«Цивилизация — это река с берегами,» — писал Вилл Дюрант [Will Durant]… — «Река иногда полна крови от убийств, воровства, криков и прочих действий, которые обычно записывают историки; в то время как на берегах реки, незаметно люди строят дома, занимаются любовью, растят детей, поют песни, сочиняют стихи и даже вырезают фигурки. История цивилизации — это история берегов. Историки — пессимисты, потому что игнорируют берега ради реки».

Отсюда (и оттуда) история действительно представляется чередой войн и убийств?
Или на самом деле запоминаются только самые заметные события, выделяющиеся на фоне, а значит, настоящая история – это череда чего-то совершенно другого? Того, на фоне чего так заметны войны и убийства?
Моя спорная и, видимо, женская позиция заключается в том, что история – это не то, о чём нас вынуждают думать. Я не имею в виду подтасовку фактов (история и факты? это вообще странное сочетание) или «официальную», «неофициальные», «альтернативные» и «совсем альтернативные» трактовки определённых событий, я имею в виду отношение к истории, которое в нас воспитывают.
То есть, конечно, мы, люди, общество, человечество (биомасса?) воспитываем себя сами; и всё же всегда есть люди, чей голос более слышим, те, кого цитируют, на кого ссылаются, кого считают авторитетом. И большая часть из этих людей повторяет, что история человечества кровава и ужасна, полна насилия, и нет ни одного года в ней без войны.
Последнее, правда, говорят чаще про двадцатый век, но звучит это всегда так, будто речь идёт обо всём нашем долгом пути к разуму и процветанию.
И не скажешь, что в истории не было ни войн, ни крови, ни лжи, ни предательств, не говоря уж о несправедливости. Но считать, что именно эти вещи – власть, страх, насилие и ложь – составляет её суть, её основу – это не видеть леса за деревьями.
Мы приходим на свет жалкими, беспомощными, дрожащими кусочками плоти, в которых только-только зародилась искра сознания. Мы уже умеем, конечно, кое-что, начали познавать мир ещё в утробе, тренировали главные рефлексы – сосательный, глотательный, даже дыхательный, хотя его – скорее в теории, мы уже испытываем страх и даже можем «защищаться»: младенец при быстром приближении чего-то большого пытается заслониться ручками. Первая, главная защитная реакция, которая останется навсегда, — закрыться руками, защитить самое важное – глаза, лицо. И да, мы уже видим сны.
Но, будем уж откровенны друг с другом, это всё, в общем-то, ничто с точки зрения выживания в мире. Прежде, чем человеческий детёныш сможет хотя бы убежать от не слишком страшной опасности, пройдёт четыре года. Столько требовалось много-много тысяч лет назад хомо эректусу, чтобы подрасти и покинуть мать с отцом. Именно поэтому гормоны влюблённости действуют пресловутые четыре года, старый-старый инструмент, сейчас не то, чтобы потерявший актуальность, но уже недостаточный.
Недостаточный для чего? Для того, что составляет истинную суть человекоистории.
Вся история человеческого рода – это история заботы друг о друге.
Нас никогда не учили думать об истории именно так, но тем не менее именно это слово составляет её большую часть.
Именно это слово – ключ к тому будущему, которое мы себе выбрали.
Не знаю, почему мы учим себя, что неспособны договориться, что жестоки по своей природе, что ссоры, драки и войны неизбежны в нашей истории.
читать дальше «Об истории» →

«Высокая и национальная культура создаются не этносом или народом, а образованной частью общества — писателями, художниками, философами, учеными. Как правило, высокая культура носит поначалу экспериментальный, или авангардный, характер. Впервые применяются те художественные приемы, которые будут восприняты и правильно поняты широкими слоями непрофессионалов многие годы спустя. Специалисты называют иногда срок 50 лет. С таким опозданием образцы высшей художественной культуры опережают свое время».

(источник)

Я думаю, что скажу пару слов о т.н. «массовой культуре». А сначала хочется привязаться к пресловутым 50-ти годам опережения.
Пятьдесят-не пятьдесят, но есть, есть такая вещь, как непонимания сейчас и полное принятие потом. Вот только где источник этого «опережения»? Ответ про талант не принимается, потому что нужно тогда определять понятие таланта. А это одна из тех вещей, про которые что не скажи, всё равно получится неполно или неточно. Недостаточно.

Человеческий мозг – волшебный инструмент иллюзий. Наше левое полушарие, занимающееся логикой, знаковыми системами, классификациями и обобщениями, тяготеет к стереотипам, стандартам и условностям. Для того чтобы человек не обратился в робота, ему дано ещё и правое полушарие, принимающее вещи такими, какими оно есть, занимающееся градациями и конкретикой, узнающее лица, понимающее ощущения целиком и полностью, зона хаоса. Без участия правого полушария человек существует по программе биоробота и неспособен к творческой деятельности. Без левого полушария он, тем не менее, превращается, допустим, в шизофреника. А самое интересное следствие стремления левого полушария к обязательному отнесению наблюдаемого к какой-либо категории, — это искусство. Всё искусство основано на использовании условностей. Невозможно полностью имитировать текстуру шерсти в скульптуре или живописи, точно передать цвет травы – даже если преследовать цель получения максимальной реалистичности. Но благодаря левому полушарию такие вещи и не требуются. Мы принимаем условности, принимаем знаки и обозначения как предметы, объекты и явления, которые связываем с ними. Именно благодаря тому, что нарисовав круг, мы можем считать его солнцем, существует искусство, как таковое. Это волшебное свойство обманываться также лежит в основе воображения, как и любовь правого полушария к хаосу и непосредственности.
Тогда что такое талант? Умение создавать самые волшебные – и самые достоверные иллюзии. Использовать символы, которые могут быть понятны всем.
читать дальше «Массовая культура» →