисто по-человечески (а может, и нравится, кто знает; как читательница я давно жажду отмщения).
Вступление, часть вторая, поменьше: ниже я говорю в первую очередь об издательских гигантах; с маленькими, особенно специализированными издательствами история другая (тоже грустная, но не по их вине).
Экономика всегда старается снизить транзакционные издержки. Чем проще и менее затратен путь блага от производителя к потребителю, тем довольнее экономика в целом. (Транзакционные издержки, особенно временные, вообще никто не любит.)
А потом Галактика Гутенберга приказала долго жить. Настало время нерасщеплённого восприятия, и всё такое.
Но главное, появилась возможность убрать посредника. Снизить транзакционные издержки прям ну вот совсем, приравнять их к стоимости передачи информации и потребления электричества. То, что служило для экономии на транзакциях, превратилось в ненасытную утробу, Хрустального человека, пожирающего божественную искру в живых существах, помесь Мамоны и Ваала.
Веками между «эн лет назад» и «а потом» единственным истинным вкладом издательской системы в экономику были посреднические услуги. Это удавалось маскировать, но нет, никаких дополнительных благ издательская система создать не способна по своей природе. И вот случилось страшное: посреднические услуги перестали быть востребованы (за исключением двух областей: а) специальная и научно-популярная литература; б) переводная литература — оплатить работу переводчика и покупку прав на издание — это тяжело для читателей, слишком большая сумма за раз; но почти не сомневаюсь, что и это будет решено, потому что экономика всегда стремится снизить транзакционные издержки).
Информационную функцию издательская система старательно пытается скинуть на авторов. Отказывается чуть ли не от последнего, в чём от неё ещё мог быть толк.
Есть организационная, да. Корректура, редактура, оформление и вёрстка, дистрибьюция. Что-то можно покрыть своими силами или за относительно небольшие деньги, другое — нельзя или только за большие. Но альтернативная, прорастающая через загнивающую, посредническая структура нащупывает пути решения и этих задач — с минимальными транзакционными издержками. Ну что поделать, если, ведомая гравитацией, река всегда выбирает самое простое русло в имеющемся ландшафте.
(Теоретически могла бы остаться рекомендательная функция, но поскольку продукция издательств сейчас выглядит как сплошная альфа-книга, то здесь все полимеры давным-давно просраны. Неужели я хочу сказать, что такие тексты не имеют права на существование? Да нифига. Если люди хотят их читать, то эти тексты должны появляться. На специально организованных сервисах. Откуда их и вытаскивают для публикации в бумаге — что совершенно бессмысленно. Как пытаться заставить рыбу отбивать чечётку в «Мулен Руж». Эти тексты могут и даже должны существовать, я не осуждаю, а напротив, приветствую: всё, что помогает людям меньше ощущать дыхание экзистенционального страха, необходимо. Однако ж всякой вещи место и время под небом. Лучше (и прибыльнее) всего эти тексты, а также их авторы и читатели, чувствуют себя на специально созданных и очень удобных ресурсах, зачем брать самиздат (в понятии уже отдельного жанра, а не вообще всех текстов, что лежат на соответствующих ресурсах) и печатать на бумаге — вопрос без ответа. По какой причине читатель, имея возможность заплатить 100 р. за электронный текст (бонус: долой захламление дома и спасаем деревья; бонус системы: общение с автором и другими читателями, библиотека, скидки, чёрт лысый в ступе), решит вдруг заплатить 500 р. за бумажную версию того, что никогда не будет перечитывать, я не знаю. Экономистка хохочет во мне, глядючи на эту наивность. Какое уникальное благо вы хотите поставить по этой цене? Что, чего нельзя получить за 100 р. в электронной версии? Это не артбуки, не шикарные подарочные издания, не уникальный, единожды за столетие написанный текст, который человеку ну просто захочется иметь в бумажном виде, чтобы поставить на полку, смотреть на корешок и радоваться, что он, человек, живёт одновременно / в одном мире с той (тем), кто написала(-л) такую потрясающую историю. Серьёзно, как вы сами для себя-то формулируете ту выгоду, которую должен получить ваш покупатель? Или в самом деле этого не делаете, да? Как мы тут все и подозреваем?
И вот только что прозвучал монолог моей мегазлой, читательской части. Вернёмся к True Neutral.)
В судорогах агонии система перешла границу, которую переходить было нельзя, отсюда и прискорбное падение качества, и ебанутые цены (да, они во многом складываются — сюрприз — из тех самых транзакционных издержек), и пренебрежительное отношение к авторам (представьте на минуту, что случается с предприятием, которое ни в грош не ставит и постоянно кидает своих поставщиков) и — ещё большее — к читателям (и снова, представьте предприятие…). Началось всё так давно, что сегодня систему уже не спасёт ничто. Тут не то что агонию не остановить: речь не об агонии, а о гальванизированном мертвеце.
