Материалы сайта предназначены для лиц старше 18 лет
...Я очнулся. Это была первая ночь в долине, это был первый странный сон из тех, что я увидел здесь. До утра я не смыкал глаз, но как будто продолжал видеть сны: темнота обретала очертания, и я снова ощущал пространство неба, вкус исчезающей воды и сырость поднявшегося с гор тумана...
Вот так начиналась некая книга*, которая мыслилась как краткая выжимка из мифов одного мира («Умирающего мира»), так сказать, учебник по космогонии:
«Во всём многообразии времён и пространств, Единый и Единственная делают шаг. Они начинают игру, выбирая место и время. Их любопытство порождает ещё одну упорядоченную структуру, и на структуру падают тени их глаз. Отражения, которые люди называют Отец и Мать, Богиня и Бог – те, кто несёт в себе Всё Сущее и Всё Несуществующее.
Но Боги остаются за оболочкой мира, даже будучи тенями, они слишком велики для границ мироздания. Внутри оболочки люди зовут их другими именами – именами того, что даёт им жизнь: Солнце, Земля и Вода».
Иными словами, у нас есть планетарная система: звезда и планета, в данном случае, одна, та, на которой появляется жизнь. Солнечный свет, водная среда и земля – три составляющие жизни и смерти.
«Мы зовём их Жива, Макш и Маара – родители всего, что есть внутри оболочки мира».
На основе этого учебника мы и посмотрим Пантеон мира, который покинули его боги.
* «Комната оказалась библиотекой. Я видел и более обширные книгохранилища, содержащие к тому же совсем другие книги – толстые рукописные фолианты и инкабулы, книги, которые сами по себе были не менее драгоценны, чем информация, которую они прятали, и книги, подобные украшениям, и простые, потрёпанные, но невероятно ценные; здесь же было всё по-другому. Каменные книжные полки, покрывающие периметр комнаты, по высоте не превышали человеческого роста; они были заполнены книгами, ни одна из которых не была толще двух пальцев, - томами, прошитыми суровыми нитками, с простыми деревянными обложками, запирающимися с помощью грубых железных крючков.
Но я-гонец увидел немедленно, что же скрывается под такой простотой, а меня-воина замутило от ощущения чуждости силы, не принадлежащей ни свету, ни мраку, но ночное тьме, и даже я-погонщик почувствовал своё смутное родство со всем этим, наследованное созданиями Перу через их божество».
«Двое суток мне предстояло смотреть в потолок или же, в лучшем случае, разглядывать звёзды, что было хоть немного веселее. На второй день Ягу смилостивился надо мной и передал мне через Зину книгу из «библиотеки всех богов»; он решил, что мне стоит начать с самого начала: это была история богов нашего мира. Признаюсь, многое я читал впервые. Я мало помнил о богах, как и всякий в наше время».
Если Энджер читает такие книги, то и нам не западло.
Жива-Солнце – классический Бог-Отец и классический Бог-Творец, вобравший в себя все «типичные» функции таких божеств. В то же время он не появляется в мире, который создал, в отличие от Богини. В этом он, может быть, напоминает о поздних представлениях о Роде – родоначальнике всего мира, застывшем на верхушке мирового дерева.
Разумеется, то, что Жива «не появляется на людях», не означает, что он не участвует в том, что происходит с созданным миром. В общем-то, весь мир и существует, пока Жива думает о нём; законы мироздания, прошлое, настоящее и будущее, разница между «бытиём» и «небытиём», само понятие жизни и т.п., существование этого – единственно заслуга Живы. Он создатель этого и он хозяин мира. В этом смысле он всемогущ: как он подумает, так и будет. Надо полагать, у него и так есть, чем заняться, кроме визитов в мир людей; хотя, об этом речь пойдёт дальше, в некотором смысле он появлялся перед людьми, точнее – «в некоторой форме».
Он строитель, он архитектор, он демиург; он сущее; всё нематериальное – на его плечах; он автор проекта и исходников.
Как ни парадоксально, при всём том, по причине отстранённости от созданного мира или, правильнее, отдалённости от него, Жива оказался самым «непопулярным» из всего Пантеона: его культ никогда не был по-настоящему распространён (или же этот культ когда-то был, напротив, всеобъемлющим, но в такой древности, что памяти об этом практически не сохранилось).
Так, в У.М. есть только одна семья, оказавшаяся связанной с ним, и крайне немногочисленная к тому же, - «кузнецы». Несмотря на название, деятельность этих людей не сводилась к «молоту и наковальне». Что касается того, что их покровителем был Жива – и только их – то, скажем, у них похожий характер. Этим людям нравится огонь, нравится знать суть вещей – до такой степени, что они понимают, что лежит в основе жизни. Их подход сугубо практический. Они могут начертить схему и собрать механизм по этой схеме, но теории их не занимают, в них нет склонности ни к философии, ни к фундаментальной науке. Волшебные механизмы, необыкновенные игрушки как в старом фильме «Багдадский вор» (чудесный фильм, кстати) – это всё их заслуга. Дар «кузнецов» в У.М. весьма неожиданный для людей такой специализации, он описывается, как «дар жизни».
Этот дар не о том, что первым приходит в голову. Если искать аналогии, то можно сравнить с вмешательством в программный код, изменение исходников. Изменение уже случившегося порядка вещей, локальное искажение реальности, данной людям в ощущениях. Кузнецы – мини-демиурги, люди, но с разрешением на мелкое исправление мира. И слово «кузнец» должно означать «творца материального» вообще – сумасшедшие изобретатели-самоучки, создатели волшебных шкатулок и скрипок, скульпторы-пигмалионы, архитекторы маятников, устроители висячих садов. Мастера, творения которых неповторимы, способные сконструировать реальность по-иному; те же материалы в их руках приобретают свойства, которых у них не может быть согласно законам физического мира. Почему скрипки Страдивари звучат неповторимо? Говорят, секрет в составе лака, и этот состав был утерян и больше никогда не был воспроизведён. Ну да, или же мастера, живущие позже, уже натыкались на нужные пропорции, но дело было не только в том, что входило в состав, но и в том, чьи руки смешивали компоненты и наносили лак на дерево. Это часто бывает: повторяешь за кем-то все его действия, а получается в результате совсем другое. Кто-то больше подключён к пульсу мира, а кто-то меньше. Понимание законов функционирования мироздания у людей архетипа Живы совершенно интуитивно, они не могут описать их или научить кого-то этим законам. Более того, это дело не столько опыта, долгого изучения и самосовершенствования (хотя и не без этого, конечно), сколько заложенной изначально божьей искры, природной склонности, дара. Поэтому проявление таких способностей и напоминает больше всего волшебство, нежели что-то ещё. Кроме того, сами они не могут осмыслить даденный им дар, как нечто отдельное от себя, сказать самому себе: «Я умею творить волшебство» или что-то подобное. Этот дар – образ их жизни, они просто не мыслят себя иначе. В этом смысле им никогда не приходилось мучаться бесцельностью своего существования или же банальной скукой. Цель им тоже известна, и этого они не сознают точно так же, как и своего явственного отличия от других людей.
Итак, культ Живы, как таковой, практически отсутствует; это бог, о котором все знают, которого принимают, принимая созданным им мир, но которому странно поклоняться, которого странно специально выделять, ведь всё, что есть, - это он и есть. Такой бог не нуждается в персональном осмыслении, в атрибутах и символах, достаточно его существования, ну и, к тому же, такого бога сложнее всего наделить некими антропоморфными чертами, и потому люди даже не пытаются понять его, а для него люди вряд ли выделены в какую-то отдельную категорию среди прочих творений созданного им мира. Ну, за исключением того, что временами они действительно приближаются к его подобию.
Жива всегда был настолько очевиден, насколько неназываем и далёк, что «своего» культа у него в позднее время не могло остаться, когда появились культы его детей, которые, в общем-то, были более конкретным развитием некоторых черт образа своего отца (как всегда бывало в истории верований). То есть, необходимость в неком «общем» культе отпала. С другой стороны, в какой-то момент закрепилась убеждение, что люди почитают своего Отца уже тем, что продолжают самих себя и свою жизнь, соответствуют его замыслам о том, каким бы он хотел их видеть. Ну а если не соответствуют? Тогда им неизбежно придётся … нехорошо в жизни (и было божество, которое о последнем заботилось).
Безусловно, всегда существовал солярный культ, и изначально это действительно был культ Живы и его двух старших сыновей, но постепенно «главными героями» стали его младшие сыновья – в те времена, когда люди, что называется, построили цивилизацию. Младшие выражали как раз два главных рычага такого строительства. Полагаю, если наделять Живу-Демиурга человеческими чертами, то, можно сказать, что он – не будучи в самом деле небесным телом, звездой, предпочитает всё же ассоциироваться именно с Солнцем, как с источником (одним из двух) зарождения жизни. Солярные культы одни из самых древних и кровавых и при этом в логике им не откажешь: жизнь к жизни, самое дорогое – к самому дорогому (для культов матери-земли эта фраза также верна).
Так что, единственный образ бога Живы, описываемый в источниках У.М. (вернее, в единственном источнике, который вообще о нём упоминает, - старых легендах семьи кузнецов), – «источник яркого света», «ослепительный Солнечный туман» (что это? звёздный газ?). Жива остаётся совершенно непознаваемым.
Хотя, чтобы чуть-чуть понимать его идеи, достаточно внимательнее смотреть по сторонам, созданный им – изобретённый и воплощённый, мир наиболее полно отражает ту часть этого бога, которую вообще можно понять. Будучи автором всех законов бытия, он более всего может быть представлен как изобретатель, непрерывно генерирующий новые идеи и новые разнообразные формы их воплощения, с той разницей, что в жизнь претворяет эти идеи в буквальном смысле. Он же – основная идея, толчок и стимул этой жизнь. Он же – первый, основополагающий принцип бытия.
К Единому относятся следующие руны: прежде всего Рейд – принцип бытия, потом Терс – воплощёние, мощь, Кен – истинный свет, Асс – уста творения, и Гуфу – руна созданного мира, совокупности, она же – «дар времени». Этим описываются те важные функции, которые Жива принимает на себя, поэтому, в частности, они составляют одну из «ножек» рунической схемы мироздания, то есть ту часть функционирования бытия, которую Жива должен обеспечить.
Первое – это то, что он – Дарующий жизнь «вообще»; он её источник, оплодотворяющая сила, чистая солнечная энергия, которой так или иначе питаются все живые существа на планете(ах). Все мы – дети Солнца, живущие его силой (и однажды обречённые исчезнуть в его огне); это и есть истинный свет.
Затем, Жива – Воплощающий. Созидающая сила, формирующая мир и его наполнение; демиург, силой воли смещающий элементарные частицы и указывающий им их место, образец для всех идей, которые ждут своих форм. И при этом мы должны отметить: он автор форм, но не материала.
Далее, он автор принципов, будь то законы физики или этики. Автор главного уравнения. Здесь, говоря о воплощении и принципе, нужно неизбежно упомянуть о двух сущностях, которых называли Левой и Правой рукой Творца, с одной стороны, противоречащих друг другу, а с другой - невозможных друг без друга. Такова природа самого Живы, поэтому таков и основной принцип нашего мира – противоречивость и противопоставление, иначе говоря, диалектическое единство. И всё здесь имеет дуалистическую природу, даже сам свет – поток частиц и волна. В основе всего нашего мира – парадокс.
О Левой и Правой руке поговорим позже подробнее.
И так, в конце концов, Жива – создатель разума. Благодаря ему, Творцу, у нас есть то, что мы зовём индивидуальным разумом, единичным, отдельным сознанием. Практически все творения наделены тем или иным «количеством» этого дара, но человеческим существам, действительно, досталось чуть больше, особенно, если сравнивать с амёбами. И всё же, эта печать «дыхания Творца», его уст, лежит на всём без исключения. Часть божественной сути Живы изначально есть в каждом человеке, поэтому у нас есть слова и мысли. Вряд ли это можно рассматривать, как особый, персональный дар человеческому роду, скорее на долю последнего просто выпало быть одним из завершающих (на сегодняшний момент, но не в перспективе) этапов творения мира. Разум, кстати, как проекция божественного дыхания, предполагает и свободу воли... в теории; в другом тексте я говорила, что иногда бывает и по-другому, но тогда всё бывает печально.
Что касается, дара времени, то здесь речь идёт о том, что когда мир был завершён и Единый и Единственная снова оказались рядом, Жива определил, что с этого момента мир начинает своё существование, и это была точка ноль – первый миг времени нового мира.
«Отца мира зовут Воплощающим, а также его зовут Дающим имя. «Имя» содержит в себе весь мир, как в жёлуде содержится дуб – его идея и будущая форма. Однако эта форма всегда будет отличаться от идеи настолько, насколько внешние обстоятельства, события и среда сделают возможным разнообразие форм. Так из «Имени», из Единого принципа будут воплощены миллиарды форм, каждая из которых уникальна, но все они – часть единственного материала.
Ибо, чтобы жёлудь стал дубом, он должен быть брошен в землю. И получив толчок, преобразуя себя, соглашаясь с «Именем», земля создаёт форму, а потом, когда приходит время, прекращает существование этой формы, чтобы дать место новой, а первую вернув в изначальность. Как земля пуста без идеи, так и семя бесплодно без материала.
А потому Мать мира – мать всех форм, их источник и, одновременно, единственное, что в этом мире есть. Как и Отец – это и есть мир, его начало и завершение; и Отец – это возможность мира, а Мать – его начало и завершение. А потому, Единственная вынуждена быть двумя сущностями – началом и завершением, рождением и смертью».
Но прежде, чтобы посмеяться, поищем примеры архетипа Живы. Первый, кто приходит в голову, - тот самый Данила-мастер и его каменный цветок, который должен был ожить. А потом, как ни странно, это Кай у Андерсена с его попытками сложить Слово. Андерсен представляет поступки Снежной Королевы в весьма негативном свете, но если приглядеться, она действует точно также, как Медной Горы Хозяйка у Бажова. Это не столько попытка завладеть человеческой душой со стороны и той, и другой древней Ведьмы, сколько вполне естественные для неё (Ведьмы) любопытство и притяжение по отношению к человеческим созданиям, обладающим большим, по сравнению с прочими, сходством с её мужем – Живой. Ей было интересно, ей хотелось – считайте это прихотью – способствовать раскрытию «божьей искры», и ко всему прочему её действия весьма положительно сказались на дальнейшей судьбе объектов её интереса в обеих историях – как минимум они заставили проснуться подруг и того, и другого героя (а обе они выражают, скорей всего, тоже один и тот же архетип, которому препятствия опять же идут на пользу). Ведьмы никогда ничего не делают просто так, особенно, такие сильные, как Снежная Королева и Медной Горы Хозяйка; при желании можно найти много параллелей между этими образами - см. примеры к архетипам.
Попыталась найти архетип Живы среди своих героев, очень долго искала и вынуждена признать, что в виду ограничений собственного архетипа, я питаю слабость к героям несколько иного типа (попроще). Кое-кого всё-таки нашла:
1. Автор талисманов в «Антропологии»; сейчас его ещё нет в тексте, он появится в четвёртой или пятой главе (я ещё точно не утвердила временную последовательность); собственно, точного образа этого персонажа в моей голове тоже нет вовсе, но о нём можно судить по его творениям. Талисманы – вещи, которые могут менять характер носителя (вмешательство на программном уровне), которые создавались при условии: «один талисман – одна добровольно пожертвованная жизнь», их сила происходит из жизненной силы человеческой крови (верный признак солярного культа). Между прочим, в «Антропологии» ещё нашлось воплощение архетипа Маары, что тоже удивительно.
2. В одной из «Химер», в «Прощай, Чужая земля!..» есть такой персонаж Мило; сейчас по нему вообще ничего такого не скажешь, но в будущем ему будет принадлежать одна из ключевых ролей, и он тоже носитель архетипа Живы, может быть, в большей степени, чем кто-либо ещё. В существующем тексте единственным намёком (спорным) может служить разве что то, что он воспринимает электронные машины, как живые существа и умеет с ними «общаться».
3. И третий случай тоже из «Химер», из «Машины»; собственно, это очень печальный пример, даже извращённый – извращающий идею жизни; но, тем не менее, у этого персонажа был абсолютный талант к «одухотворённым» механизмам и, в конце концов, он сам превратился в такой.
Могу ещё добавить, что на каком-то уровне Мило и этого человека из «Машины» можно рассматривать, как одну и ту же сущность. Так что формально, у меня три персонажа с этим архетипом, а фактически – два.
С «не моими» литературными и прочими героями ещё сложнее, потому что мне, в самом деле, никто не идёт на ум. Это нелюбимый архетип. А если он и есть, то превращается авторами в нечто такое, такое… если бы «Андромеда» была не «Андромедой», а чем-то более стильным и глубокомысленным, и снималась бы по сценарию мастер Джина, то Харпер мог бы претендовать на звание носителя такого архетипа. Но когда я вспоминаю этого типа, какой он есть сейчас, у меня рука не поднимается звание ему присвоить.
Я уверена, что достаточно часто этот архетип должен встречаться в фентези, но я никого не помню; во-первых, на самом деле, я читала не так уж много фентези, а во-вторых, такие персонажи не бывают фентезийными главными героями. В научной фантастике таких персонажей не должно быть, разве что случайно и на комичных ролях; сама идея научной фантастики отрицает архетип Живы – людей, меняющих своей волей апробированные, верифицированные и доказанные… аксиомы. Можно поискать такие образы в авторских сказках и прафантастической прозе 18-19 века (доктор Франкенштейн? хм...). Если же рассматривать всяческий изврат... я хотела сказать, если рассматривать, например, комиксы (по правде говоря, я всё же питаю к ним слабость), то доктор Манхэттен был бы носителем такого архетипа, если бы настоящим супергероем, а не одним из Watchmen.
В истории… можно искать в истории, это будут легендарные мастера, секреты которых утеряны, и неизвестные мастера, творения которых до сих пор вызывают восхищение и недоумение: «Разве такое возможно?» Во втором случае, желательно, что бы это были творения времён, когда о Просвещении ещё не слышали. Никакой прикладной науки (от инженерии до агрономии), никакой теоретической науки и никакого искусства (жажда познания мира и прочее), потому что деятельность людей этого архетипа, как я уже написала, неотделима от их повседневной жизни, не осознаётся, как нечто специальное и отдельное. Им нравится делать то, что они делают, но то, что они делают, не служит какой-либо цели, оно само – цель; как и жизнь, эта деятельность «бессмысленна».
Честно говоря, я думаю, что этот архетип для людей почти потерян. В жизни я таких (пока?) не встречала.
Люди различают Макш и Маару и считают их двумя разными богинями, одну больше любят, вторую больше боятся. Тем не менее, на каком-то надсознательном уровне люди чувствуют, что на самом деле это две формы одного существа – Богини.
«Хотя Единственная единственна, она воплощена не в одной форме; в самой себе она изначально содержала свою же противоположность и как только прошла через Зеркало, в мир людей явились две богини – и жизнь, и смерть.
Пусть два десятка дней и ещё один она – источник жизни, но на двадцать второй неизменно становится источником смерти и уничтожит жизнь, не нашедшую воплощения. Это великий закон равновесия, лишь тот, кто владеет источником, может высушить его, а затем наполнить заново. Потому, проходя сквозь стекло, Единственная видит не одно, а два отражения, потому что не может одно и то же существо дарить и жизнь, и смерть; два отражения – Безграничность и Меру.
Безграничную жизнь мы назвали Макш и сравнили её с землёй, столь же безграничной и бесконечно порождающей, а судьбу, делящую безграничную жизнь на отрезки, - Маарой и сравнили с морем, с водой, разделяющей землю, решающей, кому жить, а кого лишить этой милости».
Две ипостаси единственного существа, они не могут появляться вместе, лишь сменяют друг друга; и хотя установлена для этих перемен очередность, Маара может появляться внезапно, когда считает это нужным или когда хочет.
Макш – воплощение Матери, и в этом смысле она – материал, из которого растёт мир, почва, в которой прорастает семя Отца. Для неё всё живое, весь мир и всё, что есть в нём и будет, - равно и одинаково любимо, и она не делает отличий между своими детьми.* Все они – её плоть, и все вернутся к ней, когда придёт время. Это всеобъемлющее существо, держащее в руках вашу жизнь, – мать, тепло которой вы чувствовали ещё тогда, когда это было вообще единственным, что вы могли чувствовать.
(*Имеется в виду, «между своими детьми, которые часть человеческого мира», потому что в отношении своих детей-богов у неё есть предпочтения).
