Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §3:

«…Много лет назад, придумывая космогонию Вселенной наблюдателей, я определила способ существование мира как вечное решение дихотомии. На разных уровнях эта дихотомия принимала разный характер. Она происходила из чего-то единого в верхнем уровне, но расщеплялась на следующем, создавая причину для существования этого следующего уровня. Есть уровень, на котором нет разницы между пространством и временем, или тот, на котором материя и энергия едины.

Наш, человеческий мир порождает вопрос о личном и массовом, но здесь они ещё едины. Мы чувствуем этот разрыв — но для нас он скорее потенциален; люди создаются обществом так же, как создают его. Уровень, который создадим мы, будет решать это противоречие, и там массовое и личное будет очевидно различны так же, как для нас — материя и энергия. Зная, что по сути это одно и то же, и даже умея превращаться одно в другое, мы тем не менее видим, насколько огромна разница между ними.

Мы не можем представить себе, какой разрыв ляжет между массовым и личным, но он имеет обратную связь, он влияет и на нас — немного, и всё же мы чувствуем это влияние. Мы рефлексируем его и его значение.

И чем больше мы делаем это, тем ярче, больше и живее мир, производный от нашего, где бы он ни находился.

«Заражение» массовым схоже с проникновением в организм бактерий-симбиотов: оно неизбежно, но, кроме того, только после этого инвазивного акта человеческий ребёнок начинает соответствовать — биологически — виду homo sapiens sapiens. Симбиоз с огромным числом различных микроорганизмов делает человека человеком в биологическом смысле. Каждый из нас — вселенная, в которой проживут жизни миллионы поколений бактерий…»

(читать дальше)

• Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
  Глава «Разум. Невиртуальность», §2, окончание:

«…Мысленный эксперимент — это основной принцип игры, где все мы принимаем начальные условия и выбранную роль и моделируем реальность, исходя из этого. Удивительным при этом кажется то, насколько созданная нам социальная реальность схожа с мысленным экспериментом: мы точно так же можем принимать в ней выданные нам (социальные) роли и исходим из обстоятельств, которые другие задают нам извне. При некой степени допущения и толики воображения мы могли назвать социальную реальность — вторую природу, нашим общим мысленным экспериментом, где основной для моделирования, условиями «если бы» являются некие правила игры — правила поведения, которые мы сами же и выдумали за долгие, очень долгие века групповой динамики.

Собственно, эти правила работают, а реальность существует, — и здесь я в которой раз повторюсь — потому что мы разделяем их. Но это верно не только для огромных человеческих групп. Малая группа точно также создаёт и разделяет на какое-то время некую реальность, смоделированную с определённой целью…

…Если вы читаете этот текст, крайне велик шанс, что вы как минимум бывали на подобных занятиях. Тогда вы не понаслышке знакомы с этим ощущением: появление общего информационного поля малой группы, силовых линий, рождающихся во взаимодействии людей друг с другом, с окружающим пространством и собственным подсознанием. Это поле появляется не сразу, но чем более настроены друг на друга люди, чем более они опытны в такой групповой работе, чем более стремятся к этому и т.д. — тем быстрее оно возникает и тем лучше проходит взаимодействие внутри этого поля. В самых лучших вариантах, оно остаётся и работает даже после того, как группа расходится, и продолжает влиять на участников ещё какое-то время.

Представьте теперь, что общее поле не исчезает вообще. Любой участник может в любой момент времени вернуться в него, взаимодействовать с ним, менять его и даже общаться в нём с другими участниками (или их «мемослепками»). Это и будет невиртуальностью…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §2, начало:

«…Современные истории сделали виртуальное реальным (невиртуальным) уже сейчас, в настоящем, хотя на самом деле это должно произойти в будущем: истории заставили людей поверить в то, что это принципиально возможно. И теперь то, что ещё не случилось (включая детали, которые не случатся никогда), то, что находится в будущем, влияет на наше настоящее. Потому что мы знаем, что оно возможно, а значит должны учитывать его при принятии текущих решений…

…Взаимодействуя с фотографией, сознание человека способно создать, удерживать и разделять с другими некую виртуальную реальность. Причём для группового эффекта даже не обязательно наличие группы тесно связанных между собой людей, одновременной групповой динамики; порой вполне достаточно, чтобы меметический образ уже существовал, пребывал в информационной поле общества.