Невидимая рука опустила беспомощно руки, Невидимая нога посмотрела на всё это и сыграла Трандуила, остался последний агент Природного равновесия.
Так что за углом, с заряженным дробовиком в руках, ждёт систему Чёрный рыцарь; стреляет же он, надо сказать, без промаха и всегда прямо в мертвячью голову.
Эту тему я подсмотрела у Саши Богданова.
Не все пункты состоят из одной книги, часто там авторы. Облако их творчества, откуда никак мне не выделить единственную книгу. Хотя иногда удавалось назвать произведение (или два), ставшее для меня символом столкновения с этим облаком.
И ещё: конечно, «книги, которые нас изменили» — это почти всегда и на бо́льшую часть о детстве. Всю жизнь мы перевариваем и развиваем то, что впитали личинками, когда разум был чистым, открытым и пластичным. И меня радует, что до сих пор я сталкиваюсь с книгами (культурными единицами) и людьми, способными в чём-то меня изменить.
1. «Таинственный остров». Заставил меня поверить, что решение и выход есть всегда. До него я прочитала про приключения Робинзона Крузо, и на их фоне «Таинственный остров» поразил меня тем, что теперь я называю оптимистичной верой в человеческие упрямство, стойкость и предприимчивость, в разум. Мы люди, мы всегда находим выход.
2. «Каникулы на Пенелопе». Моя иконка для обозначения творчества Булычёва. «Каникулы…» здесь символизирует все истории про Алису и её друзей, а именно «Каникулы…» выбраны за живую планету Пенелопу. Точно знаю, что с тех пор я верю, что живое вокруг всё. И что именно эта мысль по длиннющей цепи ассоциаций и путём в тысячи и тысячи шагов привела меня к историям про наблюдателей.
Детская фантастика Булычёва раскрыла передо мной мир космического будущего. А свойственная творчеству Можейко светлая доброта угнездилась в моём подсознании и до сих пор, видимо, позволяет мне сохранить надежду хоть на что-то. Хотя сегодняшний мир делает всё, чтобы эту надежду задушить.
(Я должна тут добавить, пусть это не имеет отношения к космическому будущему, что «Спасите Галю!» Булычёва — вещь, которая напугала меня сильнее всего. Я была мелкой, но уже читала к тому времени всякие разные страшные истории, однако эта буквально лишила меня сна. Я о том не жалею.)
3. «Были они смуглые и златоглазые» / «Вино из одуванчиков». Первый рассказ — как раз в той же цепи, что началась с живой планеты Пенелопы. Мы — часть того, что вокруг нас, мы связаны с планетой неразрывно, мы принимаем форму дома, в котором живём. И так и должно быть.
«Вино из одуванчиков» — о том же самом, просто другими словами.
4. Книги в жёлтых суперобложках от издательства «Северо-Запад». В моём сознании это одна большая книга. И эта книга меня переформатировала, потому что я вдруг поняла, что оказывается можно ещё и так.
(Чётко помню, что первыми были «Колдовской мир» и «Всадники Перна» — от «Всадников…» я прочла только первые три книги. Потом какой-то старшеклассник в библиотеке просветил меня, что книг этих стопицот, и больше я их не читала. И более того, с тех пор если узнаю́, что в каком-то сюжете книг стопицот, тут же теряю к нему интерес.
Несколько лет назад вспомнила о «Всадниках…» и зачем-то пробовала посмотреть «Арфистку Менолли», не вынесла и двух страниц. Читать такие вещи получается только в детстве, пока ещё не настигла профдеформация.)
5. «Путешествие к Арктуру» Дэвида Линдсея. Позже этот роман сложился в моей голове со «Сказкой о Прыгуне и Скользящем» (которую стоило бы поместить в список, если бы она была книгой; я знаю, что книга тоже есть, но это уже совсем не то), а ещё с «Играми, в которые играет я» и прочей невозможной мутью, что я внезапно прочла в восемнадцать, и навсегда гностицизм стал темой, которую я обожаю, о которой могу писать в любой момент времени и в которую не верю и не верила ни на секунду.
Но первым было именно «Путешествие…». До того, как я вообще узнала слово «гностицизм» или концепцию лживого Демиурга, роман Линдсея потряс меня, одновременно, непрозрачностью встроенного туда безумия и совершенным катарсисом в конце, когда Крэг называет своё настоящее имя.
6. «Слепой убийца» — это тоже иконка, за ней стоит почти всё, что написала Маргарет Этвуд. Я начала с «Орикс и Коростеля», на тот момент последнего её романа, а потом прочла всё переведённое, начиная с начала, т.е. со «Съедобной женщины». Затем я годами ждала «Беззумного Аддама», не зная, что жду именно его. «Слепой убийца» был и остаётся пиком и таким же совершенным катарсисом, как настоящее имя Крэга; слова про то, что именно движет историю по извилистому пути, наверное, описание всего моего творчества. Потому что счастливых историй не бывает.