Обратная сторона этой равной любви есть то, что для Макш, которая не знает, что такое смерть, для Макш – самой жизни беспредельной, не существует понятия конечного, не существует понятия «окончания жизни», «истечение времени». Она видит лишь бесконечное жизненное пространство – саму себя. Поэтому к Макш обращаются с просьбами о новой жизни – от детей до урожая, но никогда – о спасении существующей, о продлении срока, об исцелении. Макш знает, что жизнь вообще не может закончиться, и не поняла бы, о чём эти молитвы. И также бесполезно молить о снисхождении Маару – судьбу. Такие молитвы обращают либо к следующим поколениям богов, либо к Живе, который помнит каждое своё создание и знает, как они уникальны.
Молитвы же о детях и обильном урожае Макш любит, так как любит наполнять мир всё новыми формами жизни, и она часто исполняет такие просьбы.
Макш – воплощение того образа матери, который живёт у людей в подсознании и формируется из впечатлений, полученных ещё до рождения (в последние месяцы срока) и в первый год жизни; воспоминаний, которые невозможно вычленить, идентифицировать, но которые всю жизнь влияют на их восприятие мира. Поэтому у Макш нет антропоморфных изображений, ведь невозможно перевести сонм неясных ощущений в чёткие образы; это нечто невыразимое. Это больше звуки, ощущения, эмоции, но зрительных впечатлений здесь почти нет. Люди зовут Макш «Земля» - и тогда изображают её в виде большой коровы или вспаханного поля – квадрата или ромба. Люди зовут Макш «Рождающая» - и тогда она изображается в виде фигуры женщины с гипертрофированными грудью, бёдрами и животом или же обозначается символом треугольника. Но и те, и другие изображения – всего лишь замещающие символы, подчёркивающие функции Макш, но не передающие всей её сути. Впрочем, даже такие изображения в У.М. очень редки. Как и Отец, она – это мир вокруг, и хотя она намного ближе к людям, намного понятнее им, её образ также сложно осмыслить.
Не существовало в У.М. семьи, которая пользовалась бы покровительством Макш – «отдельно»; правильнее сказать, что она покровительствовала всем, без исключения. Однако, даже с учётом этого, нашлась семья, которая выбрала её образ символом исполнения своих обязанностей – Судьи. Хотя официально они никогда не признавали этого – что судят от её имени, а говорили лишь от имени Чуры, который, будучи воплощением и хранителем объективности, стал и воплощением высшей справедливости. Однако, исходя из этой справедливости, некоторые женщины семьи Судей получили уникальную способность становится на какое-то время божественной аватарой – аватарой Макш. Основной закон суда Макш: каждая форма жизни драгоценна и каждая должна быть сохранена, но в целом хорошо то, что способствует жизни вообще. Какое-то время в этой системе обращение к женщине семьи Судей было обращением к «высшей», т.е. не человеческой, справедливости, а эти женщины были кем-то вроде жриц храма и храмом в одном лице (не было бы лучшего храма Матери, чем женское тело).
Однако, памятуя о том, что для Макш не существует некоторых понятий человеческого мира и вся она сосредоточена на одном только – распространении жизни, оплодотворённой Живой, люди боялись обращаться к её суду. Решения Судьи в рамках видения мира глазами Макш могли быть и бывали в большинстве случаев страшнее, чем решения в рамках справедливого суда Чуры – «справедливого» именно в человеческом понимании. В рамках «парадигмы Макш» всё судилось с точки зрения необходимого и полезного для распространения жизни, сохранения рода и, в какой-то степени, будущего мира: в создаваемых формах, настоящих, прошлых, будущих (для Макш не существует понятие времени) Макш всегда следовала воплощению первоначальной идеи развития мира, созданной Живой. Более того, в каком-то смысле Макш можно назвать единственным посредником между людьми и их Творцом (как сказано выше, только небольшое число людей могло «напрямую» говорить с ним), так как для людей существовал только один способ приблизиться к понимаю своего Творца – изучать мир, созданный из тела Макш, овеществивший идеи Творца, и пытаться понять эти идеи по получившемуся результату.
Здесь можно было бы предположить что семья Учёных должна была бы особенно почитать Макш, как источник их знаний, но они так давно отказались от всех богов, что уже неизвестно, кто был их хранителем когда-то.
Макш, как и Отцу, возвращали погибших и приносили жертвы: меняли жизнь на жизнь.
«На мир людей Единственная смотрит глазами Матери, глазами Макш, и они видят чаще всего это её лицо – доброе и родное. Так женщины смотрят на своих детей.
Но на Единого она смотрит глазами Маары – так смотрят женщины на своих мужей. Маара – истинная жена Живы».
Маара – Луна, сияющая отблеском Солнца. Маара – Море, пугающее и бездонное. Маара Прекращающая жизнь, богиня Ночи, богиня Судьбы, богиня циклов перерождения, а потому ещё – богиня Смерти и зимы. Люди возвращали умерших Живее – через огонь, Макш – через землю, и Мааре – отпуская их в море. Кроме безвыходных ситуаций, например, когда человек умирал на корабле в пути, похороны в море устраивали только в особых случаях. Отдавали людей той, кто заведует всеми тайнами, пока скрытыми от людей. Всем тем знанием, что Жива придумал, но не воплотил, оставив на будущее или просто оставив, а потому для людей этого знания не должно существовать. Его нет в материальном мире, но в воле, мыслях, тайных знаках, оно есть, если о нём рассказала Маара. Она знает все мысли Творца и хранит их в тайне, пока не наступит время.
Маара – Ведьма, Тень, но тень не Макш, а своего мужа. Она может идти позади, быть незаметной, сливаться с темнотой, но всё равно – Его Тень. Ничто не существует в материальном мире без теней именно потому, что есть Маара. Тень создаёт рельеф, и форму, и даже цвет, если бы у предметов не было теней, мы бы не знали, каковы эти предметы на самом деле. Тени позволяют лучше проникнуть в суть. По наличию тени определяется и существование предмета, и существование источника света.
Мааре нравится быть Тенью; в конце концов она может смотреть на свет, не опуская глаз, когда наступает время для этого.
Да, благодаря Мааре, мы знаем о Времени. Цикличность жизни создала для нас понятие времени. И так мы видим, что время, хотя линейно и «течёт», как река, но ещё более оно циклично и повторяемо, как круговорот воды. Потому нет более точной метафоры времени, чем мировые воды, принадлежащие Мааре.
Также в начале мира Маара заведовала той частью жизни, о которой нам не дано знать – той, что существует между двумя перерождениями, позже она отдала эту власть Сумеречной; что было до нас, что будет после нас – мы не помним этого, всё скрывает тьма. Маара – богиня смерти, потому она и Тёмная богиня: Геката – жестокая колдунья, Селена – богиня вечного сна, Мора – богиня смертельного холода, сама смерть. Такой она неизбежно должна предстать в человеческом воображении, ведь мы знаем, что Судьба бывает жестокой, что смерть приносит боль, что ночь опасна. Но Маара – и Светлая богиня, потому что она приносит дыхание новой жизни, дыхание Живы и вдыхает душу во всё живое.
Следует понимать, что Маара – властительница Судьбы и Смерти, Макш – властительница Жизни, но обе они появляются в мире после Живы, в этом смысле он – Хозяин Всего. Макш даёт материальную форму, Маара – душу, но образец и того, и другого – идея Живы. Они воплощают эту идею в живом мире, потому что изначально прошли через Зеркало для этого – быть продолжением Творца. Это то, как они – она, Единственная, - понимает счастье. Это остаётся счастьем и в человеческом мире.
Мааре служила одна семья – Колдуны; посвящённые её пути, получившие возможность менять материю силой разума – духа, они могли бы править миром, и однажды были уже в одном шаге от этого. Но в тот момент, когда они поняли, что способны получить абсолютную власть, она перестала их интересовать: им было любопытно, могут ли они получить власть над миром, как далеко простираются их возможности, но не более того. Они тоже – тени; они живут в закрытой стране, где дни похожи друг на друга, где повторяемость стала ритуальной, где всё устроено так, как им нравится.
Колдуны могут видеть судьбы, причины и следствия, и могут пренебрегать временем, пересекая пространство. Им Маара рассказала о своём видении того, как будет конец Умирающего Мира, поэтому им известно, как всё закончится; единственные же они и почувствовали тот момент, когда боги исчезли из их мира, оставив его без движения, доживающего по инерции. Сейчас их сила угасает, как угасает сам мир, но они всё ещё любопытны и всё ещё способны завертеть череду невероятных событий, чтобы привести в свою страну нескольких человек – лишь затем, чтобы взглянуть на них.
Когда-то они были жрецами всех богов, и только своей богине не ставили храмов, за исключением одного – башни-обсерватории в центре своей столицы и единственного города на их землях, ночного храма, где не столько проводились религиозные обряды, сколько собирались ведьмы, чтобы учиться друг у друга и совершенствовать свою силу.
Маара – холодная колдунья, непонятная, нелогичная, причины поступков которой далеко не всегда очевидны. В отличие от Матери, она почти никогда не смотрит на людей, лишь в дни новолуния Маара более «доступна», легче привлечь её внимание, когда полная ночь опускается на мир. В другие дни люди обращаются к луне, видя в ней некоего посредника между ними и Маарой, но луна – это лишь отражённый свет солнца, а это значит, что Маара смотрит в то время на её мужа, а не на людей. В дни полнолуния она более всего далека от нашего мира, и её контроль над ночью слабнет, тогда мрачные ночные создания, сотворённые ради развлечения двумя другими богами, оживляются. В то же время, так как преломлённый свет Живы в полнолуние ярче всего, этот период наиболее благоприятен для получения тайных знаний, пресечения силовых линия, обращения к самим себе. Время, когда при посредничестве Маары можно проникнуть в замысла Творца, по отражённому свету понять что-то об истинном. Ночь – время, когда мы можем смотреть на свет солнца, не щурясь и не опуская глаз.
Холод Маары – это холод ночи, но не зимы. Зима, как и прочие времена года, находятся в ведении Макш.
«И, так как все мужчины и женщины – суть проекции Единого и Единственной, то мужчинами их природа ощущается, как нечто единое, и в каждом их действии должна проступать эта единая суть. И для них нет разницы между ролью отца, или воина, или землепашца, или правителя, или творца, так как во всём этом проявляется влияние Единого бога, задумавшего и создавшего всё. Всё это должно быть проявлением единого стремления к совершенству [Единого].
Для всех же женщин их природа ощущается, прежде всего прочего, как единственная, но двойственная, и потому жизнь их похожа на путь по узкой доске, что качается от одной сути к другой; и какая бы роль, какая бы дорога им не выпала, каждая всегда ощущает борьбу, идущую за её существо: она готова быть просто женщиной, но чувствует связь с тёмной своей частью, - с той, что плывёт по подземной реке в темноте. И будучи матерью, женщина остаётся и ведьмой, единственной, но живущей двумя стремлениями – к миру, выходящему из её тела, и к солнцу, озаряющему её жизнь.
И в этом всегда будет вина Маары – тёмной ведьмы, отказавшейся делить Свет с кем бы то ни было»*.
*Тут автор книги несколько забывается, кроме того, он не слишком точно определяет «ощущение двойственности», но ему это простительно, он никогда не переживал его. Эта тема более полно раскрыта в письме, первую часть которого будем считать апокрифом к данному тексту.
К Единственной относятся следующие руны: Яра, Циклы времени – время, приносящее и уносящее, текущее и неизменное, - руна Маары. Ничто не говорит о двойственности Богини больше, чем метафора Времени. Ничто не вечно, кроме перемен, и лишь время делает жизнь возможной. Но время же вынуждает жизнь меняться.
Петра, Рождение – руна Макш.
Йо, Непрерывность жизни – руна Сумеречной богини (о ней позже).
И Саг, солярная рука, символ Солнца, Возможность невозможного – примирение непримиримого, жизнь и смерть, как неразличимые понятия, как целое, как единое, созданное по подобию Единого Творца. Руна соединения Единственной и Единого.
Вообще, «дети Солнца» - это боги второго цикла развития Пантеона, но с двумя из них – со старшими сыновьями, которых называют Хорс и Коло, существует некоторая неясность.
Хорс и Коло упоминаются первыми из тех богов, кто не пришёл извне, а появился уже после образования, по крайней мере, оболочки человеческого мира, если уж не его целиком. Однако, те упоминания, что о них существуют, двояки.
Первые, наиболее древние, сводятся к следующему.
Два старших сына появились намного раньше, чем остальные дети Солнца, практически «сразу» (насколько уместно говорить о каких бы то ни было временных промежутках применительно к данному случаю) после начала творения мира, и были помощниками Живы в строительстве мироздания. Зачастую формулировки, к которым прибегают источники, столь туманны и неоднозначны, что не ясно, действительно ли имеются в виду два относительно самостоятельных божества, происходящие от первых богов, или же речь идёт на самом деле о самом Живе, о его двух связанных между собой воплощениях. Ни в коем случае не подразумевается его распад на двух богов, аналогично Макш и Мааре, но именно два образа, которые он может принимать, точнее один сдвоенный образ, каким-то образом «упрощённый», что позволяло бы Демиургу проникать внутрь своего мира.
В любом случае, Хорс и Коло носят титулы Правой и Левой Рук Живы, без уточнения, кто из них кто. Более того, так как Хорс и Коло никогда не упоминались отдельно друг от друга, не имеет никакого значения, кто из них мог быть Правой, а кто Левой Рукой.
Как и за их отцом (источником?), за ними не закрепился какой-то конкретный внешний образ, и в том смысле, в каком их описывают древние источники, у них не было культа. Их почитали вместе с Живой, и таким образом, немногие храмы Отца были одновременно и храмами его старших сыновей.
Безусловно, можно говорить о том, что здесь Хорс и Коло отражают принцип, положенный в основу человеческого мира, - единства противоположностей. Хорс, если суммировать известную информацию, может означать «направление, энергию, свет» (лучи солнца), Коло – силу, движение, поворот (те изменения, которые вызывает движение солнца по небу – суточное и годовое). Так знак «Солнце» - это круг (движение по небу, сам диск солнца) и точка (луч, опускающийся на наблюдателя). Их неразрывное совместное существование должно трактоваться, как перекрёсток, на котором держится наш мир.
Таким образом, им соответствует общая руна (из «набора» рун Единого) – Рейд, руна Движения и Направления.
Вместе Хорс и Коло могли означать Живу, но как бы «не целиком», предполагалось, что всегда есть «что-то ещё», непостижимое.
Далее, самые поздние из древних источники содержат уже некоторое изменение мифа, которое можно считать отражением начала изменений, происходивших с Хорсом и Коло в дальнейшем, когда строительство мира было завершено и он был населён первыми людьми (или, что, возможно, правильнее – «и в людях стала расти искра разума»).
Теперь Хорса и Коло можно считать некоторым образом «атрибутами» Живы (кем-то вроде более «продвинутой» версии существ, постоянно сопровождающих некое божество). Одновременно, они – это единственный облик, в котором Жива-Солнце (хотя бы частично) являлся людям; что логично, раз Солнце – это то, с помощью чего мир формировался в буквальном смысле.
В храмах Живы непременно было изображение Солнца; одновременно это было изображение Хорса и Коло, и таким образом опять соблюдалось некое триединство.
Сказать абсолютно точно, были ли они действительно сыновьями Живы и Макш, сложно. Если так, то появившись в самом начале мира, ещё до людей, они остались практически неизвестны последним, их образы неизбежно слились с образом Отца. В тем немногочисленных историях, где упоминается имя Живы, всегда рядом с ним упоминаются имена двух его старших сыновей. В основном речь идёт о том, что, будучи его Правой и Левой Рукой они выполнили его волю. Были ли ситуации, когда они действовали исходя из своей воли, неясно. Вопросов же, почему необходима именно такая схема (Жива осуществляет свою волю через Хорса и Коло) не возникает; появиться внутри своего мира, не «разорвав» последнего, он не может.
В тех же источниках, которые можно отнести к некоему «переходному» времени от архаичных времён к моменту начала формирования социальности, есть первые «мифы» - первые истории, крайне примитивные, но, по крайней мере, уже обладающие законченным сюжетом и представляющие собой попытку некоего осмысления этого сюжета. В таких историях в половине случаев Хорс и Коло предстают воинами-близнецами, либо созданными из света, либо человекоподобными, но со светящейся золотой кожей и огненными глазами. И при этом – немыми, так как, вместо голоса из их ртов вырывается огонь. Разумеется, такие воины были непобедимы; часто одного их появления, их присоединения к одной из сторон было достаточно, что противники «избранных» признали своё поражение. Если сыновья Солнца поддерживают кого-то, значит на стороне этих людей воля самого Творца.
Здесь Хорс и Коло предстают уже как стихийные боги, но имеющие специализацию: боги битвы (возможно, как ещё одной «стихии»). Именно битвы, сражения, как чего-то, что неизбежно происходит; так же неизбежно происходят дожди и туманы, смены врёмен года, ледники и наводнения. С этими вещами нельзя спорить, с ними можно лишь смириться или же молиться, чтобы они сыграли на вашей стороне.
Примечание: лично я придерживаюсь мнения, что Хорс и Коло, таки, были сыновьями Солнца. Может быть и рождёнными специально для того, чтобы стать его продолжением, проекцией в мире, но отдельными божествами. Это, вообще, очень похоже на Макш – родить сыновей, которые будут максимально приближенной копией Отца. Не считая того, что в начале сотворения мира Жива вообще был единственным образцом для создания форм, ведь никакие больше его идеи в тот момент ещё не были воплощены.
Итак, мы говорили о том, как их представляют самые древние источники, не самые древние источники, так что остались только самые новые из древних источников.
И тут самое время, конечно же, сделать замечание: речь идёт не о _письменных_ источниках в полном смысле слова; скорее, о поздних записях устных легенд и мифов. Собственно, появление самих записей совпадает с распространением письменности, возраст же «устного творчества» намного больше. Соответственно, появление письменности и пролагает границу между новыми источниками – родившимися уже «письменными», и древними, бывшими прежде всего устным пересказом историй, стихов или баллад.
Так что о втором поколении богов существуют уже более достоверные сведения, не искажавшиеся много раз при переходе от одного человека к другому. Иначе говоря, когда в мир приходят Дети Солнца, то с этого момента и начинается история человечества, как таковая, история, которая хоть как-то подлежит проверке. В этот момент племена начинают превращаться в народы.
Формально, Хорс и Коло должны были бы принадлежать ко второму поколению – поколению Детей Солнца, но фактически произошло вот что: можно отследить по самым поздним из древних источников процесс, когда Хорс и Коло стали отступать в тень; их культ меркнет, их образы начинают путаться, появляется сам термин «Дети Солнца», «Сыновья Солнца», и в какой-то момент эти словосочетания начинают употребляться вместо имён Хорса и Коло. Ещё немного времени и «Сыновья Солнца» означает уже не конкретных богов, а неких «солнечных воинов», а позже этот размытый образ снова приобретает более конкретные черты. Это по-прежнему два солнечных бога, два брата, но уже не близнецы; они ещё воины, но уже совсем разные; с их именами всё ещё связано понятие боя, но уже не как стихийного явления, а того, что является логическим следствием человеческих устремлений и столкновения последних друг с другом и внешним миром. Более того, эти братья – старший и младший, хоть и сыновья одного бога, но от разных матерей.
В конце концов, из смутных стихийных солнечных братьев Хорса и Кола, почти неотличимых от своего отца, выплавляются два новых бога, первых, мифы о которых уже были записаны, а потому не были забыты. И в этом смысле естественно, что старший из братьев был не только богом ярости и движения, но и богом памяти и письменности; тем, кто олицетворял в том числе движение мысли.
Купо – сын Живы и Маары, поэтому в отличие от своих «самых старших» братьев, уступивших ему место, и двух младших братьев, пришедших позднее, он унаследовал меньше «солярных» черт. Он не связан прямо с войной, воинскими искусствами, оружием и не имеет к этому склонности, он не солдат; но он воин, потому что унаследовал от старших братьев и от отца способность побеждать в любой битве. Хотя любой стратегии он предпочитает «драку», поединок один на один, сравнение ловкости, силы, хитрости и быстроты реакции двух соперников. Иными словами то, что лишний раз докажет, что он – лучший.
Впрочем, будучи богом, в таких доказательствах он особо не нуждается и не ищет битв, но если что-то вдруг окажется на его пути к текущей цели, он мгновенно приходит в ярость. Купо не умеет сворачивать, его ярость не поддаётся контролю, как солнечная радиация, она убивает всё, что не обладает достаточной защитой или скоростью, чтобы успеть укрыться от такой ярости. Это своего рода безумие, которое стало следствием смешения некоторых черт, унаследованных Купо от родителей. В какой-то степени пренебрежение контролем досталось ему от матери: точно также Маара имеет привычку идти на поводу у своего настроения и своих желаний во всём, что не касается прямо её мужа. В таких вещах для неё неестественно полагать, что может существовать ещё что-то, кроме её воли. Но для Маары это компенсируется тем, что, будучи богиней судьбы, она не совершает по определению поступков, разрушительных для мироздания, вольно или невольно, но она всегда действует в рамках закона равновесия, который сама же и создала когда-то.