В 1977-1980 Синди Шерман (Cindy Sherman) сделала серию фотографий в стиле «film stills» — кадров со съёмочных площадок, причём площадок фильмов 50-х годов. Она представляла различные типажи женщин, принятые в кино; парадокс этих фотографий в том, что Синди Шерман не пыталась добиться полной иллюзии старых фотографий. Она выдумала фильмы, актрис и сценарии, и представляла их в несколько нарочитой и в то же время неконкретной манере. Не было точной проработанных деталей — лишь несколько ярких, чуть утрированных акцентов, и была некоторая небрежность, вплоть до того, что в кадр попадали шнуры от студийного освещения и фототехники — Шерман не позволяла забывать, что является и фотографом, и моделью на фотографиях. Однако, несмотря на всё это, люди «узнавали» образы, а некоторые даже утверждали, что узнают и сцены из фильмов, хотя фильмы существовали только в воображении фотографа.

Это было создание некой виртуальной реальности, родившейся благодаря моменту узнавания — узнавания времени 50-х, которое многие зрители не могли помнить в силу возраста, как не могла — по крайней мере, отчётливо — помнить то время и фотограф. Были задействованы некие групповые образы, существующие в коллективном подсознании, и, используя эти образы, люди включались в виртуальную реальность, базирующуюся на «не совсем настоящих» фотографиях…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §1, окончание:

«…Новая история длится вечно, на самом деле. Может, нам стоит перестать давать имена историческим периодам, и тогда мы уже никогда не будет спотыкаться о разлагающиеся трупы отживших концепций.

Нет, будем конечно, мы же всегда это делали. И каждый раз, пробравшись с таким трудом через руины, мы отмечали тогда — и только тогда, что мир поменялся, и придумывали новое название для ещё одного ушедшего исторического периода.

Наблюдай мы внимательнее за настоящим, а не прошлым или будущим, легче бы проходили эти руины, а не совершали бы каждый раз переход через льды Хелькараксэ. Но так уж сложилось, что последние многие-многие века нашими умами поочерёдно правили две тенденции — преклонение перед прошлым и преклонение перед будущим. Сейчас мы снова стали замечать настоящее, и это будет ещё одной переменой в Новой истории — последнем историческом периоде разделённого человечества. Поздневековье пройдёт, и мы начнём новый отсчёт…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §1, продолжение:

«…Революция зрения, давшая толчок прогрессу, приведшая к тому варианту дикого мира будущего, который мы имеем сейчас, — к нашему настоящему, должна потухнуть. Как и любое пламя, разгоревшись ярко, она пожрала саму себя и обанкротилась исторически. Ресурс визуальности исчерпан, и отныне пространство наполняется не только светом, но и тенями; ориентироваться в этом сумраке нужно, опираясь на иные органы чувств, доверяя больше телу, чем разуму. Одновременно это означает возвращение единства, утерянного не так давно — в исторической перспективе, когда затеянный много сот миллионов лет назад симбиоз отдельных клеток ради создания единого организма вновь обретает свой истинный смысл. Здесь становится важен голос каждого.

Услышать эти миллионы голосов — значит услышать самого себя, впервые столкнуться с собой, не как с «другим», но как с «я». Это возвращение истины…

[…]

…Можно разбиваться смартфоны детей об стену, можно приветствовать новое время, можно пытаться коммерциализировать новый уровень связности общества, можно демонстративно избегать социальных сетей и хвастаться этим; можно ненавидеть новую эпоху, можно мечтать о ней, можно использовать её или оставаться равнодушной, нельзя сделать только одну вещь: отменить её наступление. Ведь если вы её заметили, значит, она уже здесь, а вы, как обычно, всё пропустили…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Разум. Невиртуальность», §1, начало:

«…Невиртуальность стала принципиально возможна в тот момент, когда мы научились создавать общее психическое пространство, а значит ещё в доисторические времена, когда собираясь вокруг костра, тотема, знака, мы воспроизводили образ или миф, взывали к стихиям, духам животных, богам. В любой момент времени, когда группа людей начинала одновременно во что-то играть, т.е. начинала свою игру воображения, рождалась невиртуальность. Так, мало-помалу тренируя «мышцу воображения», люди учились создавать отдельную, новую реальность и жить в ней вместе.