Да, это вторая сторона меня: я не потеряла оптимизма, усвоенного из книг в начале этого списка. Но я также впитала и горечь, о которой мне рассказали п. 5 и п. 6.
7. «Галактика Гутенберга» Маршалла Маклюэна навсегда повернула меня к понимаю развития разума как нескольких переходов через барьеры восприятия (идиографические барьеры, хе-хе, если угодно),
и
8. «Лабиринты мира» Германна Керна (которые намного больше, чем масштабное исследование истории лабиринтов, это песнь о древнем мифе, вечной борьбе между героем и чудовищем, ведь «в лабиринте человек встречает не чудовище, в лабиринте человек встречает себя») сделали миф лабиринта центральным в моей собственной мифологии,
а после
9. «Фотография как…» Александра Лапина (которую я прочла трижды, и первый раз не поняла ничего, а второй раз поняла что-то, и в третий раз во мне что-то сдвинулось, на счастье или беду, уже и не скажешь; надо, пожалуй, ещё раз прочесть) я больше не могу без сложных чувств смотреть на большинство фотографий, а я даже не фотограф, зачем мне это, но теперь уже ничего не поделаешь.
10. Трилогия Южного предела (человек, решивший в русском переводе назвать это «Зоной Икс», вот стена, ты знаешь, что тебе с ней делать) Вандермеера в этом списке потому, что, как я написала в начале, ещё есть книги, способные что-то изменить во мне до сих пор, и «Ассимиляция» точно одна из них. Так сложилось, что мои литературные вкусы чётко делятся на этапы (в своём великом самомнении назову их даже эпохами), и последний, нынешний, начался где-то около Вандермеера.
Бонус: не книга, но «Ультрагимн» Олега Титова. Единственный конкурсный рассказ, который поразил меня настолько, что я ссылаюсь на него в своих собственных текстах, он есть в моём внутреннем монологе, и, в конце концов, я запомнила его название — я других названий конкурсных рассказов не помню, даже если они мне по-настоящему понравились. Исчезают из памяти сразу после конкурса.
И это при том, что я даже не была обязана «Ультрагимн» читать. Но что-то меня толкнуло под руку, и единственный раз в жизни я прочла после конкурса рассказ-победитель (интуицию не пропьёшь).
В этом году целых две шикарные книги прочитаны, подозреваю, это исчерпало на них годовой лимит. Как всегда — ещё и полгода не прошло, дальше будет попадаться непойми что.
«Гномон» — вещь в плане смыслов, которую могла бы придумать я сама: «загадочный протагонист», вложенные реальности, машины и люди, свобода и ответственность, ассоциации-связи-соединения-хаос. Сплетающиеся истории, сюжетные прыжки во времени и пространстве, а в итоге всё не то, чем кажется, но вы же с самого начала это знали?
В кое-то веки удалось прочесть это, написанное кем-то другим. 😀 То, что Харкуэй считает правильным, очень близко к тому, что считают правильным я. Не только в «Гномоне», но и в «Мире…» тоже. Есть вещи, жертвовать которыми нельзя. Нет таких целей, да и «целей мы почти никогда не достигаем, у нас есть только средства».
Как и после «Сияния» Валенте, мне сейчас не очень хочется читать что-то ещё. «Гномон» — огромная книга, и я провела с ней много времени — и срослась. Провела весьма активно: обдумывая прочитанное, сверяя намёки и отсылки, размышляя, какие связи случайны, а какие значимы, кто есть кто. И так было с первых же страниц. Для меня разбираться в хаосе, на ощупь искать в нём истину, строя гипотезы, проверяя и отбрасывая, — любимое дело. «Гномон» — внешне огромный кусок хаоса, созданный умным человеком со сложноорганизованным мышлением и на самом деле нанизанный на ключевой посыл, исходящий фракталами, ветвящийся и многомерный, но всего один, и поиск его, зерна, который посадил автор, чтобы вырастить это дерево, единое в сотне миров, — это буквально лучший тип чтения, который я знаю.
(Слегка портит впечатление периодически спотыкающийся перевод, и, да, я понимаю, что то была адская работа. Но вряд ли автор предполагал ещё один слой защиты для текста, ещё одно испытание: угадать, где неправильно согласованы члены предложения или поставлены лишние «не», пробиваясь при этом через шероховатости текста, местами написанного не совсем по-русски. Конечно, далеко не тот уровень ада, в какой превращена была вторая часть Трилогии Южного предела Вандермеера, но всё же.)