Купо также эгоцентрик и принимает в расчёт лишь свои желания и цели; он получает то, что ему нужно. Сопротивление может вызвать у него лишь удивление – если вообще будет замечено. Это объясняется ещё и тем, что будучи старшим из второго поколения, он какое-то время пребывал в мире людей один, был единственным «действующим» богом людей, да и позже всегда оставался самым сильным. Никогда ему не приходилось сомневаться в своём превосходстве, а превосходство даёт право не считаться с тем, с чем считаться не имеешь желания.
От Живы он получил власть над тем, что люди называют разумом; поэтому он и был первым богом, который «родился» в человеческом мире – вместе с осознанием людьми самих себя, с тем, когда их разум начал по-настоящему просыпаться. Речь и мышление породили творческое воображение – и Купо был богом этого воображения, вдохновения; память и стремление продлить её породили письменность – и Купо был богом и того, и другого, богом слов. По-простому говоря, он отвечает за всё, что происходит в человеческой голове.
Сын Солнца, Купо был прежде всего богом неба, небесного купола, и благодаря ему люди научились смотреть на звёзды и дали им имена.
Если не считать приступов ярости и непоколебимой уверенности в своём абсолютном праве на всё, Купо оставался спокойным, даже отстранённым существом; большую часть времени он проводил с небом – по сути, с самим собой, и редко смотрел вниз. Первый бог людей уделял им очень мало внимания; за исключением тех из них, кто чем-то мог вызвать в нём интерес, пусть мимолётный. Большую часть времени Купо был занят тем, что пытался понять и повторить творение Отца; однако, будучи созданным в рамках этого мира, Купо никогда не имел возможности выйти за его пределы. Так что эти попытки были большей частью теоретические, умственные, хотя мысль бога – это совсем не то, что мысль человека, в ней намного больше силы, и она легко материализуется. Когда Купо доходил до того, чтобы воплотить очередную совершенную мысль в материи, он не мог создать что-то совершенно новое, чего не существовало бы в мире, но он мог комбинировать из существующего совершенно небывалые объекты. По тому же принципу действует человеческое воображение.
Явление инсайта, творческого озарения – также заслуга Купо; а так как он бог весьма неоднозначный, то и творчество, а тем более гениальность – палка о двух концах. Творчество может принимать самые причудливые формы, гении часто неспособны к адекватной социальности (здесь уже сказываются «натянутые отношения» Купо и богов третьего поколения).
Безумие, в том числе и то, что настигает многих гениев, - опять же заслуга Купо.
Приступы ярости Купо у людей превратились в возможность преодолевать инстинкт самосохранения, «боевое безумие»; хотя Купо не был «специализированным» богом-воином, именно его архетип создал первых героев, которые могли пройти победителями от одного края мира до другого, а потом обратно.
Боги второго поколения живут на Меру – самой высокой горе, снежной вершине мира, но Купо и здесь оказался исключением. Меру – точка, самая близкая к небу, была создана им, но сам он там почти не появляется. Другого дома он себе также не выбрал; он постоянно в движении, перемещается, следуя за солнцем, за звёздами и временами года. Будто объектизируя маариное понимание бесконечного цикла жизни, понимание жизни, как бесконечного цикличного движения.
Люди впервые стали путешествовать, осознав желание «распространяться», занимать мир; многие выбрали это своей целью – «сделаться больше», завоевать мир, утвердить себя, доказать своё превосходство.
Несмотря на стремление к всеохватности, Купо стал хранителем лишь одной семьи, да и то, той, что выбрала своими хранителями нескольких богов, - «либеро». Они оказались единственными, кто научился хотя бы изредка привлекать к себе внимание Старшего Сына Солнца. Бродячие музыканты и поэты и т.п., те, кто мало озабочены добыванием «средств пропитания», кого больше интересуют другие вещи. Это люди без корней, пускающиеся в путь просто так, «от нечего делать». Без семейного права, люди архаичных взглядов – практически единственные, кто не попал под влияние богов третьего поколения, полностью выпавшие из социального мира, существующие вне его границ – в том пространстве, что, казалось бы, давно ушло в прошлое: в мире свободных перемещений, свободной воли и свободных желаний. Кем бы их не считали люди других семей, сами себя «либеро» считают победителями. У них нет ни тени сомнения в своей правоте.
Любопытно, что «либеро» не рождаются, «либеро» становятся: растить детей при таком образе жизни определённо было бы затруднительно, так что этим «либеро» и не занимаются. За годы странствий они оставили свои гены во многих семьях, так что однажды в каком-нибудь подростке из любой другой семьи вдруг говорит кровь «либеро». Знак на его руке меняется, и он уходит. Да, семья «либеро» вовсе не состоит из одних только мужчин, но женщин там действительно меньше.
От Купо они получили не только своеобразный взгляд на мир, вдохновение и склонность к жизни перекати-поля; Купо, как сын Живы, до определённого момента властвует над жизнью, чует её основной принцип, как сын Маары, он понимает суть смерти, и своим «избранникам» он дал шанс быть «бессмертными». Не только в человеческой памяти, но и в буквальном смысле слова.
Обратимся снова к свидетельским показаниям Энджера:
«И кинжал вошёл ему в грудь почти по самую рукоять. В тот момент все проснулись по-настоящему.
Коню и Малик оказались быстрее меня: едва я добрался до Зеке, явно не понимающего, как и зачем он только что убил одного из либеро, а они уже были возле своего товарища. В следующее мгновение все мы невольно вздрогнули: звук, который издали либеро, казался воем. Но это было нечто вроде протяжного монотонного пения без слов, и оно явно было в родстве с древней песней певунов, которой они прощались с нами той ночью в Тистоке. И первое, и вторая были слишком древними, чтобы иметь слова; для того, чтобы выразить смысл, здесь хватало нескольких фонем.
С Коню и Маликом происходило нечто, превосходящее их обычное странное поведение: не замолкая ни на секунду, будто им не нужно было дышать, они по очереди прикасались к рукояти кинжала, но осторожно, почти сразу отдёргивая пальцы. Это были изучающие движения, так животные исследуют то, что им незнакомо и вызывает у них подозрения. От таких прикосновений видимая часть кинжала будто плавилась, уходила в туман; это было дико, от этого шёл мороз по коже. Я оторвал взгляд от меняющейся рукояти и посмотрел на того, из чьей груди она торчала; Тась ещё был жив, но уже слишком бледен от потери крови, дышал кровяными пузырями, и смерть для него была делом нескольких минут. Дальше я увидел вещь ещё более жуткую, чем то, от чего отводил взгляд: под кровавой пеной губы Тася шевельнулись, пытаясь складываться для произнесения нужных звуков; от напряжения кровь, смешанная со слюной, лишь шла быстрее, но он всё равно будто подпевал своим друзьям.
Я оглянулся на остальных: мы все стояли вокруг либеро, и на лицах моих спутников я видел отражение своих эмоций – недоверие и страх. Жена взяла меня за руку, я почувствовал, что она дрожит.
-Что это? – шёпотом спросила она, хотя обычно знала хоть что-то о самых необычных вещах, которые нам встречались. Так и есть, она сама стала отвечать на свой вопрос:
-Прощальная песня либеро?.. В детстве мне рассказывали об этом сказки; она делит жизнь между всеми, кто поёт её. Разве такое ещё возможно?
Я понял, что, по сути, она говорит сама с собой. Страшные истории её детства ожили; никто из нас даже и представить не смог бы, о чём они были.
-Это древняя и сильная земля, последний её клочок, - раздался глухой голос пророка. – Здесь самые смутные легенды вспоминают самих себя и становятся правдой.
Вот значит, как он сам стал пророком, - мелькнула у меня мысль. Нашёл этот оазис в пустыне чёрного пепла.
-Пока мы вместе, - прервав песню, прошептал Коню.
-И пока мы поём, - тихо ответил ему Малик.
-Мы никогда не умрём, - это был голос Тася, и невероятно было, что он вообще мог что-то произнести, но он сделал это. Кровь на его губах уже запеклась, а свежей не появлялось, и вокруг раны рубаха превратилась в бурую корку, а кровотечение остановилось.
-Оставьте нас, - Коню посмотрел не на кого-то из нас, а в небо. – Здесь оставьте, мы не бросим Тася.
-Будете здесь до конца мира? – тускло спросила Тисса.
Коню не ответил. Теперь они все трое вглядывались в небо, и казалось, что они ещё и прислушиваются к его голосу. На нас они не обращали внимания. Может быть, мы переставали для них существовать».
Купо – автор пассионарности, научивший людей быть первыми, принимать решения, не замечать остальных. Те, кто отмечены его знаком, мало обращают внимания на мнение других, им в буквальном смысле, всё равно. И часто они сами становятся если не примером для подражания, то источником вдохновения. Купо может вознести человека на вершину мира, к самому небу.
Он продолжает экспериментировать с миром, воспринимая его как поле для улучшения и самоутверждения. Повторяя созданное, он улучшает его; многим людям также недостаточно того, что дадено им от природы, и они стремятся найти этим свойствам и возможностям замену, «созданную собственным разумом». Так, имея от природы умение создавать новую жизнь, люди испокон веков бьются на созданием жизни искусственной, а с недавних пор – над созданием искусственного интеллекта. Это есть стремление, которое они наследовали от Купо, - стремление к «своему» миру.
Купо не умеет останавливаться, он всегда в движении, как уже было сказано. Именно поэтому препятствия и приводят его в ярость и должны быть уничтожены. «Его сила огромна. Его мощь непреодолима. Его дух непобедим. Его мысль равна свету и движется с той же скоростью».
Ну и наконец, Купо – бог крови; что ещё имеет такие же свойства: никогда не останавливаться, обладать огромной силой, безусловно быть связанным с жизнью, причём так, что потеря его означает смерть; кровь – горячая, чистая, быстрая, вскипающая, наследуемая. Представьте, что вы человек того времени, когда люди только-только учатся по-настоящему противопоставлять себя миру. Вы ещё не знаете, что такое ЦНС и электрохимические процессы головного мозга, не имеете представления о теории поля и информации, всё, что у вас есть, - ваше собственное тело. И в теле вы находит одну верную аналогию с понятием «мысли» (существование которое тоже не так давно обнаружили) – нечто жизненно важное, объединяющее всё в единое целое, быстрое – кровь. И вы не удивляетесь, что ваш народ, кстати, верит, что выпитая кровь врага даст победителю часть силы побеждённого.
С Купо связан и образ «ихора» - божественной крови. Упрощённо говоря, в примитивной схеме мироздания сам Купо и становится ихором – связующей жидкостью, посредником; в вечном движении, он будет поддерживать жизнь мира. Кровь людей происходит от ихора, от Купо.
«Кровь богов» говорит в тех людях, которые не прекращают движения, неспокойных, перемещающих всё и вся, в том числе и себя. Какие бы формы оно не принимало – явление пассионарности – в начале его всегда лежит эта неспокойствие.
Купо логично стал первым богом, культ которого хорошо сохранился. Хотя, надо сказать, в этом культе были ветви, которые не вызывали восторга у остального населения мира, - кровавые солярные культы; в основном все они были частью общего культа Купо. Их «умеренная» часть практиковала более «цивилизованные» жертвы: от жертвования своей крови – несколько капель, до посвящения убиваемых на войне врагов богу Купо. Бывало, что вместо «настоящего» боя, проводился игровой – нечто, вроде гладиаторских игр, когда проигравший становился жертвой богу. Более радикальные культы, со временем исчезнувшие, действительно убивали на алтарях тех же пленников или специально подготовленных для этой роли людей. Признаться, есть ощущение, что ко всем этому Купо был в достаточной степени равнодушен; кровь для него имела значение в «живом» состоянии, пока она текла в жилах человека. Его больше интересовали те, кто посвятил ему свою жизнь, а не чужую смерть. Видимо, и по этой причине тоже практика кровавых жертв быстро сошла на нет.
Существовала ещё и «тёмная» часть культа Купо, связанная не столько с кровью, сколько с его желанием переделать мир. Они также верили, что Купо может дать вечную жизнь своим верным последователям, но понимали эту «верность» как-то превратно; они занимались тем, что сейчас мы бы назвали вивисекцией и евгеникой, и верили, что молодость и саму жизнь можно продлить с помощью чужой крови.
Насколько всё это было «верно», отлично иллюстрирует то обстоятельство, что ещё на «заре человеческого мира», тёмные фанатики были уничтожены под корень семьёй колдунов – очевидно, с указания Маары. Не зря же сказано: как только люди перестают соответствовать замыслам Творца, за ними приходит Маара.
Спустя века, во время расцвета третьего поколения богов, эти культы, уже переродившиеся, возможно, с подачи Перу, снова проявились. В этот раз они были уничтожены окончательно уже двумя семьями – колдунов и охотников. Вот что про это говорят:
«Я жевал очередной кусок мяса и пока не мог ответить. Агурс проглотил свой кусок и выдал ещё немного информации:
-Мы уже скоро будем на своей земле.
-Так поэтому колдуны попросили вас отвести меня… туда, куда мы идём, - я не мог бы выговорить правильно название этого места, даже если бы хорошо его запомнил.
Агурс замотал головой, не прекращая активно жевать мясо. В профиль было видно, какие мощные движения совершает его челюсть.
-Нет, там живут колдуны.
-Это их земли? – переспросил я, но получил в ответ то же отрицательное мотание головой.
-Наши.
Я снова принялся за свою часть обеда, решив, что в любом случае лично для меня не имеет значения, кому же на самом деле принадлежит та земля. Агурс, не сомневаясь, что я не понял его мысль, снизошёл до более подробных объяснений, даже сделав перерыв в трапезе.
-Мы считаем, что это земли Воло. Колдуны считают, что это земли Маары. Они старшие, мы не спорим с ними. Они там живут. Мы там живём. Мы не мешаем друг другу. Их мало, нас мало. Мы, в основном, охотимся в тех местах, там есть редкие звери. У них очень хорошие и очень дорогие шкуры, но невкусное мясо. Колдуны не выходят из домов, не любят этого. Только ведьмы выходят, но ведьмам необязательно ходить по земле, они умеют исчезать в одном месте и появляться в другом. Наши семьи пришли туда одновременно, очень-очень давно, раньше там был другой народ, и они считали, что это их земли – земли Беспамятного. Но они исчезали, а земля становилась из-за них тёмной, поэтому Маара и Воло привели нас туда.
После этой длинной речи он ещё с большим усердием принялся за остатки обеда.
Мне хватило обрывочных знаний, чтобы догадаться: «Беспамятный» для охотников значит – Купо. Если он бог памяти и ума, то и обратных понятий тоже. То, какое из имён Купо выбрал Агурс, отлично показывало его отношение к этому богу».
Итак, Купо – бог нашего разума, нашего воображения, нашего творчества и нашего безумия; он тот, кто впервые дал каждому из нас шанс на уникальность и бессмертие. Он – кровь, пульсирующая в венах мира, ихор. Бог активного преобразующего начала, победитель, варвар.
Примечания: ещё про людей «со знаком Купо». Кроме того, что «частица Купо есть в каждом из нас», по крайней мере, на это хочется надеяться (некоторые люди, честное слово, живут так, будто в них уже нет ни капли живой крови, а «думалку» им вырезали в пубертатном периоде), есть яркие личности, в которых его влияние ощущается достаточно остро.
В первую очередь, это выглядит как необратимое желание самораспространения. Во вторую, всегда, как некоторая неадекватность.
Приведу два совершенно непохожих примера.
Первый: таким был великий и ужасный Петухов; он, кстати, не только автор безумно-гениальных теорий, не только жил в соответствии с ними, не только был удивительно активен, он ещё и, безусловно, был «пространственно деятелен». Все свои теории он строил на более-менее фактическом материале, добытом лично. Он был – практикующий безумец, не склонный останавливаться на достигнутом, он постоянно предпринимал эти путешествия – реальные, по Земле, или более виртуальные – по времени. Он становился и становится объектом для подражания, он был вождём своей армии – армии последователей. Он действительно вызывает восхищение и скорее положительные эмоции, чем отрицательные. Хотя ясно, что он был безумен, но это тот случай, когда такое безумие не делает из его обладателя посмешище. Архетип «Купо-экстраверта».
Этот архетип «играет» всегда, когда ради своей теории, кто-то «пускается в путешествие»: будь это Тур Хейердал, ради доказательства своей теории переплывший Атлантику на парусном плоту, питаясь одной рыбой; Джеральд Даррелл, мало того, что объездивший весь свет, так ещё и всегда относящийся к объекта своего призвания с позиции «почти бога»; или Дэвид Линдсей, доказавший жизненность своей философии, совершив путешествие в Арктуру (;)).
Второй – великий и очень странный Куинджи. Что его всегда отличало – так это полное равнодушие к потенциальным зрителям; его вообще интересовала только его теория, принципиальная возможность передать мир, каким бы он был после того, как Куинджи, будь он богом, этот мир улучшил, передать этот мир на холсте. Ради этого он пустился в такое путешествие, из которого уже не мог вернуться: работа над картинами порой захватывала его настолько, что он запирался в студии на Васильевском острове и не желал видеть никого из людей; еду ему оставляли на пороге. Это путешествие по миру своего воображения, иной вид безумия, но не вызывающий смеха, скорее наоборот: мы склонно относится к таким вещам с пиететом, хотя, вообще говоря, такое поведение «ненормально». Но эта ненормальность понимается нами как нечто естественное; мы просто принимаем, как факт, что есть люди, которые не имеют ничего общего с социальностью и к ним не применимы те критерии, которыми мы определяем самих себя и таких же, как мы. Мы принимаем, как факт, что есть ещё и «совсем другие люди». А и правда, что с ними сделаешь? Примерно так же, наверное, должны были бы относиться к«либеро» другие семьи УМ: просто принимать факт, что «либеро» существуют, и «нам этого не понять». Куинджи, картины которого невозможно забыть, увидев однажды, - архетип «Купо-интроверта».
И всегда объединяющим для людей со «знаком Купо» будет умение как будто бы совсем не нарочно производить впечатление на других людей и оставаться в их памяти на долгие годы.
Вот таким оказался первый бог второго поколения, «официальный» Старший Сын Солнца. Вторым наследником Хорса и Коло стал младший брат Купо, Яр – бог воинов.
Итак, вторым братом-«наследником» Солярных близнецов, стал Яр, бог огня, бог Солнца, бог воинов.
Яр – сын Живы и Макш, и хотя Старшим Сыном Солнца является Купо, Яр тоже «как бы» старший, старший в другой ветви. Поэтому, когда речь идёт просто о «старшем сыне Солнца», требуется уточнение, кто всё-таки имеется в виду.
Купо не был богом войны, но война была неизбежным следствием его активного характера. В какой-то мере, она неотделима от образа Купо, является его неотъемлемым атрибутом. Так, распространяясь по миру, люди неибежно вступали в конфликты, в битвы, выясняя, кто из них сильнее.
Наступило, однако, время, когда большая часть людей определилась в народ (семьи), семьи определились с принадлежащим им пространством, и война отделилась от повседневности и приобрела отдельный социальный смысл. И так как оставались те, кто нападал, неизбежно появились те, кто защищал. Битвы стали искусством и защита всегда должна была опережать нападение; стало мало одних только данных от природы силы, ловкости и реакции, стали важны подготовка, тренировка и совершенствование умений. В конце концов, всё это вело к появлению особых правил жизни.
И каким-то образом война опять растворилась и отступила на задний план. Мастерство, правила, красота движений и оружия, то и те, что и кого требовалось защищать, - это заняло её место.
Яр не был богом войны тоже. Единственные, кто могут претендовать на этот статус, - Хорс и Коло, воины-близнецы, символизирующие дуализм войны, как явления, и единство противоположных сторон в сражении.
Характер у Яра соответствующий. Как ни странно, вспыльчивостью и яростью из всех родственников он больше всего походит на самого старшего брата. Надо полагать, обоим это свойство досталось от Отца, и так проявилась та черта его характера, которая неочевидна до поры до времени (конец света – всегда дело рук Демиурга). Но Яр впадает в ярость (отлично звучит!) лишь тогда, когда кто-то переходит границы его «владений». Самое известное святилище Яра было расположено в Яровой долине – горной долине, когда-то бывшей дном озера; по легенде, горы были созданы самим Яром и были его любимым местом, так как «достигали вершинами самой верхней границы неба». Однажды младший брат Яра самовольно соорудил в этих горах огромное прекрасное озеро с хрустальной чистой волшебной водой. Когда Яр наткнулся на это озеро, он впал в ярость и высушил его и повелел, что до конца мира в знак того, что здесь его земля, в появившейся долине будет стоять его храм.
