«Здесь сходятся ветра и течения, и судьбы, и стрелки часов…»
Я проснулся, поймав последние слова стиха. «Часов» — это важно, да. Я вспомнил, почему, и, пошарив по тумбочке, подтянул к себе смартфон. «13-57».
13-57?!
Я вскочил, протёр глаза: цифры не изменились. Но планшет, схваченный дрожащей рукой, показал мне «01-37». И я протёр глаза снова. Ну что ж, я не спал, не бредил, а мои электронные друзья подсовывали мне время с разницей в 12 часов. Если один из них врал (если?!), то хорошо бы, чтоб то был первый.
Я включил свет и увидел на наручных часах «06-23». Вот это было лучшее время.
В полной растерянности я потащился на кухню; итог: микроволновка — четверть восьмого утра, настенные часы — без четверти семь. Я затосковал: слишком много часов, и все они врут. За окном относительно темно, и я не помню, когда здесь в это время года бывает рассвет. Рука сама потянулась к телефону, я набрал 060.
— Здравствуйте, — сказала девушка, — меня зовут Мария.
— О… Олег.
— Олег, позвольте вам объяснить, как будет распределено время следующие двое суток, — бодро продолжила Мария. — От каждого стандартного часа будет отнято по четыре минуты, в сутках будет сорок таких укороченных часов, и эти два дня будут третьим апреля, воскресеньем, оба.
Два воскресенья.
— До свидания, — сказала Мария, и я спохватился:
— А время-то сейчас сколько?
Но услышал гудки.
Бред. Кошмар. Точно, кошмар, я ещё сплю.
Конечно, я ущипнул себя. Было больно. Я снова набрал 060.
— Здравствуйте, Олег, — сказала Мария. Я сдержал рвущийся тоскливый стон.
— Подскажите точное время, пожалуйста.
— Семь часов ноль минут, — сказала Мария. — Вам пора вставать.
Я выключил телефон. И капсула остановилась. Это будущее. Две тысячи лет. Вот и закончился кошмар. Так всегда, когда летишь вперёд: то ли сон, то ли явь, время безумно. А когда возвращаешься, это похоже на смерть.
«…и сойдясь, устремляются только вперёд».
Мой новый город. Вчера я положил первый камень, а сегодня задуманные мной создания скользят по призрачным улицам. MARHIA просчитывает результат, и я изучаю сводку: всё ли создано по образу и подобию моей мечты, не нужно ли менять заповеди на инициирующем камне?
— Хорошо, — бормочу я, пролистывая страницы, — это очень хорошо. Две тысячи лет он простоит.
— Дадите имя звезде? — спрашивает MARHIA.
— Конечно.
А потом мы летим назад. И я слышу, как на доски падают комья грязи, как скрипит дерево, и запах влажной гнили, перегноя. Мне страшно, как никогда. В голову лезут байки о тех, кто за творения свои заплатил собственной кровью, о безумцах, ушедших в пепел, о тех, кто так и не увидел ни начала, ни конца, мучениках вечных петель. И вот я во тьме, бездыханный и прошлый, но всё ещё шепчу и шепчу себе, что это, должно быть, кошмарный сон, и всё никак, никак не могу проснуться.