Мне нравится, что авторы, чьи книги я сейчас люблю больше всего, живут в одно время со мной, думают о тех же вещах и примерно в той же парадигме. Что они умные и сложные, и говорить с ними через их книги — особый вид удовольствия. Грустно, что я не могу найти такую же — сложную и о тех вещах, о которых мне хочется говорить, — фантастику (именно фантастику, а не прозу) на родном языке, выпущенную хоть каким-нибудь бумажным тиражом; не потому, что её нет — я не верю, что во всей нашей большой, пусть и не очень густонаселённой стране её нет — а потому что хрена лысого её кто-то напечатает.
Мор (Жанна Пояркова) пишет:
«Меня нередко спрашивают, куда отправлять тексты, чтобы их издали. В издательства, ребята… […] Куда отправлять, зависит от жанра и темы. Т.е. если вы написали фантастику про попаданцев, идти в «Ад Маргинем» не надо, вам тогда в «Армаду» (Альфа-книгу) или «АСТ». […] Если вы пишете детские рассказы про котов, вам там [в «Астрели»] тоже будут рады: http://www.astrel-spb.ru/arkhiv-novostej/5616-astrel-spb-otkryvaet-otbor-detskikh-skazok-pro-kotov-dlya-novoj-serii.html =D
Нонфик можно попитчить в «Бомборе», «Альпине» и «МИФе»… […] Современную прозу принимают во многих местах. […] Если вы не чураетесь разного трэша и любите соревноваться, заходите сюда https://author.today/contests Детективы принимают во флагманах, также можно сюда http://www.cnpol.ru/become.php Для детской литературы есть свои точки, мелодрамы пристроить проще всего. Ну и так далее.»
Ну и так далее.
Я внимательно изучила список и поняла, что у меня остались вопросы.
Ну то есть, если кто, например, пишет фэнтези про попаданцев (фантастики про попаданцев не бывает, да и фэнтези одно на пятьдесят, если повезёт), так его ждут повсюду, от «Армады» до прекрасных самиздатовских сайтов. Попаданцам, литРПГ и ромфанту везде у нас дорога — если судить по спискам новинок на Фантлабе.
Нет, я понимаю, что конкуренция там теперь огромная, и мало уже просто написать про попаданцев, надо уже и хотя бы сносно написать, а лучше почти хорошо (но не слишком, а то так можно и в ЦА не попасть), да и вообще даже если кто чего написал и куда отослал, это не значит, что его издадут, и это адский и бессмысленный труд, результаты которого НЕ останутся в вечности, а для 99% даже не будут (нормально) оплачены, и так далее, и тому подобное.
И я сразу признаюсь, что я про попаданцев, а также литРПГ и ромфант написать неспособна. Во мне что-то не так повёрнуто.
Но серьёзно: если кто пишет про попаданцев, или нон-фикшн, или уж тем более современную прозу (вот чего ждут реально везде, правда, неизвестно зачем), то, люди, какого лешего вы вообще мучаетесь на тему, куда послать рукопись?
Во всюду (так же можно говорить, да? ну если было нельзя, то теперь можно). Опубликуют или нет — это уже другой вопрос.
Меня интересует то, что не попало в список.
Например, вы написали историю в трёх частях, каждая страшнее предыдущей, с морем отсылок и пробирающим до дрожи тиканьем бомбы (она взорвётся). Куда вам пойти?
Или вы написали историю про будущее далёкой колонии, настоящую утопию, каких больше не делают, а в нашей стране и вовсе не пишут, потому что этика и мировоззрение там неместные, а из краёв победившей цивилизации. Куда вам пойти?
Или, простите, что я сейчас о себе, вы написали историю,
о том, «какими мы станем? что мы вспомним? что будет в конце?»,
и о том, что эволюция не заканчивается, ни человеческая, ни машинная, ни наша общая,
о любви (обязательно), правда, в основном о потерянной,
об одном чуде,
о цивилизации и том, что её истончает,
разворачивающуюся от центра на пять с половиной временных планов и ещё немного в Безликом пространстве машин (а поскольку вы безумны, то главы о прошлом по своей форме восходят (реинкрудируют, хе-хе) от пересказа пересказа, дневника и потом радиопьесы к сценарной записи),
и всё это на 1,4 млн зн. (да, да, по-хорошему нужно делить на два тома, там даже есть, где разделить), потому что, как было сказано выше, вы безумны
(и вообще это левая часть триптиха, и правая точно будет — нужно только её перепи… отреда… ох ты боженькамойрогатый, и центр, и центр уже разворачивается перед вашими безумными глазами полотном от края до края, от петли до петли, через непреодолимый пролив времени, через вечные сны Алхеринги, и вы плачете, зная, что не в человеческих силах освоить такой объём работы, да что ж со мною не так).
Вот куда вам с этим пойти?
И допустим, вы не знаете даже не то, что вам с этим делать, а где что-то такое можно было бы прочесть, потому что вообще вы любите читать на эти темы, а ещё сложные по форме вещи, но что-то российских авторов с такими темами и, гм, формами, в изданном не видать, есть ещё, конечно, переводные — и слава богам, что есть, хотя там тоже нужно быть осторожнее, потому что иногда это Вандермеер или Тидхар, а иногда вам подсунут и Збешховского, да ещё и с рекомендациями хороших людей подсунут, а внутри… В общем.