С долиной Яр, на первый взгляд, повёл себя мелочно, но здесь вмешались тонкости отношений между братьями. В любом случае, это хороший пример того, насколько неконтролируема его ярость. А до тех пор, пока не тронуто то, что он считает своим – от гор до идей, от людей до костра в тёмном лесу ночью, он спокоен. Думаю, если бы у кого-то хватило сил вглядеться в его лицо, тот не прочёл бы там ничего, кроме уверенного спокойствия.
Этой способностью – мгновенно входить в «боевой режим», изменённое состояние сознания и тела, состояние направленной ярости, Яр наделил ту семью, которая попала под его покровительство. Разумеется, это были воины.
«…я проснулся.
Рефлексы воина работают чётко: я уже был на ногах и наготове, а охотники ещё только открывали глаза. В кое-то веки я оказался быстрее их, но сейчас наступило моё время: вокруг я чувствовал тьму. Столь глубокую, с какой ещё не встречался; создания из городских тупиков и ночных садов не шли ни в какое сравнение с приближающейся массой тьмы. Здесь поработал кто-то более изобретательный, имеющий извращённое воображение; им двигало лишь любопытство, не более. Он создал то, чьё перемещение, приближение было уже слышно, лишь из чистого искусства, потому что мог это сделать. И та злость, что владела тьмой, тот голод, что двигал ей, были лишь побочным эффектом. Он, должно быть, полюбовался на дело рук своих и забыл об этом.
Я почувствовал, что скрежещу зубами от ненависти – древней ненависти. Беспамятный, Безумный, злой шутник, всегда обращающий свой дар в проклятье. Это было недопустимо – поддаваться эмоциями, и я выключил их, забыл, что умею их испытывать. Важна лишь битва – это древнее, это правильное, это инстинкт. Это я, воин светлого Яра, сына Солнца, и тьма не может не расступиться передо мной.
Охотники поднимались, но я видел, как быстро мчатся твари; моё зрение подстраивалось под скорость врага. Сейчас они будут здесь.
Под звёздами деревья были тенями с серебряной сердцевиной, трава и подлесок светились, и вот этот свет заполнился струящимися, как вода, тенями.
Река непроницаемой темноты извивалась, стремилась к цели, шла на наш «запах» - специфический «аромат» человеческого разума. Я уже различал в этой массе тьмы движения лап, морд, хвостов, хребтов, уже видел каждое существо по отдельности.
Краем глаза я отметил, что Трейдэк уже готов к битве, он успел раньше всех. Агурс тоже успеет, остальные? Посмотрим. Охотников тоже не так-то просто взять.
Кромка темноты подошла на расстояние броска и прыгнула на нас; мы оказались внутри, больше не было звёзд; теперь только я был источником света.
[…]
По счастью, ночью они оттеснили меня не так уж далеко; в скором времени я вернулся к месту, где началось нападение. Здесь широкая река трупов впадала в глубокое озеро. Это должно было радовать, но меня насторожило состояние дохлых тварей – они превратились уже в практически высохшие шкуры; все они сдохли в самом начале боя.
Загнав очнувшееся вдруг и совершенно неуместное сейчас отвращение подальше внутрь, я концом костыля переворачивал и ворошил эти шкуры; некоторые обращались от прикосновения в прах, такими они стали хрупкими.
Я нашёл засохшую человеческую кровь и то, что можно было считать ошмётками плоти и одежды – мелкие бурые неопознаваемые клочки. Твари мгновенно сжирали тех, кто падал под их натиском, вот что выходило. Но самое главное, я нашёл ножи – ровно по числу моих спутников; именные ножи, все разные, сбалансированные и подогнанные под руку владельца, блестящие на солнце охотничьи ножи. Кинжалы, спицы и кистени тоже остались. Но ни луков, ни стрел не было, только немного трухи – деревянные части твари сгрызли, а жилы сожрали. Они не тронули только металл да костяные рукояти охотничьих ножей, - возможно, испугались символов, нанесённых на них. От тех кинжалов, что были с деревянными ручками, остались только лезвия, а на костяных виднелись лишь глубокие следы зубов. Следы были и на большинстве кистеней.
[…]Вещи я тоже оттащил подальше. Мне было тошно. И при этом я не мог показать вида, насколько, будто кто-то наблюдал за мной и мог осудить мою слабость.
Я не уничтожил тьму раньше, чем она уничтожила моих товарищей. Я не могу теперь даже похоронить что-то, что было бы знаком их тел; кроме ножей не осталось ничего важного. Но мысль закопать ножи была тоже совершенно тошнотворной».
Стоит обратить внимание здесь на то, что ранее (в тексте «Имени»; в этом тексте это будет позднее) Энджер легко признавал, что уступает охотникам в физической силе, выносливости, в реакции и умении ориентироваться на местности, в точности. Но уступает, как человек; и потому, собственно, что многое дано им от рождения просто так, потому что они находятся под покровительством своего бога. Ну и, разумеется, в охотничьих навыках им уступают все остальные люди. Однако, как аватара бога Яра, как воин-защитник Энджер превосходит их так, что даже время для него течёт медленнее.
Яр тоже уступает своему старшему брату; Купо, как было сказано, первый из богов второго цикла и всегда будет первым во всём, остальные, даже Яр, уступают ему в активности, способности «объять необъятное», в скорости, но при этом Яр всё равно – лучший воин. Я не могу вообразить себе причину, по которой Купо и Яру пришлось бы вступить в битву всерьёз, но допустим, это был бы полусерьёзный поединок двух братьев, вроде как игра-тренировка; в общем-то, они были бы равны, и, возможно, победителем вышел бы тот, кто оказался более терпелив, то есть Яр. Как бы то ни было, лучший воин всегда остаётся победителем.
А Купо всегда остаётся первым.
В общем, двум старшим братьям делить нечего, а вот младшего они, частенько бывало, прижимали.
Возвращаемся к эпизоду с тварями: будучи воином и богом света, Яр подрядил своих людей очищать землю от таких вот существ («неестественных животных», как говорят охотники). Источников появления таковых два: фанатики, извратившие учение Купо, те самые, которых били колдуны и охотники, и фанатики, строго следовавшие учению Перу. От последних бед было намного больше, и речь об этом ещё зайдёт. Таким образом, Яр «образца» времён второго цикла – это защитник мира и людей, созданных Отцом.
Неудивительно, что Яр – один из самых популярных богов. Его знали и уважали повсюду, почитали именно как воина-защитника. В то время, когда культ Яра появился, воины были самой уважаемой, самой влиятельной семьёй, и пока они совершенствовали своё искусство, другие их «кормили и одевали». Конечно, всё было не так грубо, но без преувеличения можно сказать, что семья воинов правила когда-то миром, при том, что отнюдь не была многочисленной. Упомянутая выше Ярова долина – своего рода заповедник того времени. Жизненный уклад там не менялся тысячелетиями, и крестьяне по-прежнему «кормят и одевают» очень малочисленную группу воинов, хотя никакой угрозы, кажется, давно нет.
Власть и влияние воинов выдержали много веков, а закат их начался тогда же, когда и закат всего мира, - с Алисейской битвы. Позже воины перешли на положение наёмников, несмотря на то, что семья воинов владела собственным имуществом и сама могла нанимать тех, кто будет работать на её полях, в её шахтах и на её кораблях. Но эта служба «наёмников» была продолжением всё тех же вещей, для которых воины были созданы: они оставались защитниками. И на закате мира им всё ещё оставалось много работы: тёмные твари никуда не делись, а продолжали плодиться и распространяться, да и обычных воров-бандитов было достаточно. Любопытно, что вся эта шушера, неизбежно заводящаяся в неизбежных городских трущобах, состояла из опустившихся представителей всех семьей, кроме воинов. Даже тогда, когда мир износился и умирал, воины оставались верны себе и своему богу; они могли признавать его уход вместе с остальными, но это не меняло основных принципов их существования. Их семейное право всегда содержало много правил, касающихся того, что мы называем дисциплиной и субординацией, это тоже играло свою роль; пусть к финалу семейное право превратилось повсюду в железный корсет, основа всё равно была правильной.
Возвращаясь к «наёмничеству». Энджер, например, какое-то время состоял в должности начальника городской стражи при главе города, название которого я, конечно же, сейчас не помню. Но Энджер из старших, младшие в семье воинов довольствовались службой попроще, в той же городской страже. В какой-то мере воины взяли на себя и те функции, которые в нашем мире выполняют правоохранительные, следственные органы.
Когда-то храмов Яра было очень много, культ его был распространён по всему миру, и даже после ухода богов, когда храмы опустели и исчезли будто сами собой, оставался в условно цивилизованной части мира (т.е. за вычетом земель колдунов и охотников и погонщиков драконов) единственный действующий храм и это был храм бога Яра - как раз в Яровой долине.
Ещё одно обстоятельство: боги «светлой» ветви и боги «тёмной» ветви как-то традиционно соперничают и поддерживают нейтрально-вежливые отношения: «Я знаю, кто ты, здесь твоя часть, там моя, и разойдёмся на этом». Так вот, среди всех семей самые напряжённые отношения у воинов всегда были с колдунами. Когда-то они соперничали за власть: воины были хозяевами мира, а колдуны пришли, показали, что могут легко захватить этот мир, и ушли спокойно. Потом они были вынужденными союзниками и в Алисейской битве сражались на одной стороне. На закате мира, когда правила стали оковами, только с одной семьёй запрещены для воинов «контакты»: с колдунами. Реакция от их «взаимодействия» получается иногда любопытная (см. начало отрывка про храм Маары).
Подводя итог: Яр во втором цикле Пантеона, - это свет Солнца, воин-защитник. Возможно, самый почитаемый бог этого мира.
Руны… Купо принадлежит из рун Отца руна Асс – уста творения, дыхание бога; Яру – руна Кен – истинный свет.
Иллюстративная часть. Для начала дурацкая шутка: каждый год в нашей стране 23-го февраля празднуется Яров день.
Вообще, в связи с тем, что история Яра на втором цикле Пантеона не заканчивается, привести примеры людей, находящихся под его влиянием, проблематично: самые удачные, за редким исключением, будут относиться скорее к «позднему» варианту Яра. Как раз на такой случай у меня есть идеальный пример, который я приберегу для финала истории Пантеона.
Современная культура не жалует людей «раннего» Яра. Если рыцарь – то либо со страхом и упрёком, либо железный лоб в железных латах, в прямом и переносном смысле. Если солдат, то либо варвар-приключенец, либо Рембо, и это в лучшем случае. Ну не приводить же в пример героя Шварцнегера из первого «Хищника», как борца с инопланетной тьмой?
Ладно. Глава сопротивления в «Виктории» (Кстати, Марк Зингер сыграл ещё главную роль в фильмике «Beastmaster: The Eye of Braxus», и там его персонаж тоже ближе к герою Яра, чем к обычному приключенцу, в отличие от большинства фентези-фильмов). В новозеландском странноватом сериале «Легенда о Вильгельме Телле» из главного героя как раз хотели вырастить воина-защитника в духе воинов Яра.
Дальше, Спендлер, вставший на защиту мёртвой, но прекрасной культуры от «ларька с хот-догами» в «И по-прежнему лучами серебрит просто луна…» («Марсианский хроники») Бредбери, явно руководствовался принципами близкими воину Яра. Ещё Роланд из «Тёмной башни» Кинга - вся культура Стрелков явно от Яра. Вот, прошла мимо полки с книгами: главный герой «Молодые и сильные выживут» Дивова; вообще, Дивов – чуть ли не единственный, кто упорно продолжает писать книги, придерживаясь интонации героя Яра, хотя в данный момент такой герой не популярен и сложен для понимания, как никогда ранее. …А может быть, он никогда не был особенно популярен.
Да, ещё капитан «Серенити» Малькольм Рейнс завис где-то между «ранней» и «поздней» (см. далее) версиями Яра.
Герои старшего сына Солнца – это не столько «рыцари без страха и упрёка», существа больше мифические, чем реальные; это люди, защищающие тех, кто нуждается в их помощи, до последнего и такими методами и такой ценой, которые определяют исходя исключительно из собственных принципов.
Лучше всего эти образы сохранились в том, что называют «народным эпосом». Среди всех неудачников «Калевалы» очень легко отыскать героя Яра – это тот самый «сын кузнеца», он же «воин Севера». Наши былинные богатыри и в версиях без купюр и тем более в сказках Роу – ярчайшие примеры героев Яра. Илья Муромец против Змея Горыныча, Финист Ясный Сокол против злых магов Длинноуса и т.п. В общем-то, такие образы и остались только в сказках: «Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет». Люди знают слабости и сомнения, но герои Яра никогда – никогда – не сомневаются в том, что наше дело правое, потому что наше дело действительно – правое.
Ерма – младший брат Яра, второй сын Живы и Макш, бог плодородия, бог солнечного тепла, бог всего живого, воспроизводящегося, растущего и сопротивляющегося смерти – бог живой силы.
Ерма появился намного позже своих старших братьев, и в отличие от них никогда не был воинственным божеством. Единственная «война», известная ему, - та борьба, что ведёт всё живое, чтобы продолжать оставаться живым. И здесь Ерма, будучи сыном своего отца, также на стороне жизни; он тоже сохраняет её, но не сражаясь, а делая сильнее. Он создаёт и преумножает её, поэтому животворящий свет Солнца – это и есть Ерма.
Все боги второго и поздних циклов обречены действовать в границах естественных законов, но Ерма, пожалуй, в этом отношении наиболее успешен. Оставаясь в рамках этих законов, он единственный способен трактовать их нужным образом. Он научил людей, как использовать ограничения, обращая их в возможности. Он дал им то, что стало началом цивилизации – самые первые знании о мире, в котором люди живут. И далее всегда поддерживал тех, кто стремился изучать мир – «познать истину». Все естественные и «практические» науки находятся под его покровительством.
Ерма – любимый сын Макш, и он более других похож на неё. От Матери он получил знания о законах материального, природного мира. Так что если последователи культа Маары специализировались на «тайных знаниях» - получаемых из откровений, интуитивных знаний и эксплуатируемых с помощью нелогичных ритуалов и странных словесных формул, то под покровительством Ермы люди получали знания на основе экспериментов, научных метод, логики и т.п. Неудивительно, что Ерма стал покровителем тех, кто использует в своих целях объективные природные законы – крестьян, учёных, врачей и торговцев, «поделивших» между собой четыре области знания – от биологии до обществоведения.
Но в первую очередь Ерма всегда оставался «мужским» божеством природы, рациональной частью последней. В противоположность стихиям (за исключением огня), доставшимся богиням, природа в трактовке Ермы управляема, подчинена незыблемым объективным законам, которые можно познать и использовать. И как бог природы, Ерма тот, кто даёт жизнь; он – солнечное оплодотворяющее тепло; тот бог, что в Пантеоне мог бы произнести фразу: «Плодитесь и размножайтесь». Более чем какой-то иной бог, Ерма связан с телесным, с основными инстинктами – продолжением рода, сохранением вида; он – сила, дающая жизнь – физическую.
Характером Ерма больше похож на Мать, и со старшими братьями у него нет особого взаимопонимания. Что Купо, что Яр всегда относились к Ерме снисходительно, как к «самому младшему брату»; ни тот, ни другой никогда бы не стали прислушиваться к его мнению, а действовать самостоятельно в той области, которая ему досталось, Ерме позволялось только потому, что старшие братья такими вещами не интересовались. И хотя Ерма открыто никогда им не возражал, так было не столько потому, что он их боялся, а скорее потому, что связываться со старшими ему было просто неинтересно.
Все трое жили мирно постольку, поскольку каждый из них был лучшим – в том, что считал главным для себя.
Ерма, кстати, при необходимости находил способы обойти братьев; возвращаясь к той же истории про появление Яровой долины: немалую роль в столь гневной реакции Яра сыграло то, что вода в озере действительно была «волшебной» - гасила Яровую ярость как и полагается воде гасить огонь. Так Яр узнал, что Ерма «экспериментирует в этом направлении». Удалось ли последнему закончить эти опыты, мне о том неизвестно.
Но такие конфликты были очень редки, в основном братья решали свой спор опосредовано: их разногласия находили отражение в людях, следующих путём того или другого бога. Если семьи Купо в какой-то степени были вообще отщепенцами для всех остальных (с точки зрениях самих «либеро» они, напротив, «презрели мещанство и обыденность»), то в исторической перспективе развитие семей Яра и Ермы можно рассматривать, как борьбу за верховенство. Поначалу воины правили миром, но со временем власть перешла к тем, кто их «кормил и одевал» и, соответственно, не был доволен первоначальным положением дел. И если земледельцы, которые всегда больше других нуждались в защите хотя бы потому, что не могли даже убежать в короткие сроки, будучи привязанными к своей земле чуть ли не в прямом смысле, относились к главенству воинов достаточно толерантно, то торговцы и учёные всегда стремились переменить статус-кво и потеснить воинов – восстановить «справедливость».
У всех семей Ермы были, таким образом, напряжённые отношения с семьёй воинов, что отражало и сложные отношения самого Ермы с его братьями. В конечном же счёте, его семьи стали хозяевами мира.
…Итак, Ерма оказался богом активного знания, богом плодородия, богом торговли, то есть богом «мирного времени», в противоположность своим старшим братьям. При этом он будто унаследовал от братьев и развил в себе их положительно-активные черты; от Купо – активность и умение использовать базовые законы мира, от Яра – склонность к «категорическому императиву», разделению «добра» и «зла» (Купо в этом отношении никогда не был особенно щепетилен) в использовании своих знаний – ограничение, требующее защищать целостность мироздания. Иными словами, в отличие от «ветви Маары» все дети Макш были лишены неразумной склонности к саморазрушению, тогда как Купо не переходил эту границу исключительно из-за врождённого «Купоцентризма» (а вот младшее божество из поколения детей Солнца как раз отличалось такой склонностью).
Не обладая божественным честолюбием Купо и будучи более гибким по характеру, чем скованный собственными правилами Яр, Ерма неизбежно стал тем, за кем осталось будущее на этом витке развития мира. Ерма – та часть образа Солнца, которая исключительно благотворна: тепло, энергия, плодородие, свет, жизнь. В каком-то смысле он бог повседневности, к нему не обращаются по особым поводам, напротив, он присутствует в жизни каждого человека постоянно, он даритель жизненных благ и покровитель мирных дел; фон, на котором происходит эволюция, прогресс, развитие; основа существования.
Правда, в УМ Ерма, как и остальные, исчез раньше, чем слово «прогресс» стало использоваться в общепринятом сейчас смысле. Он, по сути, не вышел окончательно из тени своих братьев.
Ерма – единственный бог, оказавшийся покровителем сразу четырёх семей. Крестьянам от Ермы досталось умение предсказывать ближайшие события – точно, или отдалённые – в общих чертах; в основном эти предсказания были из их «профессиональной» области, интуитивное понимание, как и что влияет на рост и развитие растений и животных и т.п., а также основные сведения о том, что со временем превратилось бы в агрономию и механику сельского хозяйства. Это звучит, пожалуй, не слишком впечатляюще, но на самом деле крестьяне действительно могли по «полёту птиц» предсказывать будущее. Все оракулы, которые когда-либо были в храмах УМ до исхода богов, все происходили из семьи крестьян.
Торговцам, когда-то от крестьян отделившимся, достались уникальная память и математические способности, что в их деле далеко не лишнее, а также умение с первого взгляда понимать про незнакомого человека, как минимум, его настроения и намерения, как максимум, принципы и социальное положение. Из всего этого, кстати, получилось необычное следствие. «…Их [торговцев] жизнь, кажется, была подчинена странным и жёстким правилам поведения. Так, они должны были демонстрировать презрение не только к воинам, но друг к другу; точнее, они были разделены на две группы, по трое в каждой – по трое представителей разных малых семей, конкурирующих друг с другом. Вынужденные плыть на одном корабле многие недели, они также старались встречаться друг с другом как можно реже: ходили по трое, старались переходить на «другую сторону» палубы при встрече. Но здесь правило было менее строгим, чем в отношении воинов, и при необходимости враждующие группы всё же могли находиться в обществе друг друга.
В каждой троице был лидер – условно старший. Оба они считали себя обязанными оказывать знаки внимания двум женщинам на борту, поделив их между собой по некоему молчаливому соглашению…».