Невиртуальность в одно лицо невозможна. Если вы не заразили вашей игрой кого-то, то это даже не считается за попытку. Тренируйтесь ещё.

C тех пор много воды утекло, но мы продолжаем играть в эту игру и влипаем в неё всё плотнее и надёжнее: с круга подле огня мы перешли к культурному пространству. В нём люди разделяют одни и те же мемы, паттерны, архетипы — одни и те же правила игры…

[…]

…Нас никогда не учили думать об истории именно так, но тем не менее именно слово «забота» составляет её большую часть.

Именно это слово — ключ к тому будущему, которое мы себе выбрали.

Не знаю, почему мы учим себя, что неспособны договориться, что жестоки по своей природе, что ссоры, драки и войны неизбежны в нашей истории.

Нас окружает мир общих вещей, единых знаменателей, к которым мы, совершенно разные, пришли даже не в ходе долгих дискуссий, а сами собой, потому что наша способность к общению уникальна. Мы воспринимаем культуру общего, мы рождаемся в ней и транслируем её постоянно, мы обучаемся ей каждую секунду в течение всей жизни…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §3:

«…Я говорю не о телепатии или пирокинезе, но о том, что наши способности в обращении с информацией возросли многократно; мы поглощаем, обрабатываем и выдаём за год столько информации, сколько нашим предкам не доставалось за всю жизнь. Да, это приводит к стрессу и некоторым другим последствиям, но далеко не у всех: кто-то приспособился раньше, кому-то это только предстоит, кто-то уже проиграла эволюционную гонку. Мы действительно способны работать с общим информационным полем, с невиртуальностью; нырять в неё, доставать то, что нам нужно, и возвращаться целыми и невредимыми. Мы можем общаться с ней, как с живым существом. Мы можем войти внутрь себя, а выйти в сознании другого человека — сидящего рядом или умершего тысячи лет назад. Мы возвращаемся к принципу Единственной жизни. Именно это я называю невиртуальностью, и она — реальна.

В первую очередь, как и раньше, она реальна в наших внутренних переживаниях, но теперь мы можем сознательно использовать групповую динамику, чтобы создать предпосылки для возникновения таких переживаний, чтобы исследовать их и принцип их разделения между другими членами группы. Чтобы, в конечном итоге, создать коллективное поле невиртуальности на оговорённый промежуток времени и с определёнными целями…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, окончание:

«…Взять, например, идею всемирного заговора, которая воспроизводится на протяжении веков на разные лады. Все теории заговора являются лишь вариацией на тему самой древней и устойчивой идеи (именно поэтому сторонник теории заговора достигает вершины просветления лишь в тот момент, когда понимает, что существует только один заговор и рептилоиды и аннуаки — это одно и то же). Она, в свою очередь, входит в более древний мемокомплекс божественного вмешательства, утверждающий, что боги управляют человеческими судьбами, а люди — лишь марионетки в руках богов. Мемокомплекс божественного вмешательства, видимо, восходит к понятию судьбы как таковой. В судьбу и предназначение, которое невозможно изменить никакими силами люди должны были верить ещё во времена племенного уклада жизни. А идея невозможности изменить свою судьбу в высшем смысле слова стала наследницей важного правила тогдашнего общественного устройства: каждый должен выполнять свои обязанности, и при этом племени виднее, кто на что годится. Человек не мог оспаривать волю племени под угрозой изгнания или смерти. Подчинение всех общественному благу было жизненно необходимо для выживания племени. Идея мутировала и разветвлялась десятки тысяч лет, и сейчас мы имеем дело не только с первичной идей, но с огромным количеством её вариаций, причём имеем дело одновременно, не подозревая, что подсознательно, должно быть, всегда понимаем, что все эти вариации связаны друг с другом…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, продолжение:

«…Историю цивилизации при желании можно представить как борьбу мемов. Вообще говоря, историю цивилизации можно представлять как угодно, именно поэтому существует столько теорий того, как, почему, за счёт каких сил и в какую сторону меняются человеческие сообщества. Все эти теории сходятся, по большому счёту, только в том, что в какой-то момент количество переходит в новое качество, но количество чего и в какое качество — на это все дают разные ответы. И, конечно же, все теории и правильны, и неправильны, одновременно: каждая описывает лишь часть сложной системы, которую мы создаём, просто существуя, проживая свои жизни, но ни одна не описывает систему целиком. И как только теория начинает претендовать на всеохватность и единственно правильное объяснение, она становится ложной. Тем не менее и по сию пору находятся люди, погружённые в поиски «схемы, которая всё объясняет», хуже того: находятся люди, уверенные, что они нашли такую схему…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, продолжение:

«…То, чем раньше были архетипы, служило нашим предкам способом восприятия мира, позволяло регулировать и выстраивать общественные отношения, определять реакцию человека на события и являлось основой для неписаных правил, охватывающих весь возможный — и не очень разнообразный в те времена — опыт социальной и эмоциональной жизни человека. Точно так же, например, правила отношений и реакций определяются мемами религиозных мемокомплексов, мемами деловой этики или мемами круговой поруки преступной группировки. Просто в то время разнообразия групп и сообществ не существовало, было только то, что мы теперь называем родоплеменным строем, и для его поддержания людям был необходим всего один, зато всеохватывающий мемокомплекс…

…Я могу представлять его примерно так: «Теперь я снова стою на его пороге, рассматривая сумеречный, аквамариновый зал. И стены, и потолок, и пол здесь живого темно-зелёного и одновременно прозрачного цвета, наполненного бликами. И всё пространство пронизано их движением. Изредка в зелени скользят смутные тени, мало напоминающие что-либо знакомое. Окон не видно, но я знаю откуда-то, что они есть и что за ними глубокая звёздная тьма.
Движение бликов и теней завораживает меня, и я шагаю в зал, выхожу в самый его центр. И здесь меня поднимает в воздух некая сила, и, будто повиснув на невидимых нитях, я тихо покачиваюсь, испытывая удивительное блаженство от тишины этого места, тишины во всём, тишины вообще. «Море» как будто объединяет всё, что существовало когда-либо на Земле или ещё родится на ней.» Представлять море как бесконечную бирюзовую толщу вод, пронизанную лучами света, где нет ничего, кроме тишины и покоя — до времени, когда не придётся её снова покинуть. Но это лишь мои образы, отражающие мои личные отношения с архетипом «море-смерть», они не являются и не могут быть универсальными, хотя, разумеется, существует ненулевое число людей, чьи представления будут сходны с моими…»

(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §2, начало:

«…Жизнь мема-одиночки незавидна и почти всегда скоротечна. Очень давно прошли те времена, когда одинокий мем мог стать чем-то бо́льшим, нарастив жирок и заматерев, и с веками породить свой собственный обширный мемокомплекс. Все вакантные места в нашей голове заняты, и мемокомплексы размножаются, так сказать, почкованием: новый мемокомплекс может только выйти из-под крыла старшего брата, отделиться от другого, более старого и устойчивого комплекса и уйти в свободное плавание. Выживают те мемы, которые так или иначе устанавливают связи с уже существующими мемами и комплексами мемов. Одинокий мем может даже какое-то время быть крайне популярным, но потом неизбежно канет в Лету, как только мода на него закончится…

…Наверное, нужно сказать, что несмотря на явное для нас превосходство одних мемов над другими, у самих мемов нет иерархии, прежде всего потому, что неживые объекты не могут устанавливать между собой иерархические отношения. Но если бы мне пришлось придумать для описания этого красивую фразу, она звучала бы так: есть идея иерархии, но нет иерархии у идей, ибо мемы — дети энтропии.