В общем, «Золотой пуле» повезло быть изданной, а нам всем повезло ещё больше, что она есть и существует (она сейчас попала в лонг-лист АБС-премии, так что давайте держать кулачки). «Люди по эту сторону» вышли в Ридеро, и мало кто про них знает (но зря).
А я вот что-то последние полгода в полной растерянности.
Я не удержалась и сверстала инктябрьский комикс в единое целое. С обложкой и подписями.
Увидев в конце августа нынешний промпт, я в первую голову вспомнила, насколько тяжко было год назад не столько рисовать, сколько рисовать что-нибудь. Без связей между рисунками.
Мой мозг страдает в отсутствии связности. Связность — его мания. Моя.
И мне всегда проще сделать что-то, если я вижу за этим историю.
Так что я и сделала историю.
А поскольку это моя история, то она, разумеется, а) о странствиях, б) встречах, в) машинах и космосе. Я такая зацикленная. 😀
Но зато в ней есть хэппи-энд. Несмотря на то, что это моя история.
Мемокомплекс-то — это просто: «Стратегия выживания мемов, таким образом, такая же, какой была у первых клеток на заре формирования земной жизни: создавать многоклеточные организмы. В чём-то мемокомплекс подобен многоклеточному существу, и именно поэтому его жизнь более продолжительна, а сам он более устойчив к воздействию внешней среды. Чем старее и обширнее мемокомплекс, тем сложнее его разрушить.» (https://neo-tatiba.ru/идиографический-барьер/переход-через-хелькараксэ/разум-мемы-и-архетипы-§1-часть-1/; я люблю себя цитировать, а вы?)
Мемокомплекс — конгломерат мемов, объединённых вокруг одной корневой идеи. Ядра. «Коремема», как сказали бы мы на студенческом форуме в 2001 году. От Коремема отходят корешки и ложноножки, каждый носитель добавляет что-то своё, и так это чудище распространяется и размножается. Всё, как всегда. Поскольку это комплекс, а не отдельный мем, он сложен и разнообразен в проявлениях, а если прожил не один десяток лет (веков), то и многослоен. Тогда его первоначальный коремем может быть очень далёк от своей текущей трактовки.
Мемокомплексы повсюду, мы живём с ними в головах, действуем в их рамках, управляем ими, а некоторые из нас, самые информационно влиятельные, ещё мемокомплексы и ненароком создают.
В целом это просто часть нашей жизни.
Но как почти всё в ней, мемокомплексы могут быть истинными хтоническими чудищами.
Абсолютно все такие чудища были и будут запирающими мемокомплексами.
Стратегия выживания мема в целом — это занять место в голове носителя и никому это место не отдавать. Занято, проходите дальше. Конечно, рано или поздно, кто-то это место всё равно отнимает. Но запирающие мемокомплексы особенно искусны в том, чтобы занимать всё доступное место и превентивно отрезать человека от источников информации, через которые могут проникнуть потенциальные конкуренты — другие мемы и комплексы.
Запирающий мемокомплекс, ЗМК, меняет призму восприятия человека. Теперь через неё проходят только родственные ЗМК мемы, а всё остальное просто остаётся в зоне игнорирования. Человека, одержимого ЗМК переубедить нельзя. Там, где у обычного, неодержимого человека остаётся «зона свободы информации», у человека одержимого сидят сторожевые и очень зубастые мемы ЗМК.
С «Без обид» всё просто: это британский детектив про работу участка под началом детектива-инспектора Вивьен Диринг — громкой, яркой, крупной, прямой и хамоватой женщины. Которая на поверку оказывается тонким психологом, умной, храброй и готовой на многое ради торжества справедливости. Один из самых необычных и запоминающихся образов женщины-детектива в масскульте. Три сезона, в каждом одном большое дело (маньяк; мафия; политика) плюс много поменьше, которые и составляют основную работу любого полицейского участка.
«Иная жизнь» — так себе сериал и из рук вон плохая фантастика. Что они такое собираются показать, создатели заявляют прямо на десятой минуте первого эпизода. Космический корабль прётся к Пи Большого пса (потому что на Землю шлёпнулся инопланетный артефакт и посылает на Пи Большого пса какой-то странный сигнал), путь должен занять три месяца (неплохо, так-то), команда находится в соматическом сне. Через месяц от начала пути искин будит капитаншу (Кэти Сэкхоф) и объясняет, что у них непредвиденная ситуация. Подводит к голограмме, эм, галактики, тыкает в неё. Дальше следует диалог:
Искин: We thought Pi Canis Majoris was here. / Мы думали, Пи Большого Пса здесь (показывает на карту).