Учёные получили инсайт – откровение, непосредственное прикосновение к знаниям своего бога, связь с ним и друг с другом через общее «инфополе» или что там это такое на самом деле.
Врачи, последняя семья Ермы, отделившиеся от семьи учёных, получили в дополнение к инсайту эмпатию, способность чуять болезнь, если человек не может её объяснить или даже сам не понимает, что болен.
Все эти вещи выглядят обычно, совсем не так, как волшебные способности, даруемые другими богами. Откровенно говоря, есть люди, которые вроде бы и так всё это умеют: предсказывать погоду, перемножать в уме пятизначные числа, «читать мысли», чувствовать болезнь. Так и есть, дары Ермы не кажутся чудом, особенно в нашем нынешнем мире, который выстроен его последователями и является результатом многовекового развития «под знаком Ермы» и только-только начинает меняться. Именно поэтому для нас Ерма – бог, которого легче всего принять. Да и он, может быть, считал себя ближе к людям, чем его братья.
Ерма настолько положительный персонаж, что даже его младшая сестра тоже становится положительным персонажем тогда – и только тогда – когда упоминается вместе с ним. То, что эти двое изредка участвуют в каких-либо «историях», объясняется тем, что в определённом смысле у них есть общие темы для приключений. Сам же Ерма единственно в таких случаях выступает в роли старшего, во всех остальных случаях, даже в те времена, когда его семьи обладали наибольшей властью, он всегда именовался «младшим сыном Солнца». (А вообще, забегая сильно вперёд, скажу – так как боюсь потом забыть – что Саймон и Ривер Темп из Firefly– великолепнейшая иллюстрация именно такой «мифологической» пары, и то, что Ривер совершенно неадекватна без старшего брата, выглядит особенно точным.)
Люди, действующие под звездой этого бога, всегда отличаются смекалкой, сообразительностью, умом (птица Говорун, ага) (не всегда это «тонкий ум», намного чаще – практический), упорством, трудолюбием. И ещё – всегда – честностью. Казалось бы, взять тех же торговцев – честность в их работе не самое удобное качество; но и бизнес можно вести по-разному; чтобы получать прибыль, нужно знать законы экономики и уметь ими пользоваться, репутация же мошенника высокой рентабельности не способствует – и это тоже естественный экономический закон.
Для учёных честность – это объективность, умение и силы не жертвовать правдой ради иных соображений. Для врачей – это «клятва Гиппократа». Для крестьян всё вообще просто, их жизнь как-то и не предполагает особых возможностей для мошенничества и лицемерия.
Люди Ермы всегда очень хорошо знают законы и правила – как объективные природные, так и установленные обществом, знают пределы своих возможностей, умеют управлять ресурсами и извлекать из всего этого максимальный результат. Так очень часто спортсмены-рекордсмены оказываются под влиянием этого бога, превращая своё собственное тело в иллюстрацию того, как при ограниченных ресурсах можно превзойти известные пределы.
Но за исключением … гм, редких исключений, в большинстве своём люди Ермы не оказываются в центре внимания, да они и не стремятся к этому; про таких, как они, говорят: «хорошие люди», костяк общества, класс средний и выше среднего. Умные, активные, практичные, ответственные, образованные – нормальные, но не лишённые индивидуальности, мечта утопистов.
…Да, а ещё так вышло, что Ерма – бог-изобретатель лабиринтов и головоломок, правильных путей и выходов из безвыходных положений; это так, к слову.
Руна Ермы – это Асс, мудрость, дыхание бога, одушевление, творение жизни, предпоследняя руна Бога – бога творящего, вдыхающего жизнь, благословляющего мысли, слова и дела.
Нельзя сказать, что Ерма не унаследовал вовсе воинственности, свойственной его старшим братьям и младшей сестре, но да, более остальных он похож на Мать, настолько, насколько она вообще это могла допустить при свойственном ей желании воспроизводить своего мужа во всём. Да, Ерма менее других агрессивен, он не считает войну «отдельным занятием», но он точно также включён в особую борьбу за превосходство, которую ведут дети Солнца. Купо – первый, Яр – лучший воин, Ерма специализируется на социальной иерархии. Первенство Купо основано на его… первенстве (первородстве), для Яра и его воинов право на превосходство обеспечивается их уникальными выдающимися способностями. Для Ермы и его семей превосходство над другими подтверждается социальной иерархией, места в которой завоёвываются умом, трудолюбием, способностями – в том числе и силой, но не бездумной, а облагороженной рациональностью. И иерархия, как таковая – как сложная система, в которой учитывается множество факторов, придумана Ермой. Какие предельные формы она может принимать показано в текстовом отрывке выше.
А ещё Ерма, как бог плодородия и оплодотворяющей силы, неизбежно является фаллическим богом. Так что его образ так или иначе связан и с насилием, проникновением, победой. Только эти его свойства всегда как бы скрыты, подразумеваются, но не акцентируются; это не лицемерие, а следование ещё одному естественному закону: день – для дневных дел, а всё остальное скрыто покровами ночи. Ночь – лучшее время для создания жизни, и даже семена прорастают ночью, когда их никто не видит.
Перу – последняя из поколения Детей Солнца; она дочь Маары и Отца, и её рождение было незаконным.
«Было известно Судьбе, что будет у Солнца четверо детей. И обладая этим знанием, она выбрала для своего ребёнка первенство, и уступила остальные три рождения Макш. И Купо стал первым и старшим над остальными. Родив Купо, Маара отступила в тень ночи и смотрела на появляющихся сыновей Макш, но думала о том, что ей нужна дочь. Ибо уже нося плод, Маара знала, что родит сына, и тем сильнее жаждала получить дочь, а родив сына, пожалела об уступке для Макш. Ибо после появления людей – после начала эпохи Детей Солнца, цикл рождения и смерти не был полон без дочери Маары. В сумерках утренних ни Макш, ни Маара теперь не имели силы, и время от смерти до рождения больше не принадлежало ни одной из них, а предназначено было для Сумеречной богини, дочери Маары. И Судьба знала это.
И потому, как только осталось ещё одно рождение, она сочла, что по справедливости, должна забрать его себе и, явившись не в свою очередь к Отцу, получила ещё одного ребёнка. И то была дочь».
Вот такая история. Можно сказать, что Перу – незаконнорожденная, и должна была быть совсем не собой – то ли Сумеречной богиней, то ли Солярным богом, а та, что получилась, была кем-то совсем иным, странным и зачастую ужасающим. И в характере её слишком много противоречивого, и всё её существование – это странные действия, странные отношения и странные последствия.
Маара так и не получила того, чего хотела, её дочь стала для неё разочарованием, выпавшим из мозаики судеб нелепым искорёженным кусочком. Дело усугубляется тем, что есть вещи, в которых Перу похожа на мать, и прежде всего она неизбежно унаследовала часть силы, но не пожелала передавать её дальше, прервав тем самым вечный круг рождения и смерти.
Предполагаемые для Сумеречной богини функции на Перу просто не «налезли», в результате она получила власть над небом и стала божеством грома, молний, ураганов, проливных дождей, лесных пожаров и т.п. – всех тех природных катастроф, что приходят с неба. Чаще всего Перу «в себе», и тогда небо – просто небо; но у неё бывают приступы «дурного настроения», а то и просто безумия, и тогда небо обрушивает это безумие на мир людей.
Родившись богиней, но с умом и характером скорее мужского божества, не пожелав исполнять предназначенную ей роль, она выбрала бунт против всего Пантеона. Примечательно, что как показала дальнейшая история, это был не единственный и не самый лучший способ поступать по-своему.
Она может любить, но она не может мириться с властью над собой. Она безумна, но всё её поступки справедливы – в соответствии с её пониманием логики и справедливости.
Как близки друг другу старшие сыновья Солнца – Купо и Яр, так близки и Ерма и Перу; если кто-то из детей Солнца в какой-нибудь истории действуют в паре, то это всегда так – Купо и Яр, Ерма и Перу. Последние двое также явились в мир практически в одно и то де время, и рядом с Ермой безумие Перу всегда стихает, а её противоречия приходят в равновесие. Тогда единственно она превращается в «младшую сестру», только тогда она не восстаёт портив такого статуса (всё же пример брата и сестры Темпов из Firefly – идеальный пример; и те отношения, что есть между ними, во всех нюансах описывают отношения между Ермой и Перу; очень мне этот пример нравится).
Перу не только отвергла свою судьбу – участь Сумеречной богини, она так же отказалась от того дара, что был предназначен этой богини, впрочем, сама того не ведая. И зависнув между небом и землёй, Перу превратилась в «хроническую неудачницу». Всё, что она делала, создавала или решала, всё всегда отдавало невероятной неуместностью и неестественностью.
Обладая умом и силой и знанием тайных законов мира, доставшимися ей и от Отца, и от Маары, она, подобно старшему (родному) брату, занялась творчеством. Но у Перу не было ни его особого статуса, ни его свойства быть «плотью от плоти» мира, и в своём творчестве она преуспела странным образом. Её привлекали весьма противоречивые вещи, что не удивительно, химеры, чья неестественность была заметна невооружённым глазом. «…я видел тела неестественных зверей, напавших на нас. […] Мы ничего не можем противопоставить неестественным зверям, они чужды, невидимы для нас. Но мы всегда чувствовали, что и на такого зверя должен быть свой охотник». Это слова охотника; для его семьи, живущей с лесом в неком симбиозе, «неестественные звери» Перу – нечто невоспринимаемое, невозможное, несуществующее, они внушают ему безотчётных страх, и эхо от их присутствия звучит на большом расстоянии.
Эти твари доставили людям немало бед. В конце концов, Перу создала всех этих жутких ночные существ, на уничтожении которых стали специализироваться воины. Из всех её братьев, Яр больше всех не любил Перу, его отношение в переводе на человеческий язык звучало бы, пожалуй, так: «Девчонку давно не пороли, и малявка обнаглела». Собственно, примерно этим он и занимался – «поркой», подрывая все начинания Перу, о которых узнавал так или иначе. В общем, с творением у Перу не очень получилось, не считая одной удачи… и то, удачи или неудачи – зависит от угла зрения.
Здесь, кстати, уместно вспомнить ту самую историю про индейских богов (было ли так – кто знает, но – так вполне могло быть, это очень в характере Перу): «Вся Юж. Америка - один большой эксперимент П. На самом деле, там никогда не было людей, но однажды П. украла пару сотен и разместила их в лесах Амазонки. Изолированность материка давала отличные условия для чистоты эксперимента. Специально для объектов своих исследований П. создала кучу страшных монстров и выдала их за богов; и стала смотреть, что будет дальше. Изучала реакции, мутации сознания, в т.ч. массового. Из всей своры химер только Кецалькоатль получился слишком добрым, за что "отправился на остров", в конце концов». Да, и отметить, кстати, что всё это, Перу делала не из некой врождённой злости, а исключительно потому, что не понимала, что же здесь неправильного. Из-за своего бунта она лишилась способность чувствовать «уместность» и «естественность». В общем, творение по «методу бога» ей не слишком далось.
Дальше, отказавшись от причастности к кольцу жизни и смерти, она не смогла и творить так, как это делали её мать и мачеха. Ни плетение судеб, ни создание жизни не были ей доступны. Перу навсегда была обречена на бесплодие (тут у меня принципиальный вопрос, который я не могу решить – родилась ли она бесплодной или стала такой; склоняюсь ко второму). В конце концов, она пожалела об этом, но, разумеется, слишком поздно, что не сделало её отношение к миру лучше. Её младшая сестра Вач, ставшая Матерью человечества (Хозяйкой), вызывала в ней зависть (по определённой причине, о ней чуть позже) и даже ненависть (особенно потому, что, по мнению Перу, «все» любили Вач, но не любили её). В то же время, Перу боялась мысли о том, что она сама могла бы иметь детей, боялась уже потому, что рождение у неё дочери автоматически означало необходимость передать сначала часть, а со временем и всю силу. Это Перу было известно наверняка, ведь будучи дочерью Маары, она получила, пусть ослабленную, способность к видению будущих судеб. А сила, в конечном счёте, оставалось единственным, что у Перу вообще было, на что она могла рассчитывать в своём бунте против мира. Так что ещё одно противоречие – между завистью и страхом.
Стараясь подражать своим братьям и занимая нишу, предназначенную скорее для бога, Перу часто и притворялась богом. Её поступки чаще всего не были похожи на действия старших богинь, в принятии решений и образе действий Перу копировала «движения» Купо и Ермы. Её ум, её дух позволяли ей это, и порой люди не различали, кто из двоих детей Маары был причиной тех или иных событий. Например, достаточно распространённым в поздние времена было мнение, что неестественные звери на совести Купо, хотя человек знающий не мог бы представить себе, что Купо создал нечто подобное. В использовании силы Перу не хватало того, что было у её братьев – характерной черты – стремления защищать, распространять и поддерживать жизнь. Рождённая в час мрака, дочь Новолуния, Перу получила слишком мало такого света, хотя бы и отражённого.
Оставаясь богиней, хоть и отрицающей свою природу, Перу также стремилась найти того, кто будет слепить её глаза, как Солнце, кто будет выше её, кто пересилит её силу. За неимением других образцов, она смотрела на своего Отца. Как и для Маары и Макш, он стал для Перу абсолютным идеалом. И позже, когда в мир пришёл бог, соответствующий этому идеалу, Отец человечества (Хозяин), Пера обратила свою противоречивую… любовь (?) на него. Конечно, это было влечение, которое не доставляло Перу радости, скорее, она ещё больше возненавидела ту часть себя, что всё ещё жила по несбывшимся правилам. К тому же, как было сказано выше, отвергнув участь Сумеречной богини, а вместе с этим её дар, Перу ни на что не могла рассчитывать: новая линия её судьбы уходила всё дальше от Пантеона, всё глубже во тьму (так, что её многочисленные аватары в нашем мире под конец уже предпочитали вообще изолироваться от дневного света). Так что её влечение, искорёженное, но всё же искреннее, не было удовлетворено. Вот здесь и появилась причина для жгучей ненависти к Вач, получившей тот самый «идеал». Для Перу всё выглядело именно так: как захватнические действия её младшей сестры. Знание дочери Судьбы о том, что Хозяйка и Хозяин в принципе были созданы друг ради друга, Перу просто откинула прочь.
С тех пор Перу затаила злобу на Вач и Воло и всюду, как могла, преследовала тех, в ком текла их божественная кровь. Целью Перу стало также перекроить созданную ими цивилизацию на свой манер, измерить её по своей мерке и стереть из памяти людей образы их богов. Опять можно вспомнить историю про индейских богов, а также о том, что случается, когда люди теряют Хозяина и Хозяйку. Мир Перу – это неприглядное, неестественное место, но наш мир становится всё больше похож на него.
Однако надо ещё рассказать про ту единственную удачу, которая упоминалась выше. Кстати, эта история – одна из немногих, показывающая Перу не только и не столько с отрицательной стороны. Но ещё раз подтверждающая, что главная причина странности Перу (такой, какой уж она сама хотела быть) – отсутствие стремления во всём и всегда ориентироваться на «критерий жизни», проходящего красной нитью через всю историю деяний её братьев. Так что женщины, воплощающие архетип Перу, действительно могут быть безумны в клиническом и обыденном смыслах слова, а могут быть просто очень странными, с неуместными, неестественными, неизящными идеями. Или же, родившись «младшими сёстрами», они могут всё же сохранять гармонию, но такое везение ещё надо заполучить.
Так про удачу… Вот история той семьи, чьей покровительницей была Перу – семьи погонщиков драконов.
Вообще, неизвестно, выбрало ли своей покровительницей Перу некое племя сознательно или же она явилась сама, не спрашивая, и сделала с ними всё, что хотела. Для остального мира в тот момент это племя, живущее в другой части света, перестало существовать (как тут не вспомнить индейцев в третий раз). И снова о них стало известно только тогда, когда люди остального мира освоили весь свой немалый континент и перешли по тонкому перешейку Алисеи в страну погонщиков драконов.
Скорей всего, в голове богини появилась идея, сложная, красивая идея, и для воплощения последней она выбрала один из отдалённых, изолированных от остального мира, краёв, чтобы никто не мешал ей. Её идей было улучшение. Улучшение мира, который обидел её, и потому виделся ей неправильным, нехорошим. Она создала драконов – искусственных существ, но столь удачных, что и после исхода богов, драконы продолжали существовать. Это были особенные существа, соединившись с которыми разумом, человек действительно мог стать «лучше» - обрести силу, видеть дальше в пространстве и времени, и одновременно, перестать быть рабом инстинктов и желаний, обрести немного больше мудрости. Только по началу драконов было достаточно для всех в семье, а потом, когда исчезла Перу, новые драконы перестали появляться, часть прежних умерла, а людей меньше не стало, напротив, люди всегда имеют тенденцию плодиться до безобразия. Так что… «Руководствуясь некими соображениями высшего порядка, круг старейшин выбирает, кто получит дракона, а кто нет. Этот человек обязан завести семью и, кроме того, взять на себя заботу о своих родных и родных супруга. Таким образом, связь с драконом осуществляется через главу семьи.
С теми, кто никак не связан с драконом, происходит то же, что случилось с нашими хозяевами. Постепенно их кровь «холодеет», и в некоторых вещах они начинают походить на рептилий». Такие люди («драконья кровь») зависят от солнечного света и тепла, как хладнокровные животные. «Мысленно я обратился к спящему в горах дракону. С каждым его глубоким сонным вздохом внутри его громадного тела будто пробегали вспышки. Эта сила гипнотизировала меня. Моё тело поймало ровный жизненный ритм дракона, и я снова заснул».
Кроме того, Перу не успела довести начатое до логического конца, она лишь оставила намёки, как получить полное слияние человека и дракона и что из этого получится. Погонщики не сумели сами пройти этот путь в умирающем мире, и было лишь одно исключение. И всё же Перу этот финальный шаг задумывался как нечто прекрасное и, может быть, во компенсацию всех её нелепых начинаний, это был тот случай, когда действительно произошло бы что-то хорошее.
Да, ещё про то, какими были драконы: здесь.
И, можно сказать, что в меру доступного ей, Перу любила доставшихся ей людей. Для неё они стали кем-то вроде приёмных детей, и такой близости с их семьями не было ни у кого из богов второго поколения. Перу создала своих приёмышей заново, по образу и подобию своего ума, наделила волшебными свойствами, берегла и защищала их, заботилась о них в меру своего умения и понимания. Погонщики оказались единственными, кто был предупреждён об уходе богов, Перу даже дала им своё собственное предсказание о конце мира и о том, как путь до конца всё же будет пройдён, - о том, как «пройти игру до конца» (кстати говоря, учение о ложности и нехорошести окружающего мира и о том, как из него выйти, - это очень в духе Перу; но утверждать, что это всё она, я не собираюсь). Возможно, Перу поделилась бы с погонщиками и «общим» предсказание о конце мира, но ей самой оно не было известно, её сил не хватило на это.
Из всех детей Солнца, ей единственной не досталось руны; руны Бога были ей не предназначены, а от руны Богини она отказалась.
Вот такой она была, дочь Солнца, дочь Новолуния – неуместной, то ли ошибкой, то ли недоразумением, странной, пугающей, безумной, несчастной, выпадающей из задуманной системы бытия. И только иногда она представлялась другой – заботливой и преданной, какой не могла стать в рамках выбранного пути.
Перу принадлежит четвёртый женский архетип (четвёртый, а не третий, потому что как богиня архетипа она заявила себя только после появления Вач, которой и достался третий).
Bonus: Перу вечно раздираема противоречиями; в худшие времена она, должно быть, похожа вот на эту многоликую могущественную программу-вирус из ReBoot:
Примечательная также фраза про непонятого художника и что она должна делать, чтобы доказать миру свою гениальность. У Гексы Досимал есть даже свои неестественные звери – нули.
Ну а Хранитель Боб (системный файерволл, судя по всему) – это такой защитник, мультяшный персонаж, находящийся под влиянием образа Яра, всё время рушит все планы вирусов, Гексы Досимал, в частности.
Боги человеческого мира – это три принципа, три руны, составляющие человеческую цивилизацию.
Это Хозяин, Хозяйка и Хранителей ключей, это Винья, Хагал и Ниид – это Воло, Вач и Чура.
Меня в момент написания текста терзали сомнения: про кого написать в начале – про Воло или Вач? С одной стороны, Хозяйка идёт первой, и на это есть объективные причины, это своего рода обратный отсчёт первых трёх Старших Арканов, но это касается системы Таро. Я же испытываю потребность поставить Воло впереди, и на это тоже есть причины, правда, субъективные. А на самом деле, о Воло и Вач стоило бы писать одновременно, что представляется в рамках действующего пространственно-временного континуума затруднительным.