Для мемов выживание означает привлечение внимания: чем больше внимания привлечёт мем, чем больше сможет создать своих копий в индивидуальных человеческих сознаниях, чем сильнее он упрочит своё положение. Прицепившись к уже крепко стоящему на ногах мему или небольшому комплексу мемов, внедряясь всё глубже в существующие мемокомплексы, он становится сильнее…»
(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §1, окончание:

«…Но, безусловно, не зря эти, на первый взгляд, разные феномены имеют одно общее свойство: все они представляют собой формы самоорганизации информации, стремящиеся распространяться, невзирая на последствия. Строго говоря, стратегия вируса саморазрушительна, поскольку в процессе размножения он разрушает своего хозяина; и в конце концов, победа вирусов будет означать их поражение, ведь возможности размножаться больше не останется. И где-то здесь кроется, возможно, ответ на тот самый вопрос: можно ли считать вирусы формой жизни? Исходя из их стратегии (и не только из этого, но и отсутствия у них обмена веществ, энергетического обмена, способности к синтезу белка и проч.; но сейчас для меня интересна именно их стратегия), скорей всего — нет. В каком-то смысле они больше напоминают фантастические концепции о «некроцивилизациях» — о самоорганизации мёртвых (не живых) элементов. Вирусы живы ровно настолько, насколько жива сама информация, и я больше склонна считать их весьма активной и организованной частью неживой природы. Они создают внешние условия, в которых формы жизни функционируют, а главное — выживают. Причём чем дальше от нашей первой природы, тем больше мы способны контролировать создание и распространение вирусов.

Нужно ли мне снова напоминать о том, что этот текст не является научным исследованием? И что его главная цель — разбудить некие образы в вашем воображении?

Почему я говорю именно о стратегии вирусов? Заражение носителя, репликация внутри его клеток / программного кода / индивидуальной или коллективной психики и дальнейшее распространение по определённым каналам — это способ распространения информации. Другого она не знает. Чем бы ни были вирусы, как бы они ни видоизменялись, все они — лишь инструмент, с помощью которого информация распространяется…»
(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §1, продолжение:

«Избавиться от самых старых, «формообразующих» мемов — это всё равно, что избавиться от генов.

Человек никогда не оставит мыслей о евгенике. «Подчистка генов» — стойкая идея, плавающая в бульоне научной фантастики. При этом, даже оставив за скобками этичность или неэтичность этого действия и возможные, совершенно непредвиденные последствия, признаем такой факт: не так-то просто избавиться от одного гена (или группы генов) и добиться таким образом, например, стопроцентного зрения. Как и любая система, генный композит, составляющий неповторимость конкретного существа, значительно превышает сумму его частей. Насколько возможно просчитать все эти многочисленные связи, которые существуют внутри него? Насколько возможна эта «чистка» вообще? Не придётся ли избавиться от всего генотипа и построить его заново? А удастся ли просчитать этот новый и сделать его лучше? Будет ли он работать?

Признаться, не будучи ни генетиком, ни хотя бы биологом, я не чувствую себя совершенно уверенной, рассуждая на тему «чистки генов». Возможно, мои представления просто наивны, или пока я пишу это, учёные уже перешли от выращивания светящихся мышей к созданию сверхчеловека. Но я могу рассуждать о «чистке мемов». Наше сознание, являющееся частью культурной общности, в которой каждой из нас существует, настолько сложно, мемы, составляющее его, залегают порой настолько глубинными пластами и так значительно переплетены друг с другом, что невозможно в самом деле избавиться от ненужных вам мемов. Невозможно даже абсолютно точно определить, какие из мемов, имеющихся в вашем распоряжении, вам не нужны. Несмотря на развивающуюся сейчас концепцию осознанности, вы должны понимать, что есть вещи, о которых вы в лучшем случае можете догадываться, а есть те, осознать которых вы не в силах…»
(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Мемы и архетипы», §1, начало:

«Понятие «мем» было введено Ричардом Докинзом в его книге «Эгоистичный ген». Сама книга посвящена описанию и доказательствам теории о том, что единицей осуществления естественного отбора является не вид или особь, а ген. Именно гены, стремясь бесконечно распространяться, борются друг с другом и внешней средой за выживание.