Кэти Сэкхоф: It’s not? / Это не так?
Искин: No, that’s an optical illusion. Light from the star has been refracted around this… massive field of dark matter. / Нет, это оптическая иллюзия. Свет от звезды был отражён этим… (показывает на чёрную тучку) массивным скоплением тёмной материи.
Кэти Сэкхоф: How the hell did we screw that up? / Как же, чёрт возьми, мы так облажались?
Искин: Sensors on Earth missed it. / Сенсоры на Земле упустили это.
Кэти Сэкхоф: So, what’s the fix? / Так, какой выход?
Искин: Well, we travel through the dark matter… / Ну, мы полетим сквозь тёмную материю…
Кэти Сэкхоф: Wait, wait. Uh… Blind? We could hit a planet. / Стоп, вслепую? Мы можем врезаться в планету.
Искин: We travel at impulse speed. Not faster than light. / Мы полетим на импульсной скорости, не быстрее скорости света.
Я: What the fuck are you talking about? О.о / Чё за херь вы, блин, несёте? о.О
Я столько раз слышала фразу про то, что [наши] сенсоры что-то не засекли, что меня уже автоматически от неё тошнит. Но тут я имею дополнительный вопрос: какие у Земли сенсоры? Что он вообще имеет в виду-то?
И такого там полно в каждой серии.
Что касается физики и принципов организации космических полётов, то образцом для авторов, в лучшем случае, служил первый эпизод четвёртого сезона «Чёрного зеркала», «виртуальная» часть. Что касается фантастических приключений — то тут я, как говорят, ощутила сильные вибрации первых сезонов «Звёздных врат». Я смотрела их год назад, первые сезоны почти невозможно вынести. Всё хорошее, конечно же, начинается намного позже.
Вся фантастика тут плоха. Начиная с халтурного бреда про космические тучки и инопланетную жизнь, созданную по образцам дешёвых книжек 1950-х гг., и заканчивая никакой проработкой мира будущего. Я посмотрела десять эпизодов, я почти ничего не знаю о том, как этот мир выглядит, как он устроен, как работает, чем там занимаются люди и даже какой там хоть примерно год.
А что касается драматической части, то она крайне перекошенная. Хотя бы драма находится в поле компетенции авторов, но они почему-то решили напрочь забить почти на всех членов экипажа. Эти люди выглядят картонными болванчиками, существующими и оживающими постольку, поскольку соприкасаются с жизнью персонажа Кэти Сэкхоф. Вне этого соприкосновения остальной команды как будто не существует, за исключением редких упоминаний каких-то деталей их прошлого — причём выглядит так, будто люди просто случайно об этом проговариваются, а на самом деле им запрещали хоть что-то о себе рассказывать.
В итоге симпатичных персонажей три: врач, второй пилот и искин. Остальные либо раздражающие, либо просто никакие.
Невероятное количество экранного времени уделено однообразным, довольно занудным и быстро приедающимся переживаниям капитанши насчёт её расставания с дочерью и мужем. И всё б ничего, да вот только про остальных людей на корабле нам почти ничего не рассказывают, и кажется поэтому, что то вовсе не люди, что ни о ком они не переживают, никого они не оставили, да и вообще здесь только потому, что должен же кто-то двигатель чинить.
Я не представляю себе целевую аудиторию этого сериала. Авторы, похоже, не представляли её себе тоже.
В итоге комедийный мультсериал «Космический рубеж» — это больше фантастика, чем «Иная жизнь» с её понтами.
«Космический рубеж» (в переводе «Кинопоиска» — «Дальний космос», что уже много говорит об этом переводе: «дальний космос» совершенно вне контекста происходящего в сериале) — детище одного упорного человека, который годами рисовал себе мультфильм, придумывал персонажей и их приключения и в итоге сделал нечто очень хорошее. И это хорошее заметили.
Приключения «капитана Гэри» — заключённого на корабле «Галактика-1» за уничтожение 92-х имперских крейсеров и одной мексиканской закусочной (всё случайно!). Компанию ему составляют одинаковые боты, невыносимый робот-компаньон Кэвин, искин корабля, космический убийца с лицом котика и маленькая зелёная плюшка Лунный кексик, способный уничтожать целые планеты. Рано или поздно приключения Гэри достигнут вселенского масштаба и космического уровня пафоса, и может быть, кто-то спасёт мир (я ещё не досмотрела первый сезон, не знаю, может и не спасут).
«Космический рубеж» был создан с душой и любовью и получился замечательным.
Свобода есть высшая ценность, и нет ценности выше, чем свобода,
Что
Смерть есть право, но не обязанность, и каждый волен выбрать жизнь или смерть, и никто не может лишить другого права на сей выбор,
(Бессмертие для меня и моей кошки!)
Что…
«Коллекция Крапивника» — артефакты её общения с «контуром» в день, проведённый на лунной базе. «Коллекция» хаотична и бессистемна. Может ли она дать представление о последних часах жизни Крапивника, о чём та думала и что пыталась осознать?