Третье поколение не было детьми второго. Строго говоря, третье поколение не было и детьми первого. Правильнее сказать, что боги третьего поколения _произошли_ от богов первого поколения, они стали проекцией (и отражением) первого поколения на (в) человеческий(ом) мир(е).
Воло – прямая проекция Бога, Живы; Вач – проекция Богини, примирившей свою двойственность, проекция «через» Макш (поэтому Вач называют дочерью Макш), но «с учётом» Маары, как бы остающейся за спиной Макш. Чура – это проекция самого Зеркала, того принципа, что позволил существование мира. Проекция Зеркала – это Ключ (также см. "Руна Моста"). Мда.
В общем, я доверилась субъективным причинам…
Руна Воло – это Винья, Кульминатор, выражающий стремление к совершенству, вечное движение, эволюцию и активность. Воло – это Хозяин, и всё, что сказано о последнем, применимо и к Воло. Но! Воло - это скорее источник Хозяина, его персонификация, тогда, как Хозяин находится во всех людях одновременно, делая их людьми. Тем не менее, характер Воло соответствует описанию Хозяина.
В какой-то момент времени начинается превращение отдельных народов, племён в цивилизацию, единый человеческий мир, когда связи между отдельными маленькими человекомирами эволюционируют в диалектическом скачке. Новое качество в какой-то мере повторяет прошлое качество, как и должно, и в новом мире можно смело говорить о едином человеческом племени со сложной структурой. Поэтому боги третьего поколения «дублируют» богов первого.
Вполне очевидным кажется, что Воло, в частности, - бог мужчин, бог мужских качеств, гендерный прототип. Будучи проекцией Демиурга, он собирает в себе все те качества, что акцентированы в детях Живы (различных вариантах развития образа последнего): пассионарность, активность и первенство Купо, силу и огонь Яра, безудержную «плодовитость» и «распространённость» Ермы и стремление к изменению мира Перу. Непротиворечивый сплав этих качеств и составляет то, что делает Воло Хозяином.
Но это, так сказать, в общем. В частности Воло специализировался естественным образом на всём живом мире – животных и людях. Всё двигающееся, живое и эволюционирующее было его епархией. Иными словами, Воло бог живой, тёплой природы. Всё, что движется, шевелится, продолжается, распространяется, захватывает, защищает, отстаивает своё, всё, что имеет основной инстинкт, тот самый, что мы все чувствуем в себе и в других, это и есть Воло. Воло – Отец мира, и лучше всего это передано в Таро Изменения Формы, кстати говоря (вообще, все Старшие этой колоды, кажется, про третье поколение). Основной инстинкт в новом качестве, на новом этапе развития собрал людей в единое человечество и позволил развиваться, покорять и отстаивать.
В то же время, когда Воло выступал не как Хозяин, а как «классический» бог живого (животного) мира, он приобретал более узкую специализацию. В этом же качестве он стал покровителем семьи охотников. Любопытно, что с появлением Воло функции Ермы, как покровителя сельского хозяйства, несколько редуцировались, ещё больше сместившись в область «агрономии и зоотехники». Он по-прежнему заведовал всеми вещами, связанными с наблюдениями, календарями, селекцией и т.п. Но за естественные качества сельскохозяйственных животных – здоровье, размеры, плодовитость, отвечал уже Воло. Он в принципе отвечал за здоровье, размеры и плодовитость всех животных вообще – прирученных, диких и прямоходящих. За тот фактор случайности, «очки здоровья», распределяемые при рождении, просили и благодарили Воло.
Возвращаясь к семье охотников; о них уже было кое-что сказано раньше, ну вот ещё кусочек:
«…Мы не заходим в непролазную чащу, по крайней мере, меня туда не заводят. Каждый день я иду за своим проводником [охотником] и слышу каждый свой шаг, но огромный мощный человек впереди меня двигается бесшумно, даже дышит он слишком тихо, чтобы я мог это услышать».
«На шестой (или седьмой? я уже не мог их точно сосчитать, мои однообразные дни) день пути быть моим проводником-охранником выпало Агурсу. Признаться, впервые я мог назвать имя своего спутника, остальные охотники мне персонально не представлялись, а я и не спрашивал. В какой-то мере они были для меня на одно лицо, если и различимые, то лишь при должной тренировке, когда специально учишься узнавать их: «Ррр» носит нож с синей рукоятью – из чего она, кстати? «Грр» единственный с седыми прядями на висках, хотя и не понять, сколько ему лет. У «Ггр» нос был сломан и в профиль похож теперь на наконечник стрелы».
Это впечатления Энджера-воина о его спутниках. Энджер-охотник думает по-другому: «Я отложил в сторону их ножи; нож – как душа, жизнь в ней оставляет следы, а на ноже остаются отметины. Нож – имя и прошлое, и когда ты уходишь, он остаётся рядом с тем, что принадлежали твоим предками. Ножи погибших нужно принести назад.
[…]Мне почти не снятся сны; обычные сны не приветствуются, они вноясят сумятицу. Сны забываются, когда ты открываешь глаза. Сон – это выражение воли бога, и не нужно, чтобы обычные человеческие сны, продукт переваривания событий ушедшего дня, смешивались с повелениями богов. … Мужчинам опасно появляться в стране снов; можно утерять связь с этим миром. Мужчина должен видеть и слышать всё, что происходит вокруг, не пропуская ничего, чтобы принимать верные решения и действовать сразу, как только это необходимо. Мы быстрее всего, что создано миром, мы неотделимы от него, и нам не нужны сны.
[…]Я не произносил того, какими были они людьми, какие имели характеры, какую судьбу, чем прославились, где ошиблись. Солнцу известна их судьба лучше меня. Но я говорил о том, кем они были для меня, оставшегося в живых. Как последний живой, я мог просить за них, ведь они были мне кем-то, имели значение. Когда уходишь, важно, кем ты остаёшься для живых, в их памяти. А судьба твоя – в руках богов.
Солнце село. Я смотрел теперь на прогоревший костёр, на его угасающие отблески на лезвиях ножей».
Охотники живут замкнуто, охраняя свои образ жизни и традиции от влияния извне. Их семья не нуждается в каких бы то ни было отношениях и связях с другими семьями, но тем не менее поддерживает минимум таких связей, скорее из любопытства, чем реальной выгоды. Хотя об охотниках мало что известно в остальном мире, об остальном мире сами охотники знают всё.
Из особых способностей Воло дал им «звериные» качества – лучшие, чем у большинства людей, слух, зрение, обоняние, ловкость, наблюдательность, реакцию, а также способность понимать и чувствовать животных. Охотники будто сильнее остальных «подключены» к первичной природе. Но повышенная способность к эмпатии существует у них и по отношению друг к другу; возможно, предполагалось, что со временем эта особая интуиция распространится и на остальных людей, но в УМ она ограничилась только самой семьёй охотников.
Воло, являясь проекцией Живы, в определённых вещах ближе к нему, чем кто-либо ещё. Именно это привлекло в нём Перу. Правда, об этом никто, кроме неё самой, кажется, так и не узнал.
У Воло и Вач много «человеческих детей». Это их общие дети, а не дети кого-то из них и кого-то из людей, как можно было бы подумать. Однако, это не рождённые дети, а созданные. Созданные также, как были созданы сами Воло и Вач. Все герои юного человеческого мира были детьми Воло и Вач, в венах этих людей текла действительно божественная кровь. Эта кровь вошла в мир людей, где-то растворилась, в ком-то осела. Именно людей с божественной кровью так ненавидела Перу, а позже – её создания и аватары. Тема её мести стала основой многих легенд, мифов, историй. Да и сами герои стали персонажами – тех же легенд, мифов и историй.
История УМ не дошла до этого этапа. Племя героев так и осталось охотниками, замкнувшимися после ухода богов в своём мирке. По сути, УМ не стал «единым человеческим миром», не успев выйти на новый уровень.
Так что, да, в УМ Воло, в первую очередь, бог животного мира. Но у его семьи проявляются и некоторые черты, связанные с архетипом Воло-Хозяина, отсюда, например, их постоянные «экспедиции», в который они проводят уж половину взрослой жизни точно. Хочется ещё раз отметить, что охотники, объединившись с колдунами, выгнали из «заповедных» лесов фанатиков Перу с их «неестественными тварями». В данном случае Маара была заинтересована в исправлении ошибок дочери, Хозяин – в защите своей земли. Встреча с «неестественностью», как опять же упоминалось, парализует людей Воло. И аватары Перу всегда имели некую власть над детьми Воло, власть над их разумом. В какой-то мере архетип Хозяина лишён гибкости при встрече с чем-то чужеродным, незнакомым, выходящим за рамки принятой реальности. Позже, в эпоху окончания УМ, эта негибкость переросла у охотников в затруднённость принятия всего, что выходило за резко сузившиеся рамки их мира, их образа жизни.
Боги человеческого мира появились уже в то время, когда настал упадок храмового хозяйства, и святилищ им практически не возводили. Они стали чем-то вроде «домашних» богов, когда небольшой алтарь, посвящённый кому-то из них мог стоять и в доме, и даже в общественном заведении (особенно последнее относится к Чуре). Их распространение было тотальным, это был последний «бум веры» перед уходом богов, после которого не осталось, как известно, ни одно храма, ни одного алтаря.
Архетип Воло… архетип Хозяина? Это сложно потому, что легче представить себе человека, начисто лишённого образа Хозяина: элементарно, это будет самая жалкая, бесхребетная и подлая тварь, внешне схожая с человеком. :D В общем-то, как было сказано не мной, это человек, в ком инстинкт жизни подменён инстинктом смерти. Так, все серийные убийцы уже не носят в себе частичку его крови, и вне зависимости от пола большинство из них «в родстве» с Перу.
Забавно, но человек, полностью принадлежащий к первичному архетипу Воло представляется либо лесником, живущем в глуши и спасающем зубров и рысей, либо представителем тех первобытных племён, что ещё выжили в самых далёких уголках Африки. Первичному архетипу в самом чистом виде неизменно будет присуща замкнутость, способность не принимать влияний извне на свой обособленный древний жизненный уклад.
Ещё любопытно, что отличие между первичным и вторичным архетипом Воло освещено в книгах Фенимора Купера. Более того, его книги – о времени столкновения трёх этапов развития человеческого мира: первичный архетип Воло-бога животного мира – племена индейцев на пороге своего истребления цивилизацией, вторичный архетип Воло-Хозяина человеческого мира – Следопыты, Пионеры и Зверобои Купера, те, кто не теряя «цивилизации» находят в себе много общего и с прошлым этапом и способны учиться и у прошлого, и у настоящего, а сами представляют собой модель будущего, и переходный этап – цивилизация, не избавившаяся от затягивающейся у неё на шее петли экстенсивного развития.
Для героев Купера кажется естественным образ жизни, который ведут пока ещё «почти первобытные» племена; они как будто копируют, повторяют индейцев, заимствуют их традиции. Но индейцы – племя, люди, не существующие друг без друга, герои Купера – всегда одиночки; индейцы – язычники, говорящие с духами предков и животных, герои Купера остаются верными своей религии, регулирующей на протяжении веков человеческое общество; трапперы остаются «белыми», в первую очередь, по своему восприятию и понимаю мира, духовному развитию, ценностям. То, что заставляет их принимать образ жизни индейцев – это не традиции, не отсутствие выбора, а как раз наоборот – нравственный выбор, который был сделан ими осознанно. Они – первые, ещё редкие представители той цивилизации, какой она будет, поднявшись наконец на одну-единственную ступень: согласно диалектике, возвращаясь к прежним ценностям, но осмысливая их по-новому, «вписываясь» в природу, которая долгое время воспринималась лишь как противник. Неудивительно, что у индейцев некоторые белые находят эти ценности. Цивилизация, приобретающая естественность, обретающая заново все чувства, вместо одного-единственного.
Белые, истребляющие индейцев-«дикарей», т.е. большинство, представляют собой цивилизацию, находящуюся на полпути. Они забыли богов и духов, они не успели вспомнить Хозяина, и они ещё весьма далеки от того, чтобы начинать вспоминать хоть что-то. Для них неприемлем образ жизни первичного архетипа так же, как невероятен образ жизни вторичного.
Так что, да, чистый вторичный архетип в нынешнем мире – это, в основном, маргиналы, девианты и все те личности, что обретаются на границе социального круга. Они одиночки и живут по своим правилам; иногда они похожи на Дон-Кихота, иногда – на Робота-с-бомбой (если бы у Робота был нормальный автор, конечно же :D)… Они вынуждены жить по своим правилам, потому что человеческое большинство ещё не доросло до этих правил. Но когда кто-то из нас поступает «по-своему», следует «своей воле», в нас говорит та же кровь, что в них.
Да кстати, а певцом цивилизации времени перемен, цивилизации-с-петлёй-на-шее-и-шорами-на-глазах был, разумеется, Киплинг в молодости.
Образа «людей будущего», принадлежащих к архетипу Воло, не существует. Настоящее будущее, как известно, мы не можем придумать, просто потому, что его нет. И когда в фантастике появляется история про человека, находящегося под влиянием Воло, это всегда переиначенная история из прошлого, как же иначе, так что это всегда либо «индеец», либо «траппер».
Может быть, и даже вероятно, что настоящие «люди будущего» не будут переживать особых приключений, а будут просто людьми, единственным, что изменится, будет понятие «обычности» и «нормальности». Здесь открывается поле для фантазий, но это будет совсем другая история.
Руна Вач – это Олгиз, инстинктивная защита, оберег, подсознание, память. Руна начального, вытесненного, древнего и общего.
Это и есть Вач – Мать мира, общее, изначальное, древнее, содержащееся в подсознании, объединяющее, пассивное до поры до времени. Вач – это Хозяйка, и всё сказанное относится к Вач.
(Маленькое отступление: не знаю, как точно я это выразила раньше, поэтому уточняю, что Хозяин, Хозяйка и Хранитель ключей – это Воло, Вач и Чура в их предельном развитии, когда исчезают образы конкретных богов, их имён, атрибутов и свершений, но остаётся то, что и называется архетипом, квинтэссенцией образа. При этом Хозяин, Хозяйка и Хранитель ключей – это архетипы социального, лежащие в основе характера не отдельного человека, но социума, как начальной стадии композитов, коллективного разума, «фермы». Это архетипы человека социального, и через них реализуется само общество (идеальное - сферическое, в вакууме). Поэтому они боги «человеческого мира»).
Итак, второй уровень развития образа Вач – Хозяйка, а что же первый?
Как уже было сказано, Вач – проекция цельного образа Богини, проекция в первую очередь через Макш, и именно её она называет матерью. Но так как Макш – это и есть Мать «вообще», с Вач сталось бы использовать это слово именно в таком значении (ведь даже Перу называла Маару «мамой», а не «матерью»), ибо именно от Вач исходят представления о статусах и ролях. Так что Вач вкладывала свой, изобретённый лично ею, смысл в такие слова. Представление о семье, как о людях, связанных социальными ролями в первую очередь, а потом уже кровным родством, исходят также от Вач. Так что, да, с одной стороны, о ней можно говорить как о классической богине дома, хранительницы домашнего очага, а с другой – как об источнике всего, что превращает группу людей в «общество», включая традиции, правила поведения, представления о социальной значимости (в том числе о «женском» варианте иерархии, основанном не столько на любом виде силы, сколько на сложной системе отношений). Она прежде всего та, при ком вообще появились понятия традиций (действий подчас лишённых логики, но служащих укреплению связей между людьми, ибо как ни что иное, традиции объединяют; как иначе ещё объяснить для себя причину бессмысленных действий, совершаемых тобой, если не аргументом «все так делают»), социальных иерархий и связей. Естественно, ритуалы, обряды и «магия» существовали и раньше, ибо имеют под собой иную природу и служат иным, незамаскированным целям. Неявная цель любых «нововведений» Вач – социальный гомеостаз; ей требовалось, чтобы «дома всё было хорошо». Такова природа Хозяйки – она должна обеспечивать отдых и покой тем, кто возвращается; дома всегда всё должно быть хорошо, в этом и потаённый смысл слова «дом». Регулирование социальной стабильности, ровный ход механизмов, равновесие мер и весов, баланс как особая ценность, как иной вид справедливости, вот в этом вся Вач. И это она взяла от природы, от Матери, от экосистем, социальных инстинктов животных; это новый этап развития принципа баланса в природе. Потому Макш символизирует первую природу – собственно живой мир, а Вач – вторую природу, общество – искусственную среду, созданную людьми для их жизнедеятельности. Именно потому, на самом деле, нет сколько бы принципиальной разницы между первой и второй природой.
Вач – хранительница памяти. Она – автор идеи о том, что знания можно хранить отдельно от «человеческой головы», в более надёжных местах, и обеспечивать к ним общий доступ; ибо знания нужны для стабильности общества. Недостаток информации приводит к краху системы.
Как жена Воло, Вач также автор института брака (и соответственно, института семьи). Вообще «институты», похоже, также на её совести. Не она автор социальности, но она автор структуры социальности. И это из тех вещей, которые она всегда будет готова защищать.
Её муж, её семья и созданное ею стабильное общество, то есть накопленный социальный капитал – те ценности, на защиту которых Вач-Хозяйка отдаст все, далеко не малые, силы. Будучи также «дочерью» Смерти и Судьбы, она на многое способна в случае необходимости. Возможно, это было ещё одной причиной того, что Перу не рискнула идти на открытый конфликт. В глубине души Перу и её архетип боятся Вач и её архетипа, боятся той части силы, от которой имели глупости отказаться. Как дочь Матери и Маары, Вач сохраняет в себе черты богини женского начала вообще, как тайного, тёмного и инстинктивного. Можно сказать, что за всей её «социальностью» по-прежнему скрывается тьма Маары, и она будет там всегда. Эта та двойственность, что и Вач, и в последствии её дочь, унаследовали от Богини, просто не столь «разделительная» - не делящая их на две отдельные личности, как это было с самой Богиней. Можно никогда не столкнуться с этой тьмой, а можно неожиданно получить от неё отпор. Но тьма – тайна жизни и смерти, правда о том, что это не противоположности, а две стороны одного и того же, это действительно то, что всех объединяет. И Вач – ещё одна сила, что заставляет людей жаждать жизни, а не смерти, ведь в самых тёмных глубинах души они знают, что такое смерть.
Так… так что Перу в «соперничестве» с Вач сводила всё больше к тому, чтобы представлять себя как «свободу» в борьбе с «социальными условностями». Кажется, до сих пор это на многих действует.
Та часть Вач, что досталась ей от Маары, проявлялась также в стремлениях к крайностям; это касалось далеко не всех вещей, но иногда – иногда Вач «перегибала палку», как бы мы сказали, будь она человеком. Её решения и действия были алогичны, или же в своём стремлении к совершенству (быть лучшей – значит, быть первой в иерархии статусов) она заходила далеко. Семья, которой она покровительствовала, прочувствовала это в полной мере. Их семейное право должно было стать идеальным образцом, как и связи внутри семьи, и Вач приложила все усилия к этому.
Изначально это была небольшая группа людей, по сравнению с остальными семьями; лучшими не могут быть многие. И внутри малых семей этой группы Вач установила настолько крепкие социальные связи, что люди оказались соединены сознаниями. Их группы действительно обрели нечто вроде коллективного разума. Это был дар Вач им – дар будущего, до которого остальными было расти и расти.
Но оказалось, что система поддерживает равновесие лишь будучи статичной; любой намёк на развитие приводил к краху или болезненным судорогам общего сознания. Пока боги были в мире, Вач поддерживала равновесие, но с её уходом для её семьи настали не лучшие времена. В попытках избежать внешнего влияния, спастись, сохранив статичность, они покинули свои земли и нигде не оставались надолго. Они не контактировали с другими людьми и даже при необходимости какого-то разговора с ними, общались в основном знаками. Только тот, кто был центром общего сознания, за спиной которого была поддержка всей его семьи, мог общаться с внешним миром. Эта семья стала социальными изгоями, дабы сохранить свою замкнутость и уникальность, и в этом была злая ирония мира, приближающегося к концу. В нём не оставалось места для будущего в каком бы то ни было виде. Так семья Вач стала семьёй циркачей. «-Испокон веков в нашей семье во главе общин стояли самые сильные, выбранные самой сетью, и все главы общин – будто братья и сёстры… так похожи их контуры. И всегда было – ни в одной общине не бывать двум циркачам, способным стать её главой, никогда не родятся в одном поколении двое сильнейших… Но мир разрушается, подходит к концу… И система сбилась: мы с Лионом – «брат» и «сестра», хоть и не по крови, и наша связь – энергетический инцест, рождающий чудовищные разрушения. Если мы будем вместе, вся наша община умрёт…». Да, циркачи стали первым (при желании, можно сказать, что и вторым, смотря откуда считать) заметным _сбоем_ в функционировании мира.