Здесь же Докинз озвучил теорию, что подобным образом ведут себя и мемы — устойчивые комплексные единицы информации, точно так же распространяющиеся и борющиеся за выживание, но их средой является человеческое сознание и то общее информационное пространство, которое создаётся через взаимодействие людей друг с другом. Мем о мемах оказался весьма успешным с точки зрения выживаемости и сумел заразить достаточное количество людей. Теория обрела своих приверженцев и стала родоначальницей меметики — дисциплины, исследующей мемы и их поведение.

Тем не менее, спустя достаточное количество лет и завоёванных умов, меметика так и не определилась с некоторыми вещами. Например с тем, что именно является мемом. Как уже было сказано, это устойчивая единица информации, но какая именно? Насколько мелким должно быть дробление? И напротив, в какой момент мы имеем дело уже не с единичным мемом, а с комплексом мемов? Здесь мнения расходятся, но для нашей темы это не столь важно.

Мы будем говорить о мемах не как о существах, обладающих волей (даже если это просто воля к жизни), а как о том, чем они являются на самом деле. О единицах, с помощью которых человеческое сознание выстраивается и структурируется, сначала испытывая влияние окружающих людей, в первую очередь родителей, сверстников и авторитетов, а позже — в идеале — под воздействием собственной воли (желаний) человека…»
(читать дальше)

Цикл статей о невиртуальности, телесности и наблюдателях.
Глава «Восприятие и формы передачи информации (или История коммуникаций между миром и человеком)», окончание:

«Именно кино стало тем, что впервые по-настоящему воссоздало в глазах человека мир и заставило его меняться — сотни тысяч раз меняться, плавиться под волей воображения — сначала авторов, потом зрителей. Теперь придуманным миром можно было поделиться так, как никогда ранее. Передать его практически полностью, оставив незатронутым только осязание (даже кинестестика частично задействована в настоящее время — через систему объёмного звука, когда колебания воздуха не только создают стереозвук, но и воздействуют на тело, ещё более усиливая эффект присутствия).

Кино стало волшебством, доступным всем — всем, я имею в виду, людям, выросшим в цивилизованных обществах, потому как члены традиционных обществ имеют иную логику восприятия — у них не было революции зрения, и все их чувства по-прежнему не разделены (см., например, об этом в первых главах «Галактики Гутенберга» Маршалла Маклюэна)…

…Весь мир стал виртуальным, и как никогда прозрачна природа всего того, что десятки тысячелетий мыслилось производным от окружающего, материального мира. Как никогда очевидно, что, напротив, мир, в котором мы живём, производен от нас самих и держится только нашей верой. Любые сотрясающие его кризисы — лишь колебания веры в виртуальные вещи.

И до нового качества, до завершения диалектического скачка, остался буквально один шаг…

…Человек возвращается к тому, с чего начал когда-то: разделив каналы обратной связи и переосмыслив их, научившись выводить часть информации в примечания и ставить галочки на полях [подсознания], он готовится к новому синтезу, к тому, чтобы собрать всю пятёрку вместе, так сказать, «сжать кулак». Разделение позволило создать из каналов подобие «раскрытой ладони», и одно это уже расширяет спектр возможных манипуляций с предметами настолько, что порождает совершенно новое качество. Нашей новой «ладонью ощущений» мы можем перестраивать мир под свой вкус по-настоящему. Возможно, пока это ещё — пирамидки из детских кубиков или модели из конструктора, но все великие архитекторы и инженеры начинали так. Наш новый контур — всего лишь второй шаг в великом пути, начало нового круга, но в тот день, когда мы закончим синтез, и все рельсы сойдутся в одну, и мы откроем заново, что кинестетика — предтеча всех ощущений; что, как кости, и сухожилия, и мышцы, и нервы, и сосуды складываются в систему, что позволяет двигать пальцами, так и кинестика создаёт базу для «ладони ощущений»; в тот день мы возведём, наконец-то, Вавилонскую башню. Творение станет жить отдельно от творца.

Это будет мир невиртуальности…»
(читать дальше)