Вовсе нет.
Но всё это по какой-то причине оказалось ей интересно.
================
Дополнение к нео-татибам и «Лунному семени». Маленькие кусочки того мира — отрывки, осколки, воззвания.
В четвёртом («запечатанном») номере «Мю Цефея» вышла моя «Перфорация». Единственная часть моего бесконечного текста, которая может существовать сама по себе (пусть немного и не то, чем кажется).
Честно говоря, причин для 18+ в «Перфорации» почти нет… если только не скрывать от детей, что наши самые сильные желания — наша самая большая уязвимость.
Зато там есть умные вещи. (Так, я поняла, что прозвучало странно. «Умные вещи» — это термин. 🙂 )
«Незримые машины, мерно гудя, срывали берег, Бескрайнее море подступало ближе ко Второму городу, дышало за стеной, будто живое, обнимающее мир создание. Маяки островов Ожерелья шарили лучами по лоснящейся тёмно-синей коже волн.
По ту сторону западного мыса, укрытый матовой тьмой солпанелей и плетёным шатром проводов, вечно погружённый в шорох чёрной соли, протыкал небо башнями Третий город.
Первый город, плоский как блин, полный людей с загрубевшими ладонями и усталыми спинами, рожающий хлеб и мясо, тихо спал на юго-западе.
Нигде не было никого, кто мог бы спасти меня. Сколько я не меняла форму слухового хрусталя, не было слышно ни отзвука, ни шёпота, ни даже последнего «прости».
—
Я вычислила её сразу. Караван приближался: дровиши топали ужасно, сотрясая мощными копытами землю, дребезжали платформы, кричали, болтали, кряхтели люди, а мой взгляд метался в поисках того, что заставляло слуховой хрусталь пищать. Тонкая тревожная нота, сигнал приближения сородича.
Вычислила, но увидеть не смогла. Она была в одном из контейнеров, сундуков, баулов, сумок. Где-то там, дремлющая, тихая и пока что одинокая. Но она тоже меня слышала. Я в этом не сомневалась.
Я пряталась в тени мусорного переулка, за баком, источающим все отвратительные запахи разом. Щёлкал анализатор, определяя, из чего состоит вонь, и вновь заставляя меня радоваться, что я не человек. Знаю, чем тут пахнет, но не обязана это чуять. Могу бродить по всем закоулкам, тупикам, проулкам Второго города, ступать по грязи, не сотрясаясь от омерзения…»
«Золотая пуля» — одна из самых необычных книг в нашей фантастике за последние годы.
Что это такое? Психоделический Данс Макабр. По тёмным ландшафтам дистопии, полной восставших из ада чудищ, лавкрафтианского толка культов и нищих сердцем людей, передвигаются толпы потерянных, загубленных, обречённых душ. И трое героев: однорукий, мальчишка и девушка; там, где сойдутся их пути, читатель узнает правду о происходящем.
Или нет.
(Я припасла для себя трактовку «что-же-тут-такое-происходит», но я даже не буду проверять, угадала или нет. В любом случае, несмотря на раскиданные тут и там намёки, совпадения, соответствия и яркие заплаты реальности, авторы оставляют на откуп читателя итоговое суждение: кто был виноват, кто заплатил за свой выбор, а кто смог выбраться.)
Формально это жутчайший постапокалипсис.
Или мистическая притча.
Или хоррор-вестерн.
Или история о прогулке по долине смертной тени. Очень смертной. И очень сумрачной: это и вправду путь через ад.
Я понимаю, что отзыв выходит бессвязным. Но описать, что именно вы прочтёте, довольно сложно.
Вы увидите мутантов, сектантов, мормонов, индейцев, ополченцев, коров, никто из них не будет таким, каким вы привыкли его видеть (даже коровы).
Вы увидите озеро соли. Атомную бомбу. Лекарства для регенерации конечностей. Великую Бойню (и в прямом, и в переносном смыслах). Потери и сожаления. Живых мертвецов. Мрачные чудеса.
Вы последуете за одноруким стрелком, который сам не знает, что им движет, почему он, презрев свой обычный эгоизм, бросается в погоню за чудовищем, пытается стать героем, каким никогда не был.
Вы узнаете это (двудушное) чудовище, когда оно таким ещё не было. И задумаетесь, было ли оно таким когда-то вообще.
И вы услышите, как чистый девичий голосок рассказывает вам притчу «о зле и его всесилии» и «о добре и его бессилии».
Всё вместе это очень мрачная история. Если однажды в темноте повествования мелькает проблеск, то уже через минуту, час, день он тонет навсегда. Авторский же стиль выделывает головокружительные языковые кульбиты, подчёркивая, насколько нереально всё это; нереально не потому, что не происходит, а потому что невозможно поверить, что люди могут поступать так друг с другом. Невозможно, даже когда оно происходит прямо сейчас и с тобой. И разум ищет обходные пути, описывая происходящее, но не называя.