Ещё одна семья пользовалась покровительством Вач, очень малочисленная. Они были наблюдателями, и их память вмещала огромное количество информации, они могли говорить на всех языках мира, мёртвых, живых, позабытых. Они сами были памятью мира, жрецами Вач, часто он оказывались рядом с детьми Вач и были очень полезны. Но главное – они вели летопись мира.
После исхода богов они тоже потеряли своё место, потому что миру на грани смерти не интересно прошлое; прошлое без будущего глупо выглядит. Но они нашли способ прокормиться, и благодаря своей уникальной памяти стали работать гонцами, перевозя послания там, где их никто не мог прочесть – в своей голове. Кроме этого у них был ещё один дар: так как летописи мира должны были быть правдивы и причины происходящего там должны были быть отражены истинные, этой семье был дар узнавать правду и отличать от неё ложь. И все знали, что гонцам нельзя солгать.
«Тот, кого я принял за матроса, оказался пассажиром, я понял это, лишь взглянув на него повнимательнее. Почувствовав чужой взгляд, он повернулся в мою сторону и через секунду почтительно поклонился. Чёрноволосый, очень молодой человек с худым лицом, перечёркнутым утренними тенями; он прижал левую руку к сердцу, и я увидел знак гонца, искажённый грубыми шрамами. На руке, кроме того, не было мизинца и безымянного. Кто-то пытал этого мальчишку, пытаясь узнать послание, которое он вёз.
-Доброго дня, господин, - сказал гонец на нашем языке и снова поклонился. Он так же тенью скользнул обратно в трюм. Вот почему мы его не видели: он жил на корабле не как пассажир, а как матрос.
[…]
Я опять остался один. Пожалуй, можно сказать, что я дольше всех мог сопротивляться сну. Я и гонец, опять возникший будто из ниоткуда.
-Доброй ночи, господин, - сказал он, всё также на языке Вач.
-Доброй ночи. Как твоё имя?
После паузы он ответил:
-Страж.
-Это прозвище? – я повернулся к нему. Он выглядел усталым, насколько это можно было разобрать в звёздном свете.
-Нет. Имя.
Я улыбнулся, и он улыбнулся в ответ, как мне показалось, немного робко.
-Вы пойдёте в Рик, господин? – спросил он. Я оценил, как была построена фраза: он не спрашивал, куда именно мы идём, это не принято у гонцов.
-Нет, Страж. Мне жаль, но тебе придётся идти одному. Может, тебе стоит обратиться к воинам или торговцам?
Он покачал головой. Его послание настолько секретно, что он рискнул обратиться только ко мне, быть может - и показаться только мне. И кажется, он боялся за свою жизнь».
Любопытно, что судьба семьи Вач и судьба семьи её дочери окажутся похожи – и там, и там людям придётся стать изгоями, хотя по разным причинам.
Руна Чуры – Хагал, воплощение, обретение равновесия, достижение. И да, Чура – это Хранитель Ключей.
Чура – проекция и воплощение Ключа и Зеркала, механизма, позволяющего Богу и Богине входить в мир, создавая его; той пропасти, куда ведёт Путь Дурака, ибо весь существующий мир длится только время полёта в эту пропасть. Чура – в каком-то смысле воплощение принципа бытия, совершенно объективного закона, не зависящего от воли Демиурга, ибо тот тоже подчиняется этому закону, хотя и сам его придумал.
Да, всё сказанное о Хранителе Ключей верно для Чуры, и в высшей фазе развития своего образа он представляет собой Путь и не имеет человекоподобного облика. Он тогда – Ключ, или Ключи, от мира, от его изнанки, заманчивая цель, истина, которая, кажется, изменит мир. И в какой-то мере, будучи абсолютной истиной, Чура-Хранитель Ключей меняет мир. Но абсолютной истины не существует. Так что Хранитель Ключей – это кошка Шрёдингера; он находится в суперпозиции и отвечает за такие вещи, которые мы ещё не знаем и не понимаем. Он – объективность.
В бытность свою Чурой он тоже являлся выражением истины. Это был бог судьбы, справедливого жребия, «божьего суда». Также он был богом чисел, счёта и точных наук, дающих абстрактные теоретические знания, богом фундаментального знания и математики, а также философии и теософии. Организованными сведениями о богах и их свойствах вообще мир обязан Чуре. Та часть религии, что пыталась формировать космогонические представления, объяснять в меру возможностей мир и хранила знания, тоже находилась под его покровительством. С исчезновением этой функции религии, т.е. с тех пор, когда и представители церквей не верят в «семь дней» и проч., Чура-Хранитель Ключей покинул её (религию); теперь, возможно, он больше симпатизирует местечковым практикам, которые продолжают работать над познанием мира «чисто умственным путём». Ибо всё, что стремится к познанию истинной сути мира с помощью наблюдений, размышлений и выводов – от математики до философии – его епархия. Математика, например, способна создавать огромное количество измерений, на самом деле не проверяемых опытным путём, про философию и нечего говорить. Науки – один из путей.
Как бог справедливого жребия, Чура заведует причинно-следственными связями и, может быть, и квантовыми эффектами тоже и в любой момент способен проследить их все.
Его функция, как судьи, проистекает из его абсолютной объективности. По сути, он не столько выносит приговор, сколько объясняет степень виновности.
Он бог жребия, поэтому его можно в принципе просить о везении. Но это именно тот случай, когда «на бога надейся, а сам не плошай» и «случай помогает подготовленному уму». То везение, когда хорошо продуманный план срабатывает.
Чура – покровитель судов и судей. Собственно семья судей выбрала его своим покровителем. Доподлинно известно, что до исхода богов семья судей была достаточно многочисленна и, естественным образом, играла важную роль в жизни единого мира. Но после исхода они просто исчезли. И судя по тому, что происходило дальше, вполне возможно, что именно Чура счёл важным для будущего провести некоторые перемены в судьбе его семьи.
Людям пришлось отправлять правосудие самостоятельно; говорят, именно с тех пор у него завязаны глаза. Порой, однако, когда решение – очевидным или неочевидным образом – было важным для и так не слишком удачной судьбы мира, вмешивался судья Чуры. Он просто приходил в город по одной из дорог и участвовал в процессе, вынося решение, а после исчезал. Несмотря на многолетние перерывы между такими «явлениями», это мог быть и один и тот же судья. Описывали его всегда одинаково.
Может быть, перед уходом Чура оставил только одного судью, «спящего» где-то до поры до времени. Может быть, он забрал всех своих людей с собой, и время от времени посылал кого-нибудь «в мир». Лишённые тел, они выбирали один и тот же облик. Хотя второй вариант мне кажется менее вероятным. И снова – хотя, учитывая, что судьи, в первую очередь, были «учителями», «мудрецами», идущими по пути, второй вариант представляется более заманчивым. А по правде говоря, никто не может объяснить, что это значило и зачем было нужно, кроме самого Чуры.
Семья судей были «законниками» в широком смысле: они заведовали многими законами, сохраняя их, - от юридических и общественных до естественных и божественных. Их библиотеки и архивы, самые обширные, какие можно представить, исчезли вместе с ними. Хотя изредка какие-то книги с их знаком обнаруживались в других местах, некоторые из них, например, оказались в храме-библиотеке колдунов.
Женщины семьи судей находились под покровительством Макш, что рассматривалось как проявление естественного закона. Обращаться к ним за справедливостью было весьма чревато, но некоторые всё же рисковали делать это. После исчезновения этой семьи о судьях Макш ничего не было слышно, за исключением одного случая, от которого и ведётся отсчёт конца мира.
Будучи богом чисел, Чура стал родоначальником и всех алгоритмов, формул и схем – всего, что позволяет свести хаос мира к простым или относительно простым тезисам.
С другой стороны, он был источником всех парадоксальных утверждений и смутных философских концепций, где лишний раз доказывалось, что само существование истины парадоксально.
Вечный наблюдатель, хранитель знания, безликий, Чура стоит на страже тех дверей, что так напоминают угольное ушко, по ту сторону этих дверей привычный мир кончается, возможно, там и нет ничего, и точно нет ничего человеческого.
Отступление. Раздел влияния трёх богов человеческого мира можно проиллюстрировать, например, тем, как различные религии имеют в основании образ кого-либо из них. Все медитативные, пропагандирующие духовное развитие, невмешательство и уход от мира практики берут начало от Хранителя Ключей; самый простой пример – буддизм.
Все активные и жёсткие религии, как все ветви религии Яхве, имеет в своей основе образ Хозяина. В этом состоит причина их конкуренции.
Для Хозяйки остаются такие, как современное (именно современное) японское язычество и индуизм – сложные, запутанные, с множеством _горизонтальных_ связей, полные меняющихся образов и очень древних мотивов.
Всё язычество может нести на себе черты Воло, Вач и Чуры, но, как бы то ни было, оно появилось до них и не смогло стать единой религией цивилизованного мира, предъявляющего свои требования к последней.
Если религия теряет изначальный образ, она вырождается. И это в наше время неизбежный конец, в общем-то, для любой организованной религии, это следствие общего процесса забывания людьми основополагающих архетипов нашего мира.
Во время расцвета культов третьего поколения появляются первые упоминания о детях Воло и Вач – «близнецах» Даре и Дане. Они были малоизвестными образами, и скорее «прилагались» к своим родителям для завершения образа семьи и принципа преемственности. Так Дара изображалась и мыслилась только рядом с Вач, как её наследница и её младший двойник. Собственно, так она и воспитывалась.
Дан, соответственно, считался помощником Воло. Тут надо отметить, что несмотря на официальную «близнецовость», Дара изображалась молодой девушкой, а Дан – ребёнком. По своему «малолетству» он не участвовал в деятельности Воло вообще, но, безусловно, он оставался наследником всего мира Воло.
За идею семьи отвечала Вач, она же отвечала за распределение ролей; поэтому появление Дана было необходимо, именно как наследника, а Дары – как естественного продолжения идеи круговорота «мать-дочь». Но, по факту, места в Пантеоне в то время для них не было. Так продолжалось некоторое время, пока в дело не вступили иные силы и соображения. Тогда началась история четвёртого поколения богов.
Итак, следуя за богами, человеческие мир развивался, менялся и проходил некие этапы. Люди, научились отличать себя от других, открыли огонь, раскрыли искру разума, придумали войну, экономику и общество. И, рано или поздно, цикл времени должен был подойти к концу, точнее – вернуться к началу.
В самом начале цикла люди жили племенами – огромными семьями, даже одной семьёй, одним племенем, когда их было совсем мало; каждый знал каждого, и не было особых правил, не было ничего, что хоть отдалённо напоминало бы сложное взаимодействие между людьми в нынешние времена. Движимые инстинктами, люди совершали общие поступки, совместные действия, но они не составляли общественных договоров, не имели сложных отношений, не следовали неписанным правилам и ролям; все их мотивы были просты, как личные и общие. Неприкрытый основной инстинкт: жизнь должна продолжаться, гены должны распространяться, род должен выжить. То, чем люди уже отличались от животных, в масштабах эволюции было несущественно.
Это было время первого поколения богов. Время, когда из тела Макш вышли многочисленные жизненные формы, которым она и дала основной инстинкт – свой инстинкт: всюду и всегда следовать незыблемому принципу – что хорошо для продолжения жизни, то и правильно.
Потом люди узнали о своих богах – о Матери, об Отце и о Смерти. И тогда перешли на следующий «этап»; вот тогда они обрели по-настоящему значимые отличия.
И наступило время второго поколения. Оно было и долгим, и разнообразным, и на фоне предыдущего этапа «горизонтального развития» казалось временем невероятно быстрого движения вперёд.
Эпоха варварства принадлежала Купо и была такой же, как и он: быстрой, заметной, агрессивной. Она навсегда осталась _первой_ эпохой, будто до неё и не было ничего, а в общем-то и не было; в чём-то она осталась золотым веком, когда каждый был героем; и при тайном содействии Маары, она стала эпохой колдовства и мифов.
Эпоха городов-государств, первых союзов и крепостей принадлежала Яру. Яростная, но уже знающая, что такое организация и воля, эта эпоха была чем-то средним между мифологическим прошлым и мифически логичным будущем. Эпоха, когда и родились абстрактные понятия честности, чести и благородства. Эта эпоха тоже не прошла бесследно, и позже, когда пришло время Вач, она возвела эпоху Яра в идеал.
Эпоха накопления знаний, время, когда люди впервые вместо приспособления к природе стали воевать с ней, познали силу своего ума, принадлежало Ерме и Перу. У знания так же оказалось две стороны – светлая и тёмная, и люди не сумели создать окончательного выбора: пока ещё они не умели принимать сознательных решений. Эта эпоха «заглянула» далеко вперёд, но временем выбора и его покровителем стал Дан – в следующем круге истории.
Движение замедлилось, и настало время третьего поколения; время столь же обширное, «горизонтальное», что и время первого поколения, но всё же иное. Созданный богами мир завершал себя, и приходило время людям меняться. Цивилизация подходила к завершению, превращаясь в новый единый мир. Это было время Вач, Воло и Чуры. Размеренность, связность и информационность, общее и единичное, всё связано и отдаленно. Это также время новых героев, новых мифов.
Новая эпоха не замещала предыдущую, а будто добавлялась к ней, постепенно становясь сильнее; в какой-то момент эпохи существовали одновременно, и даже эхо ближайшего будущего, бывало, звучало в предыдущие эпохи.
Так боги третьего поколения появились ещё тогда, когда не закончилась эпоха второго, но влияние их было малозаметно, хотя дети Воло и Вач уже ходили среди людей. Позже, когда пришло время смены эпох, тогда только вошло в силу влияние трёх божеств третьего поколения, начавших уже к тому времени превращаться в обожествлённые архетипы. И в начале их эпохи родились «близнецы» Дара и Дан.
Мир подходил ко времени перемен, и Маара объявила волю Живы-Демиурга: так было задумано, что люди получат свободу. Но какой будет эта свобода, каким станет мир, будет зависеть от их воли и от новых богов, что они изберут себе перед концом света. Эти боги дадут им тех, кто поведёт самый новый мир в самом его начале. Человекобогов и боголюдей должен был обрести мир.
И настало время четвёртого поколения – богов конца мира.
Долгое время дочь Хозяйки оставалась в тени. Но постепенно, как и её брат, она начинает обретать самостоятельность. Поначалу Дара и Дан, как наследники богов человеческого мира, получают в своё покровительство важную часть этого мира – все водные пути, связывающие человеческие города. Дану достаются все речные пути, Даре – море. Это было своего рода знаком доверия и будущей власти. В то время Дару называли Дочерью Хозяйки.
И став покровительницей морских путей, Дара, наконец-то, обратила на себя внимание Маары, что было неизбежно. Маара, единственной неудачей которой была её собственная дочь, по-прежнему жаждала продолжиться, передать свою силу в круг жизни и смерти, чтобы та не пропала после ухода богов. Кроме того, Мааре была известна дальнейшая судьба мира и та роль, которую отвергла Перу и которая оставалась свободной.
К тому времени образы Вач и Дары уже не были столь тесно связаны, как раньше; на человеческом языке мы бы сказали, что дочь всё-таки выросла и стала самостоятельной – и действительно, примерно с этого времени Дару уже изображают не подростком, а молодой женщиной. Теперь она была предоставлена самой себе и сама отвечала за свои поступки.
Оказавшись богиней морей, Дара получила покровительство Маары. И её влияние действительно сильно изменило характер Дары. Постепенно она превратилась в ту, кого так не хватало в судьбе мира, круг жизни и смерти которого не был завершён: в Сумеречную богиню. И из всех морей ей теперь в первую очередь принадлежало Северное море. Итак, став Дочерью Хозяйки, Дара вскоре обрела среди людей ещё одно имя и теперь звалась также Сумеречной.
Макш отвечает за появление жизни, Маара – богиня судьбы и смерти, но Дара ведает тем, что лежит между смертью и жизнью, между смертью и новым рождением, тем, что определяет, каким будет последнее. И вечные льды Северного моря – страна посмертных снов.
В этих льдах и живые начинают видеть сны – о прошлом, будущем, параллельном временах. Здесь, в холодной воде спрятана тайна посмертия – и, значит, тайна жизни и смерти.
Как Сумеречная богиня, Дара отвечает за продолжение – продолжение путешествия душ по кругу Макш, по пути Маары. Она не судья, но воды её моря – мелкое сито, тонкий фильтр и перегонный куб, здесь те, кто могут, проходят дальше, вступают на дорогу, которую определили предыдущими жизнями, или же остаются, не идут дальше, со временем распадаясь, высвобождая огонь Демиурга для рождающихся вновь или впервые.
Но главное, толща ледяной тёмной воды – это безвременье; здесь законы мира утихают, здесь ничего нет, кроме отдыха; замученные, убитые, страдавшие остаются здесь до той поры, пока вода не подарит им покой.
Северное море, где всегда царит холод и ночь длится полгода, - место выбора. И Дара в определённом смысле олицетворяет выбор – выбор нового, иного или выбор повторения прошлого. Она создаёт условия и дарит покой и заботу – этим она похожа на Макш; но она обладает волей и правом последнего слова в судьбе приходящих к ней – этим она похожа на Маару. Вач же дала ей право, принимая решения, не оглядываться ни на кого кроме тех, чьему мнению она сама решит доверять.
Дара стала одной из самых почитаемых божеств конца мира, чему не мешала, а даже способствовала её «двуликость». Став Сумеречной, она получила власть и наследство. Как Дочь Хозяйки, она наследовала культу Вач и остаткам культа Макш; как Сумеречная богиня, она получила долю от культа Судьбы. Дара стала той, кто воплощала в себе всё естественное и естественно-социальное – всё _женское_; а ещё позднее - всё темное, подсознательное, страшное, без чего всё же невозможен мир.
Первоначально её семьёй были моряки, которые, будто опасаясь произносить её имя, уже тогда звали её Морской царевной. После того, как она стала Хозяйкой Северного моря, оставшаяся верной ей семья моряков единственная получила возможность беспрепятственного путешествия по водам этого моря. Моряки будто проходили насквозь страну холодных снов и возвращались к солнечному миру, побывав по ту сторону. Они жили с морем – со Смертью – испокон веков рядом, но только теперь подошли к ней так близко, как никогда раньше. «В темноте море светилось бледно-жёлтым, и сложно было решить, тревожит этот цвет или очаровывает. Небо никогда не становилось чёрным, как бывает на суше, а звёзды можно было рассмотреть все, какие есть, луна же, когда она всходила, была пугающе большой, с яркими точными линиями древнего знака богов, начертанного на ней ещё до начала времён.
[…]Чем дальше мы плыли, тем больше на нас всех – не только нашу четвёрку, на всех пассажиров, находила особая лень. Только команда оставалась бодрой и днём, и ночью, когда мы выходили на палубу. Но моряки походили теперь в моих глазах не на людей, а на странные тени, и я всё больше уверялся, что не ветер и волны движут судно, а волшебная сила, заключённая в этих призраках.
[…]Однако примерно тогда мы подошли к условным границам северного моря; оно – причина, по которой ни одно торговое или военное судно не ходит в земли колдунов, и единственной возможностью добраться до них по воде остаются корабли моряков.
Северным морем правило забвение. Дни в море были совершенно невыносимы для любого человека, кроме этой семьи, и не было никого с такой сильной волей, чтобы он мог удержаться от сна. От первого луча солнца до последнего всё, что ты мог делать, - спать. Сон наступал почти мгновенно, глубокий, без видений и звуков, не осознаваемый, так что, провалившись в сновидение на рассвете, ты просто открывал глаза после захода, и для тебя проходило одно мгновение между утром и вечером.
Ночь поначалу оставляла шанс для бодрствования, но чем дальше на север, тем больше сокращалась его время. Ночной сон – на закате и на рассвете, всё более длительный, осознавался отчётливо. Всем снились шум воды, ветер, звуки прибоя. Со временем к звукам добавились образы. День был забвением, но ночь ещё была сильнее последнего. Хотя несколько пассажиров теперь просыпались только около полуночи, ненадолго, чтобы утолить голод, и засыпали до следующей середины ночи».