=============
В современной российской фантастике выходит не так много (очень мало) книг, которые не похожи ни на что, кроме себя самих. Ну, вот эта — одна из таких, непохожих.
=============
=============
Часть отзыва ниже я писала лично Юре Некрасову, но он настаивает, что «это должно выйти наружу». Мне кажется, в этом куске текста больше моего писательского, нежели читательского впечатления (чисто читательское — оно выше). А ещё там есть спойлеры и много.
Я думаю, искусство всё время меняется. Мне дадут премию за эту новую мысль? Надеюсь, что да.
В не последнюю очередь это заметно в том, как формы сменяют формы на пьедестале успеха. Прежние формы, конечно, никуда не деваются, как люди рисовали на стенах, так и продолжают это делать. Но с пьедестала сходят и уступают место чему-то новому. Иногда, правда, меняются, выходят на новый этап и снова занимают место повыше. Как рисование на стенах.
Новое, кажется, всегда поначалу воспринимается как фигня. Очередная модная приблуда. Чем бы дитя не тешилось. И т.д.
А в это время новая форма искусства медленно и неуклонно теснит старое. Старое даже не замечает, что его потихоньку пожирают с хвоста. Ведь голова над хвостом вознеслась уже очень высоко.
Например, кино в наше время вошло в штопор. Оно вырождается, и тому две причины: а) индустрия стала большой и неповоротливой и вступила в эпоху главенствования решательной машины; б) талантливые люди, которые эн лет назад могли бы реализоваться только в кино, теперь идут ещё куда-то. В смежные области (сериалы) или ещё дальше (игры или что-то совсем экзотическое и синтетическое).
Игры же стали новым искусством, когда родили новую реальность, ознаменовав стремительный закат галактики Гутенберга.
Как и всякая передовая форма они заставили меняться и остальные формы. И снова например: не так давно кино изменило вид наиболее типичного нарратора в литературе. Если раньше то был всевидящий автор, способный залезать в душу каждому из персонажей в сцене, в романе и редко на ком-то фиксирующийся надолго; то теперь намного чаще вводится фокальный персонаж (ФП), за котором автор следует. Он по-прежнему знает всё, что происходит в душе ФП, но все остальные действующие лица и все персонажи описываются и оцениваются уже с точки зрения ФП. Таких персонажей может быть несколько в романе, но в каждой сцене — только один. Это кинематографический способ изложения. Нарратор становится камерой, глаза ФП становятся прожекторами, высвечивающими детали мира вокруг.
Игры устроены не так. Игры — и это их первая и самая главная особенность — интерактивны. Мир, откликающийся на действие, вот что такое игра. Сама её суть — поощрять действия игрока своими реакциями, призывать к действию, требовать его. Игры стали уже достаточно сложны, чтобы имитировать далеко идущие последствия. Решения имеют силу. Одной строчкой диалога, одним выбором, одним действием можно изменить лицо нарисованного мира.
И нарисованность этому миру уже ничуть не мешает. Наше восприятие и наше воображение уже достаточно развиты, чтобы миры становились для нас настоящими. Происходящее — игра, но наши чувства и наши решения — настоящие.
Ладно, я опять ушла в сторону (потому что говорю о том, что люблю). Игра — это взаимодействие игрока с миром посредством персонажа, своей аватары. И хотя игры, как и любое искусство, рассказывают истории — историю одного персонажа или нескольких, они делают это через взаимодействие с миром. И через это же взаимодействие рассказывают и историю мира тоже. Вот, чего мы хотим от игры: исследование мира, который для нас создали.
И вот какой новый формат породили игры в других формах искусства: формат описывающего взаимодействия. Когда история персонажа — инструмент для развёртывания истории другого мира, другой вселенной (среза мультивёрсума), другой земли и просто «пузыря», маленького кусочка.
Гришины статьи о нео-татибах перекочевали из ЖЖ на сайт, названный в их честь, — http://neo-tatiba.ru.
Это сеттинг (ретро)будущего, и такое бывает, да, о мире, где Что-то Случилось, время замедлилось, цивилизация слегка развалилась на части, однако встала с колен. Нео-татибы описывают эпоху равновесия между… четырьмя способами жить, назовём это так.
Как и всякое противостояние, это заканчивается выходом на новый виток. Вот о начале конца эпохи нео-татиб, когда все карты были выложены, шаги сделаны и истории осталось только повернуть своё колесо, и рассказывает «Лунное семя».
О выборе будущего.
В моём представлении ответ там есть только один.
И да, это тот «длинный рассказ», который был опубликован в альманахе «Мю Цефея».
Годы назад (ох) на свет родились четыре сеттинга, созданные бросками Кубика. 