В то же время на одном из архипелагов северного моря появилось поселение; люди из разных семей приходили (приплывали, точнее) сюда, будто слышали зов, они называли его «пением ветра и льдов», это был голос моря. А себя они называли «певунами», потому что пытались запомнить и повторить эту волшебную древнюю песнь. И они становились новой семьёй, последней семьёй умирающего мира, хотя пока о них мало что знали на материках. Формально у них даже не было покровителя, но очевидно, что Дара была бы для этого наиболее подходящей кандидатурой. Складывалось впечатление, что даже боги – старшие поколения, как-то не обращали на новую семью внимания.
Можно сказать, что к концу времён образ Дары приобрёл некие «шизофренические» оттенки; в какой-то мере она повторила судьбу Богини, но «распалась» на две ипостаси не буквально, а восприятии людей. Дара «дневная», Дочь Хозяйки оставалась хранительницей законов, покровительницей семейных уз, общественных отношений, всего того, что связывает людей воедино» она «дублировала» в этом свою мать, но с той разницей, что Вач-Хозяйку ассоциировали со всем, что связывает человека с его прошлым, его предками, что налагает на его обязанности и даёт ему привилегии от рождения, с узами и зовом крови, с нерушимыми традициями и неколебимыми основами устройства общества, с тем, «что было испокон веков», с родовой честью и устоявшимися структурой и формами социальных взаимоотношений. Дара ассоциировалась с тем, что начиналось сейчас или должно было случиться в будущем; её расположением люди стремились заручиться при заключении брака, строительстве дома, новом партнёрстве; начиная новое дело, вступая в новые отношения, задумывая серьёзные перемены, люди обращались к Дочери Хозяйки.
Дара-Сумеречная богиня стала кем-то вроде поводыря душ, хозяйки загробного мира, хотя очень специфического. Этот мир, неясно присутствуя в умах людей, мог бы быть описан как океан – океан перемешанных бесконечных возможностей, воды которого – сотни непрожитых жизней, нереализованных вариантов, причём не важно – «уже» или «ещё», потому что в этом океане время свёрнуто в клубок, нет разницы между тем, что в срединном мире зовётся прошлым, и тем, что зовётся будущим. Этот образ вызывал не страх, но благоговение и чувство прикосновения к чему-то необъятному.
Расположения Сумеречной богини искали тогда, когда хотели обрести покой. За советом к её храмовым жрицам, гадающим на предметах, обращались в случае сомнений в важных решениях. Пустяковые вопросы, как считалось, Сумеречную богиню раздражали.
И пожалуй, только люди северного архипелага – певуны, догадывались уже, что нет никакой разницы между Дочерью Хозяйки и Сумеречной богиней. Они практически выбрали себе покровительницу и воспринимали её такой, какой она пока не успела стать, - цельной, хоть и противоречивой.
Руна Дары – это руна Йо – руна перерождения, следования по кругу жизни, баланса, равновесия, перемен и сохранения, руна песочных часов. Как Сумеречная богиня Дара принадлежит ко второму поколению – и потому находится среди рун Богини; так она становится старше собственной матери; но как Дочь Хозяйки она принадлежит к четвёртому поколению. Именно так здесь находит отражение образ Рожениц – матери и дочери, бесконечно сменяющих и повторяющих друг друга.
Получив в распоряжение речные пути, Дан первоначально почитался только рыбаками да моряками. Но доля наследника Хозяина не могла оставаться столь мала. Чем больше проходило времени, чем сильнее менялся мир, становясь гомогенным и единым, тем более стирались в человеческой памяти образы богов, и тем быстрее менялся сам Дан. Пришло время, и он полностью унаследовал мир Хозяина – человеческий мир.
Дан принял наследство; а уже исходя из природы Хозяина, ему не могло принадлежать меньше, чем весь мир людей. Теперь этот мир «достался» его сыну. Но – такова уж была судьба детей Хозяина и Хозяйки, что и Дара, и Дан не были полностью копиями своих родителей, но оба испытали влияние других богов пантеона. Для Дана вторым «центром влияния» стал Чура.
Получив от Хозяина идею единого мира, управляемого одной силой, от Чуры Дан усвоил суть этой силы; те принципы, чтобы были положены в основу мира Демиургом, что хранились памятью Чуры, отразились в Дане через идею одной силы. В конце мира, когда боги теряли влияние на людей, уходя на «дно сознания», превращаясь в архетипы, воспоминания, тайную веру, Дан фактически унаследовал им всем, всей системе и превратился в единого бога людей.
Начав «карьеру» с рек – артерий цивилизации заканчивающегося, но всё ещё в чём-то нового мира, Дан достиг вершины – стал силой, связывающей всех людей. Единая вера сделала мир более гомогенным, чем когда-либо ещё. И в этом мире-на-самой-границе-перемен не было никого сильнее Дана.
Парадоксально, но изображения Дана существовали в огромном количестве вариантов, имел он облик совершенно различный, выполнял множество функций, помогал всем и во всём и как будто покровительствовал людям вообще. Он также мог быть суров, но всегда оставался объективным, каким был бы Чура в таких обстоятельствах. И если приглядеться, то и в остальных его всеохватных чертах можно было бы найти эхо образов тех культов, что поглотил культ Дана. Возвращаясь к суровости и объективности: Дан становился последней инстанцией, к которой обращались в сложных обстоятельствах.
Он был безусловным властителем мира, каким был когда-то его отец. Он был первым и лучшим воином и обладал особыми знаниями, - и это было эхо культов Сыновей Солнца. В конце концов, он стал ассоциироваться и с Создателем мира, с зародившим искру жизни и разума Живой.
Если помнить, что сестра Дана в это время наследовала Мааре, Хозяйке и через последнюю – Макш, то становится понятным: предыдущие поколения богов свелись в конце времён к двум образам, одна из которых – Дара, стала «неофициальным», тайным и «внутренним», но совершенно неотчуждаемым, природным божеством, а второй – Дан, стал главным культом всего мира.
Дан был первым (и последним) богом, прямо говорящим с людьми, и в конце времён все боги мира говорили через него, говорили его голосом.
Дан был богом, поселившимся в умах людей. Вера в него была осознанной, где-то удивительно практичной, где-то совершенно иррациональной, где-то альтруистической, где-то – рассудочной; но всегда – осознанной, рефлексируемой, выделяемой. Если раньше боги были частью окружающего мира, то Дан стал частью человеческой деятельности, не стихийное явление, но существо созданное «руками» (умами) людей.
Культ Дары не зачах, но оставался совершенно иррациональным, невыделяемым; она была тем, в существовании кого невозможно сомневаться, невозможно серьёзно раздумывать, спорить о том, есть она или нет, когда само устройство мира определённо говорит о том, что она есть: жизнь, смерть и память, отношения, чувства и взаимодействия, - раз есть это, есть и она. Так она получила свою третью ипостась, и её стали называть Сестрой Бога людей, сестрой Дана. Всё это неизбежно вело к тому, какую роль ещё предстояло сыграть Даре в будущем мира; хотя то же самое можно сказать и про её брата: всё вело к тому, кем ему предстояло стать в будущем.
Дан был понятен любому, и для каждого он был «своим» богом, поворачивался тем «лицом» – той гранью, которую человек хотел и мог увидеть. Его культ имел много форм и вариантов, но всегда оставался культом _единственного_ бога.
Только одно оставалось напоминание о том, кем Дан был раньше, - семья рыбаков, когда-то давно выбравшая его своим покровителем. Тогда они получили «интуицию» - умение предсказывать приливы и отливы на море, разливы и пересыхание рек, поведение рыб и водных животных и т.п. Умение, которое было ожидаемое от сына Воло, осталось у них и после того, как он стал наследником Хозяина, а потом – и единым богом людей. Возможно, рыбаки были теми, кто ещё помнил, «как всё начиналось», хотя в конце мира и для них существовал только единый бог.
И, достигнув таких величия и силы, которой не было у предыдущих поколений («таких «специальных», не «таких огромных»), Дан стал превращаться в «ширму»; можно сказать, что он стал «богом-кристаллом»: тысячи тысяч граней, одна повторяющаяся структура. Грани кристалла защищали того, кто стоял за ним, кого не было видно и о ком, на самом деле, уже ничего не было известно. Тысячи прозвищ и одно, тайное, имя. Всесильная форма и скрытая суть, может быть, совершенно неожиданная.
Дан был тем, кто, воплощая всех и вся для людей, но как ни странно не в этом имел главную суть. И чем сильнее, чем больше становился кристалл, тем дальше от него отходило само божество; Дан в самом конце мира существовал практически отдельно от собственной силы, а она превратилась в философский камень своего рода, который однажды всё-таки можно найти. Связь между кристаллом, силой и Даном истончилась, но одновременно это сделало взгляд последнего чётче и чище; он приблизился к Чуре на максимально малое расстояние, он стал идей больше, чем божеством. И где-то в этот момент мир и подошёл к концу своего существования; оставался только один шаг.
С момента создания мира прошло достаточное количество времени, чтобы настал день (образно говоря), который был предназначен задумкой Демиурга для перемен в судьбе его творения. Только Маара, Судьба, хранительница закона Демиурга, знала, что такой день придёт, и знала, какими будут перемены. И это было ещё одной из причин, по которой она взяла Дару под своё покровительство: Маара узнала судьбу дочери Вач. Выбор за тем, каким станет новый мир, Демиург оставил за последними богами людей, за детьми Вач и Воло, за теми, в кого люди научились верить сильнее всех остальных богов Пантеона – ведь к тому времени люди изменились и изменилась суть самой веры.
Сумеречной же Богине было предначертано определить судьбу того, кто станет властителем нового мира, кому будет дана сила изменить его и кто будет и человеком, и богом – наследником всех богов. И это существо (или существа) будет ребёнком (детьми) Сумеречной Богини – Матери Богов, новых богов мира. И это должно было стать для Дары четвёртой ипостасью, и на этом должна была закончиться эпоха богов.
Богу людей выпало остаться в мире: слишком сильно его держала человеческая вера, ему уже не было иного пути, как вечно пребывать с людьми. К тому времени Дан находился так далеко от остального Пантеона, что приблизился уже, возможно, к изначальным ипостасям Бога и Богини. Дан стал Ключём. В то же время та малая его часть, что хранила изначальную личность бога, всё ещё оставалась близнецом Дары, и этой части было известно, что должно будет произойти.
В тот день, что был создан для перемен, Сумеречная богиня стала Матерью Богов – человеческих богов, что будут началом нового мира. И, как и раньше, от её выбора зависело, что будет «отфильтровано» из опыта прошлого мира, а что «пройдёт» дальше.
Новый виток мира, правила, по которым он будет существовать, были определены выбором Сумеречной богини. И в каждом мире этот выбор может быть разным – но в то же время он всегда один и тот же.
Если Матерь Богов не делает выбор до исхода богов из мира, то мир остаётся без внутреннего «двигателя» и медленно умирает – засыпает, впадает в кому и останавливается. Он исчезает из будущего.
После исхода богов мир замирает на некоторое время, теряя постепенно инерцию движения – мотивацию к существованию, первоначальный импульс, заданный создателем. Миру требуется найти импульс в самом себе, тем более, что ему всегда оставлены все возможности для этого. Мир пока ещё движется, но это «бег на месте»: ничего по-настоящему не происходит. Медленно инерция затухает, и в конце концов мир просто останавливается, как сердце очень старого человека. Мир стареет, он должен, как и всякое существо, умереть и родиться заново.
Боги оставляют людям всё, чтобы те могли продолжить движение, опираясь теперь лишь на собственную волю. Боги оставляют свою власть, свою кровь и своё знание – Колесницу, Силу и Отшельника. Странника, Литу и Дана. Сына богов, младшую сестру Сумеречной богини и Мудреца (Кристалла). Как ни называй, это всё та же изначальная троица сил.
Странник – последний из богов, спустившийся в мир перед самым исходом, сын Матери Богов. Ему по праву наследования дана власть над миром. Его предназначение – спасти мир от умирания. Странник – сосуд и источник нового импульса, он был рождён действовать, властвовать, побеждать. Он – внук Хозяина, он по праву крови владеет уже всем, что есть в мире. И он способен изменить всё.
Он путешествует по дорогам мира, изучая свои владения, пока не приходит время действовать. Тогда его поступки будут стремительны и разрушительны, и старый мир исчезнет в одночасье, превратившись в новый. Изменения, приносимые Странником, стремительны и неизбежны. Когда он сделает первый шаг, его будет уже не остановить.
А то, каким будет импульс (направление) Странника и зависит от выбора Матери Богов.
Лита – младшая сестра Матери Богов, в чьих жилах кровь Хозяйки и Хозяина смешалась с человеческой. Она – дочь людей, одна из тех, в ком сильнее прочих людей горит искра, кого не затронуло умирание мира. Она заметна в толпе, её глаза – огонь, её душа столь же стремительна, как у Странника. Её сердце способно на то чувство, что оставила людям её старшая сестра. У неё всегда есть особая сила. И люди всегда чувствуют, что она в чём-то «не от мира сего» - обречённого и затухающего. Дочь людей, но божественной крови, Лита не чувствует покоя в этом мире. Он мешает ей, он не такой, каким – так шепчет ей голос крови – должен быть. Этот мир – странная иллюзия, которая должна быть развеяна. Лите нет дела до несуществующего мира, она отрицает его.
Лита – отражение Сумеречной богини в мире людей, ей дана сила определить свою судьбу и судьбу других. Её стремления, её суть та же, что у старшей сестры, и также она становится кем-то ещё, когда находит свой выбор. Странник – отражение спутника Сумеречной богини, ведь он – копия отца, и потому Странник и Лита обречены повторить судьбу своих божественных двойников.
Отшельник, Мудрец (Кристалла) – это всё, что осталось от божественной личности Дана. Это человек, чья душа – душа бога, странствующая из тела в тело, почти лишённая памяти, упавшая в мир людей, когда здесь больше не осталось места богам прошлого. Лишь острое стремление к потерянному остаётся у души упавшего бога.
После исхода Дан был разделён: его кристалл, его божественная сила по-прежнему здесь. Люди всё ещё питают его своей верой, и по-прежнему кристалл – это бог людей. Но за прозрачными гранями уже нет никого. Дан упал на землю. Он не помнит почти ничего, но крупицы божественного знания превращают его в мудреца. Пунктирная связь между ним и кристаллом – путь, который он стремится пройти. Дан жаждет возвращения. И знает, что это невозможно: никто не больше не сможет стать богом кристалла, да и «богом прошлого». И Странник, и Лита – это новый путь, о котором он должен позаботиться. В этом его изначальное предназначение – он тот, кто указывает ориентиры, кто служит связью с прошлым, кто хранит память – для новых богов мира. Он – хранитель не просто знания, но пути божественной крови. Последний из великих богов. Лишь он может указать на истинных наследников мира.
И если наследники вступают в свои права, то кристалл исчезает, и его сила наполняет мир. И божественный свет даёт новую жизнь миру.
Подробно о Страннике, Лите и Дане написано в соответствующих текстах - Колесница, Сила и Отшельник.
Спойлер. Наш мир – это два мира, случившийся и вытесненный, «запасной». И в нужный момент «запасной» заполняется странными альтернативами нашего мира. Для этого всегда нужен человек, способный сделать тот мир реальным; и из-за этого всегда происходят странные вещи (см. «Иллюзии»). Один из вариантов заполнения и есть «Умирающий мир».
Теперь любимое:
Расскажу простыми словами, как я вижу свершение этого божественного выбора. Вообще, представляя, как оно выглядело бы по-простому, по-человечески, не могу удержаться от мысленного хихиканья.
Да, разумеется, фоном для всего послужило столкновение интересов, тихая закулисная борьба между женскими божествами Пантеона.
Дело в том, что хотя судьба Дары, как Матери Богов, была предрешена, нигде не было записано, кто станет отцом этих «богов» - отцом её детей. И в этом состоял формально её выбор, определяющий одновременно будущее мира, то, каким ему суждено стать. Так считалось.
И вот здесь каждая из старших богинь имела своё мнение.
Маара объявила судьбу Дары и стала выжидать. Она ни в коем случае не собиралась делать ход первой, она хотела подать свой вариант будущих событий в качестве великолепной альтернативы.
Дальше во всей этой истории очень хорошо прослеживается суть каждого архетипа и иллюстрируется его ответ на основной вопрос.
Первой стала Макш. Едва смолк голос Судьбы, Макш - добрая, тёплая, ласковая Мать, всегда знающая, как лучше, появилась перед Дарой. Вот, что она сказала:
-Ерма станет отцом твоих детей, и они получат власть над всем миром; они будут всесильны, всемогущи и познают всё, и будут всё уметь, найдут все ответы. В новом мире люди достигнут звёзд, и это будет только начало. Я обещаю тебе, что случится именно так.
Несколько удивлённая такой скоростью реакции, описанной перспективой, а ещё больше – уверенностью Макш в том, что выбор может быть только один, Дара ответила:
-Ага, ясно.
И Макш, совершенно удовлетворённая таким ответом, исчезла. Стоило только Даре развернуться, она увидела Маару, стоявшую неподалёку. Ситуация набирала остроту. Дара подошла к покровительнице.
-Зачем тебе множество одинаковых слабых человеческих детей? На самом деле, люди никогда не станут богами, даже если и узнают всё о мире, не смогут сотворить ничего сравнимого, - сказала Маара. – Выбери Купо; у тебя будет дочь, в неё войдёт вся наша сила. Она станет королевой мира – мира, похожего на Купо, яростного, безумного и вечно живого. Такой мир никогда не остановится. А твоя дочь будет вечно править им.
Маара высказала своё заветное желание, и Дара понимала это. Она кивнула задумчиво: её действительно мог бы соблазнить такой вариант будущего. И Маара оставила её размышлять в одиночестве, не сомневаясь практически в результатах этих размышлений. Ведь Сумеречная богиня была намного больше похоже на неё, чем на Макш.
Дара посмотрела вверх – на белое, усыпанное звёздами небо (дело, конечно же, происходило на горе Меру, вершине мира) и на солнечный диск, и вздохнула. Она не сомневалась, что у её «тётки» и «старшей сестры» - Перу, было бы «ого-го-го какое» мнение по поводу предоставленного выбора. Затянуть с этим выбором, угробить мир, забрать силу Божественного света и построить другой мир, полный равноправия и справедливости – для богинь (любопытно, что в моих текстах есть история о мире, где Перу действительно попыталась сделать это).
Она почувствовала также, что очень хочет поговорить с матерью, которую давно уже не видела.
Вач выслушала дочь, и как ни боролись в ней благородство и материнское чувство с затаённым собственным интересом, не выдержала:
-Вообще-то, - сказала она, - речь не шла о том, что тебе обязательно нужно выбирать бога. Если ты выберешь достойнейшего из героев, твой сын – или дети, будет правителем мира. Он станет родоначальником династии, рода, люди которого своей совершенной властью сделают мир иным. Преобразятся сами люди… они станут такими, какими…
Может быть, она и закончила бы фразу: «…какими я их пыталась сделать. Единым народом, не знающим войн, разумным, спокойным… правильным». Но сказала другое:
-Всё же, это только твой выбор. Он позволил тебе решать самой, значит, это самое важное. Это великий дар. Возможно, именно это ты должна передать своим детям.
Слова Вач успокоили Дару. На самом деле, она уже давно сделала самостоятельный выбор, ещё до того, как прозвучала Судьба, как зашумело ледяное море. Она выбрала, удивительно, того, кто выпал из сферы враждующих интересов. Более того, к тому времени она уже была женой Яра. Просто – и в этом была её особенность, не считала нужным кому-то рассказывать – пока не спрашивают. И, надо сказать, боги Пантеона существовали в то время как-то совсем отдельно друг от друга, будто центробежные силы расширяющегося мира расталкивали их всё дальше.
В общем, таков был выбор Дары. И с тех пор руна Единого Гуфу (Дар времени) и руна Единственной Саг (Солнце) описывают этот выбор.
А теперь, что же произошло с У.М.; если выбор был сделан, почему же мир умирал.
У.М. существовал в пространстве «запасного» мира, где вечно что-то не ладилось, и со временем тоже могла произойти как-то неприятная вещь. Как бы то ни было, считалось, что к Исходу выбор не был сделан, в то время как сын Матери Богов должен был вот-вот появиться на свет, боги как раз ушли. Ходят легенды в У.М., что каким-то образом Дара осталась в мире, и когда-нибудь Странник всё же появится на дорогах и спасёт мир.
И последнее: нельзя сказать, что итог выбора Дары в каждом мире одинаков, и всё же она всегда выбирает одинаково – руководствуясь тем чувством, которое сама же вызвала из небытия. Может быть как раз за тем, чтобы сделать выбор.
А чувство досталось людям, которые в «отношениях» не знают, что с ним делать; не узнают, путают, не понимают и отвергают: у них нет свободы выбора.
последняя редакция - август 2010